Неделю назад бахнул многабукаф про Крымскую, но... поспешил - в итоге, проще оказалось "пристрелить" ту статью. Поэтому сегодня - новая попытка - тема крайне интересная и актуальная. Снова сделаем подход к историческому и вернемся к enfant terrible российского национального мифа: к Крымской войне. Или к Восточной войне, как ее называет западная историография.
***
Джон Фитцджеральд Кеннеди однажды перефразировал Тацита и сказал: "У победы тысячи отцов, а поражение всегда сирота". Сей принцип полностью нашёл свое отражение в популярной легенде о Крымской войне.
Механизм возникновения этой легенды прост: когда "сильный" миф победы сталкивается со "слабой" реальностью поражения, масса деятелей второго-третьего порядка сходится в том, что в поражении виновен деятель первого порядка. Особенно, деятель, который "ушёл". Мы - хорошие, мы старались, а "он"... А "он" злосчастно накосячил.
В отношении Крымской войны эта легенда выставляет на первый план императора Николая Павловича - на него осуществляется перенос ключевой части вины. Он - "козёл отпущения". А что? "Мёртвые не потеют" (с). Из гроба не вылезет, с умников не спросит...
Этот механизм очень живуч и в разных конфликтах активно используется пропагандой: например, сторона А может использовать его в своих нарративах для того, чтобы спровоцировать раскол на стороне Б - дескать, это война вашего лидера Х, а не ваша. Не стоит в нее "вкладываться", а каждый шаг дистанции - это шаг к лучшему будущему для вас. То есть, налицо попытка субъективизировать объективные процессы. А иногда, как в случае с Крымской, на этот механизм есть спрос внутри самой стороны Б - надо же объяснить, почему мы такие классные, а положение такое хреновое. Так бывает.
Но, вернемся к Николаю I. Давайте посмотрим как он "просирал полимеры" на самом деле. Возьмем для примера... нарезное оружие. Ну, чтобы не лезть в дебри. Скажу сразу: я не историк оружия - может и погрешу где. Не взыщите, дамы и господа.
***
Предыдущие два столетия оружейные тренды менялись очень медленно и срок жизни идеи, воплощенной в металле, составлял десятилетия. Медленно менялись технологии, медленно менялся продукт, медленно менялась тактика его применения. Такой вот замкнутый круг.
Но, промышленная революция по мере своего развития ускоряла этот процесс. Чем выше технологические возможности, тем быстрее меняется продукт - тем острее необходимость заново осмыслить применение. И если XVIII век не внес значимых изменений в массовый мушкет и тактику, то вторая четверть XIX века стала временем перемен в армиях промышленно развитых и развивающихся стран.
Россия в эпоху правления Николая Павловича тоже переживала промышленную революцию. С отставанием и в особых условиях, тяжело и неравномерно, но уверенно. Это давало возможность развивать оружейное дело. Например, почти все царствование Александра I русская армия имела на вооружении пехотное ружье образца 1808 года - в разных вариациях, конечно. Это был кремниевый гладкоствольный дульнозарядный мушкет. Хорошо подготовленные солдаты линейной пехоты могли обеспечить с его помощью достаточный минутный вес залпа на дистанцию около 200 шагов. Нормально? Для эпохи наполеоновских войн более чем.
Имелись и нарезные ружья - штуцеры. В очень малом количестве они стояли на вооружении егерей и ряда иных подразделений, от которых требовался не вес минутного залпа, а точность.
Казалось бы, раздайте больше штуцеров и эффект от огня будет только лучше, но... Ах, это проклятое "но"!
В первой четверти XIX века целый ряд факторов работал против штуцера. Потому что штуцер неизбежно означал снижение минутного веса залпа.
Во-первых, играл свою роль кремниевый замок: по совокупности причин на 100 выстрелов он давал большое количество осечек. В среднем до 10-15 - из условной шеренги в 100 человек выстрелят 90-85. Ну, ветром сдуло порох с полки. Или дождь. Или кремень стесался. Или ты пороха не досыпал - пшшш! - а выстрела нет.
