По просьбе потомков Голды я не буду называть фамилию этой семьи, с которой мне посчастливилось общаться. Страдания, мысли, думы Голды – еврейской женщины, навсегда остались в памяти как один из фрагментов истории моего родного Олекминска. Они жили с нами рядом и каждый влиял на развитие и даже перемены в нашем округе. Голда начинала свой рассказ, достав из буфета чашки из тонкого германского фарфора, разливая осторожно и неторопливо золотистый чай. Седые волосы тщательно уложены и заправлены под красивый платок. Несмотря на почтенный возраст, осанка у Голды была просто великолепна. Она шла с таким достоинством, словно несла в себе хрупкую любовь в чаше, боясь ее расплескать.
— Мой дед Ян был сослан в Олекминск вместе с семьей, у них было восемь детей. Бабушка Гила никогда не работала, занималась домашним хозяйством. Мой папа Наум был самым младшим из детей. Семья была богатая по тем временам. У деда были накопления и он открыл небольшой магазин здесь, в городе с разрешения окружного исправника. Так случилось, что покупателями в магазине деда были в основном зажиточные мещане, купцы, чиновники, сосланные дворяне и скопцы. Товар был из Франции, Германии, Англии, часть из Китая, который привозили на паузках наши знакомые торговцы-евреи. Дед Ян много работал и много помогал бедным людям, никогда не отказывал им в помощи. Не любил лентяев и в этом с ним был солидарен его большой друг Идельгин, он его называл Стефан. Они многодетным семьям-инородцам даже дома строили и помогали с приобретением скота. Однажды Ян насмешил своего друга Стефана, говоря, что они оба инородцы. Ян – еврей, Стефан – якут:
— «Мы с тобой иного рода».
Надо сказать, что при встречах они могли долго разговаривать один на один в горнице, потом выходили чай пить, любили пошутить и посмеяться. Бабушка Гила рассказывала, что Стефан уговаривал детей отдать в школу, но дед отказывался, потому что школа была церковно-приходская, а мы были как бы другой веры. Так случилось, что только мой папа Наум пошёл учиться в школу. Олекминск менялся на глазах у нашей семьи. Мне рассказывали, какой был город, когда семья приехала. Почти в каждом доме были музыкальные инструменты, жители увлекались музыкой, театром, чтением книг. Собирались в каком-нибудь доме, где умели и не умели читать и слушали по вечерам рассказы, повести. Особенно любили читать Льва Толстого.
Потом атмосфера в городе начала меняться после прибытия ссыльных революционно настроенных групп, это были люди разных национальностей и сословий. Часть ссыльных ходили в церковь и каялись в том, что пошли против царя, к ним отношение смягчалось со стороны полицейских, другая часть ссыльных была упряма и чрезвычайно агрессивна, они хулиганили и за это их сажали в «чижовку», так олекминчане называли тюрьму. Большинство же ссыльных были грамотные, интеллигентные люди. Мы старались относиться ко всем уважительно, но частыми гостями в нашем доме были, конечно же, евреи. Это были медики, провизоры, торговцы, сапожники и портные, много было нищих.
Безграмотные и нищие евреи ссылались на Север за конокрадство, кражи, бродяжничество, а ещё было написано: за порочное поведение. Они ссылались на вечное поселение, некоторые переходили из ссыльных в крестьяне, мещане или, как наш дед Ян, в купцы. Потом в Олекминск приехал купец 2-ой гильдии Пинхус Лейбов Ментус с семьей, он открыл два магазина, где торговал женской одеждой и керосином. Они, в отличии от нас, через семь лет уехали. Больше всего еврейских семей было на золотых приисках, но был негласный договор и товар привозился ,в основном, на прииск Абрама Славина, его жена Соня всегда была гостеприимна. Только там олёкминские евреи могли послушать музыку своей родины, где играли на скрипках. Мой дед, а потом и папа возили туда продовольственные и другие товары для продажи и на этом здорово разбогатели. Мы не знали нужды и поэтому старались помогать людям, которые нуждались. Но речь даже не об этом. Мы видели доброе отношение местного населения к определенной части моего народа.
Купцы, торговцы много помогали, даже было создано евреями Олекминское благотворительное общество, куда вносились пожертвования на строительство приюта, училища, но торговцы такого уважительного отношения со стороны населения как, например, к фельдшерам, врачам, аптекарям, адвокатам, не имели. Рассказывали, что ссыльный Адольф Клюге после Колымы прожил в Олекминске где-то года два, работая адвокатом, а когда уезжал, пришли провожать его множество народа и подарили ему золотые часы с надписью «От благодарных олекминцев», с такой же надписью получил золотые часы и врач. С большим уважением относились к двум Моисеям, один был часовых дел мастер, а другой Моисей – парикмахер. Голда засмеялась и сказала, что в народе, чтобы не путаться, парикмахера называли Моська, а часовщика – Моня. Без сомнения все любили фельдшеров, всех и не вспомню, но назову Сарру Золотушкину, Мириам Шишлянникову, Хая Бедер, Эня Кац, Гуревич, а из врачей помню только были Лейман и Ширман, Абрамович и Мицкевич. Поскольку мой папа держал скот, то запомнился и ветеринарный фельдшер Айзик Левенгарц. Дед Ян встречался в Олекминске также с ученым из богатой еврейской семьи Иохельсоном, который был сослан за идею крестьянской революции и распространение нелегальной литературы из «Народной воли» .
Надо сказать, что ссыльные, которые конфликтовали с властями, были чрезвычайно активны и прилагали много усилий, чтобы изменить социальную политику. Они привносили и смуту в сердца людей, как Иохельсон, например. Он агитировал за народ, а сам собирал редкие материальные и духовные ценности, множество редких артефактов, но не оставил ни России, ни народу Якутии, а заключил контракт с американским музеем в Нью- Йорке и всю коллекцию передал им, затем и сам уехал туда. Наша семья никогда не одобряла таких действий. Мы были воспитаны так, что где живешь, там и приноси пользу. Однажды у окружного исправника Москвина пал конь и ему не на чем было передвигаться по округу, тогда дед вручил ему коня со словами «Езди на здоровье, Николай Николаевич».
Голда прибрала со стола и, взяв в руки пяльцы, начала вышивать, извинившись, что без дела сидеть и просто так говорить не может. Она продолжила рассказ:
— Ссыльные в Олекминске влияли и хорошо, и плохо на политику. По словам Адольфа Клюге, инородцы его называли Адолька, в Якутии живут простодушные люди. Мой папа в результате бесед со Стефаном Идельгиным ещё маленьким ребёнком принял православную веру. По рассказам моей семьи дружба с Идельгиным обогащала настолько, что его хотелось все время слушать и не пропускать ни одного слова. Стефан дружил с семьями и Клюге, и Соломако и многими другими, его очень уважали. Меня дедушка назвал еврейским именем Голда, что в переводе «золото». Она засмеялась и сказала, что, вероятно, из-за золотых приисков, но все называли меня Галина. А у бабушки имя Гила, значит радость. Она и правда несла в себе радость и любовь к семье и людям. Всех гостей принимала с радостью. Наша семья дружила со всеми ссыльными разных национальностей. Городок же был небольшой, все друг друга знали. Много было сослано поляков, были немцы и литовцы, французы и латыши, украинцы, татары и башкиры, в тяжелых и непривычных условиях пришлось по воле судьбы жить и поэтому старались друг друга поддерживать. Многим даже понравился Олекминск и они целыми семьями здесь оставались, в том числе и мы.
Местные люди были честны, добры, в них не было никакого лукавства. Они говорили правду и жили по правде. Глядя на них , многие ссыльные принимали православную веру. В моей семье всегда говорили:
— Якуты чистые сердцем, берите с них пример.
Когда началась золотодобыча и появилось множество питейных заведений, то атмосфера в округе начала меняться в худшую сторону, стало больше убийств, краж. После революции рассказывали, что много находили золотых «схронов» в тайге.
Политссыльные в Олекминске многое изменили. Они учили и лечили, сами учились у местного населения. А у олекминчан рождались мифы, сказки, пересказывали разные страшные случаи из жизни ссыльных. Местному населению фантазии было не занимать.
Рождались из незначительного случая целые поэмы! Например, говорили, что два раза в год в апреле и ноябре ночью по улицам Олекминска бегал страшный белый бык, у него был большой рог посредине лба, он обладал необыкновенной силой и убивал лживых людей. В это время население опасалось выходить на улицу.
Много ссыльных так и не смогли приспособиться здесь, на Севере. Некоторые жизнь заканчивали трагически – самоубийством, много было и побегов, а местные из-за жалости помогали бежать.
Голда отложила вышивание и задумчиво произнесла:
— Часто думаю, если бы не было ссыльных, то как бы развивался Олекминск? Вероятно, здесь был бы тихий, трудовой, хлеборобный округ с рыболовецким и охотничьим хозяйством.
День склонялся к вечеру, но это только определяли часы на комоде у Голды фабрики Павла Буре, как остаток былой купеческой роскоши. За окном же было светло, белые ночи продолжали радовать наши сердца. Я поблагодарила Голду-Галину,а она подарила мне цветное украшение, где был вышит стебельком и гладью пшеничный колос в окружении рассыпного золота.
Татьяна Емельянова (из книги «Живые предания Олекмы»)