Во-вторых, скорость заряжания. Чтобы пуля плотно прилегала к нарезке штуцера, ее приходилось вколачивать в ствол. Это было нетривиальной задачей, требовавшей времени - в итоге падала скорострельность.
Сложите первое и второе - получите снижение веса минутного залпа или превращение залпа в беглый огонь. А снижение веса минутного залпа - это снижение ущерба вражеской пехоте и кавалерии. Снижение боевой эффективности и устойчивости пехотного подразделения.
На рубеже второй четверти XIX века нашлось решение первой проблемы: капсюльный замок. Не надо сыпать порох на полку и вот это вот все - заряжаешь ружье, вставляешь капсюль и стреляешь. Надежно и больше никакого дыма с искрами в рожу.
С некоторым опозданием эта новинка была реализована в России в виде ударного пехотного ружья образца 1845 года.
Почему с опозданием? Потому что первой задачей, стоявшей перед военной промышленностью, была унификация производства ружей.
В 1830 году великий князь Михаил Павлович, младший брат императора, вскрыл интересную картину: ружья одного проектного образца в исполнении разных заводов отличались друг от друга.
То есть, производились они не по проекту в современном понимании, а "по мотивам". И это было проблемой - для гладкоствола это было терпимо, но... на повестке стояло перевооружение.
Да-да, император был в курсе того, что будущее за нарезным стволом. И если гладкий ствол прощал разброс образцов - главное, чтобы стреляло с нужной скоростью на среднюю дальность по цели величиной "коробка мужиков в форме", - то разброс нарезных стволов сделал бы каждую линейку уникальной. Это можно сделать. Но, это невозможно снабжать. А прибавьте сюда проблемы с заряжанием и кремнем... В общем, несколько лет неиллюзорных усилий ушло на то, чтобы добиться унификации производства: чтобы стандартный капсюль был совместим со стандартным стволом, а стандартный ствол - со стандартной пулей.
Но, очевидность перехода на нарезное оружие была неоспорима. И в 1837 году создается Комитет по улучшению штуцеров и ружей. Ему предстояло выбрать путь и способы перевооружения.
Незадолго перед этим, в Европе появилась годная разработка - штуцер с двумя нарезами, в который вставлялась круглая пуля с ободком или коническая с "ушками". Так называемый "литтихский штуцер". Заряжался он проще, чем ранние образцы (два широких нареза) и его быстро доработали под капсюль.
Производился он в Бельгии и русскими технологическими болячками не страдал. Таких стволов Россия закупила суммарно 20000 штук. Капля в море, конечно. Но, это казалось вполне перспективным направлением, так что модификации не заставили себя ждать - например, штуцер Гартунга, образца 1848 года. Его произвели малой партией в Сестрорецке.
Помимо оригинальной конструкции, по мотивам "литтихского" штуцера нареза́ли небольшие партии ружей старых образцов (т.н. "переделочные" ружья). Переделка старых стволов обходилась дешевле, чем стволы с "нуля" (этот фокус применяли все - и англичане, и французы).
Но, по мере накопления опыта производства и применения стало ясно, что у литтихского штуцера есть свои болячки, которые вряд ли получится вылечить. Например, быстрый износ нарезов или отлом/деформация "ушек" у пули. Любой перекос и у тебя проблемы, амиго. Еще больше слабых мест показали "переделочные" ружья из более старых образцов - хотя бы в силу своего тяжёлого технологического детства.
Потихоньку подкатило новое решение. В 1846 году французы начали массовое производство стержневого штуцера системы Тувенена. Идея была остроумной: штуцер с бо́льшим количеством меньших нарезов и цилиндро-конической пулей без "ушек". Фишка была в том, что в казенную часть вкручивали стержень, о который пуля расклепывалась в тыльной части и плотно прилегала к стволу.
Купить это по политическим причинам наши не могли, но идею подхватили и в результате появился "переделочный" штуцер Эрнрота, образца 1851 года. По этой схеме планировалось переделывать партии пехотных ружей образца 1845 года.
Все эти назревшие, хорошие (и не очень) решения упирались в технологические возможности русской оружейной промышленности. Для перехода на нарезное оружие нужно было не только улучшить стандартизацию - нужно было завершить переход от мануфактуры к фабрике, изжив остатки надомного производства. А этот переход происходил медленно - даже давление "сверху" не приводило к скачку. То есть, ты можешь понимать все и видеть лучшие решения, но... воевать ты будешь тем, что может произвести и обслуживать твоя промышленность. Это и было основной проблемой: империя была вынуждена одновременно модернизировать и продукт, и технологию. В этом было ключевое отличие от союзников: запилить пару-тройку экземпляров красивого с помощью бригады Левшей было несложно - воспроизвести это в массе изделий было гораздо сложнее. В условиях России второй четверти XIX века скачок был невозможен - приходилось медленно, но верно привлекать специалистов, закупать оборудование, вытягивать технологические процессы на нужный уровень и потом уже масштабировать производство. И эта работа шла - в том числе, благодаря усилиям Николая Павловича. Кстати, Петру Великому, в этом отношении, было гораздо проще - скорость прогресса была меньше, а технические решения проще. Плюс, для армии в 700 000 человек, чтобы выйти на стартовый уровень союзников начала войны (в 2/3 нарезных стволов), надо было за короткое время произвести порядка 450 000 стволов. Могла это осилить русская оружейная промышленность? Ответ, думаю, очевиден.
Следующий шаг сделал французский капитан Минье. Зачем нужен какой-то стержень, если в дно свинцовой пули можно установить стальной колпачок? Под давлением пороховых газов он расплющит дно пули аккурат до плотного прилегания к стволу. И эта пуля легко проходила ствол - никакого заколачивания, ведь она чуть меньше диаметра ствола. С 1849 года этот вариант (капсюльное нарезное ружье под пулю Минье) активно производится во Франции. Далее, пулю еще более упростили - отказались от колпачка: оставили просто коническую выемку.
О новинке в России узнали быстро и пулю Минье поставили на вооружение для имеющихся штуцеров, но... время стремительно несло Россию в войну.
Была ли эта война необходимой? Да. Российская Империя нуждалась в гарантированной свободе черноморского экспортного пути - кратчайшего пути вывоза зерна. Для этого был необходим контроль над проливами. Императору неизбежно предстояло решить "Восточный вопрос", чтобы стремительно растущий русский торговый флот не был заперт в Черном море. И если вначале была надежда на дипломатическое решение (погуглите про Ункяр-Искелесйский договор), то усилия Британии, опасавшейся усиления русских в Средиземном море, подталкивали дело к войне.
К 1853 году Османская империя была для России сравнимым противником: имеющихся сил и средств по количеству и качеству было необходимо и достаточно для ведения успешных боевых действий на суше и на море. Поэтому, оснащенность нарезным оружием в пределах 20 стволов на батальон не выглядела чем-то из ряда вон выходящим. Да и то, так было в дивизиях, прикрывавших, согласно военной доктрине, западное направление - на периферии было пожиже. Это к концу войны правдами и неправдами наши добьются 26 нарезных стволов на роту, а пока вот так. В общем, война с турками виделась вполне совместимой с плановым перевооружением и поиском лучших решений.
Но, риски превращения русско-турецкой войны в войну с коалицией развитых западных держав оказались сильно недооценены. По иронии судьбы, сыграл именно тот "маловероятный" сценарий, что требовал от империи развернуть производство нарезного оружия в масштабах, для которых не было ни сил, ни средств, ни времени. И да, если кажется, что сегодня такие проблемы решаются проще, то, вероятно, вы просто не в курсе положения в промышленности и на рынке труда. Просто сегодня запилить современную микросхему? Неа...
Ошибался ли император в оценке рисков? Да. Вместе с русской дипломатией. Чтобы успешно решить "Восточный вопрос", на дипломатическом поле предстояло сыграть с сильными противниками так, чтобы выйти на поле боя лицом к лицу со слабым. Но, увы - против "Зенита" вышел "Манчестер Юнайтед" и единственным шансом стала игра от глухой обороны. Война, в которой должны были сыграть роль прорывы и десантные операции, стала войной у родных берегов с опорой на крепости.
А что у союзников? На момент начала боевых действий, ни Англия, ни Франция не были вооружены нарезным оружием тотально - около трети наличного огнестрела составлял гладкоствол. Да и нарезное оружие было разномастным. Другое дело, что промышленные возможности союзников в ходе войны позволили совершить субтотальное перевооружение. Причем, англичане смогли осуществить его не только количественно, но и качественно, сделав массовой довольно совершенную винтовку "Энфилд", образца 1853 года.
Сыграли на уменьшение калибра и не прогадали. Плюс, поскольку союзники были впереди, то у них была возможность опробовать новинки в боях колониальных войн и получить опыт его применения. Это сказалось на тактике - союзники не стеснялись ходить в бой цепями и использовать укрытия на местности. В то же время, для наших практика применения нарезного оружия была вещью неясной и спорной.
Нет, технически наши тоже не сидели на месте - в 1856 году увидела свет винтовка Куликовского-Лядина-Резво́го, близкая к "Энфилду", но на войну, как и русские винтовые паровые линкоры, она уже не успела.
Была ли тут вина Николая Павловича? Мне вспоминается поговорка "Не стреляйте в пианиста - он играет как умеет". Если бы император был волшебником, возможно, он наколдовал бы что-нибудь, но разогнать в России тех лет промышленную революцию ещё быстрее вряд ли было возможно. Так что ему довелось принять вину, не будучи виноватым - noblesse oblige. Ошибки были, но ошибочность ряда решений в том контексте, что существовал до войны, не была очевидной. Это мы такие умные, потому что знаем ход событий и, грешным делом, проецируем поздние возможности на эпоху Николая I.
С другой стороны, было ли нарезное оружие союзников сокрушающей вундервафлей? Не думаю: в полевых сражениях оно обеспечивало значимую долю успеха, но если русские могли опереться на фортификацию, то значение нарезного оружия снижалось. Прикрыл батарею хоть мешками с песком и сразу усложнил задачу врагу - другое дело, что в динамичных боях на это просто не хватало времени. Плюс, можно было рассыпаться и залечь - но, к этому русское пехотное сознание привыкало с трудом и медленно: опыт предыдущих войн показывал, что залог успеха - плотная дисциплинированная "коробка".
Нет, ключ к победе союзников был в другом. Её определили два фактора. Во-первых, военная доктрина самой Российской империи: страна готовилась к отражению "Наполеона-2" - большой армии, наступающей с запада. Основные силы были расположены в западных губерниях и в Царстве Польском. Туда же была завязана вся военная логистика. Перебросить эти силы в Крым было бы очень непросто - железной дороги нет. Даже шоссе нормального нет.
А во-вторых, возможности оперировать западными дивизиями у наших просто не было: союзники смогли создать такую ситуацию, в которой существовала вероятность вступления в войну Австрии и удара на западном направлению. В итоге, основные силы и средства империи оказались скованы и парировать техническое (порой, даже численное) превосходство союзников в Крыму было нечем.
Была ли возможность добиться лучших условий мира при продолжении боевых действий и параллельном перевооружении? Только гипотетически: в реальности существовала неиллюзорная опасность увеличения коалиции и открытия новых фронтов. Поэтому, "Восточный вопрос" так и не был решён - пришлось пойти на тяжелый Парижский мир, с его долгосрочными последствиями (финансовый кризис, спад промышленного производства итд). Нарезное оружие просто немного ускорило ход событий и стало героем легенды.