Часть 2.
Вера кипела от ярости. Эти паскудыши развели ее, как последнюю лохушку! От слов девчонки, что она увидела за окном Лосиного Пастыря, у Веры до сих пор что-то дрожало внутри, и то, что какая-то мелюзга сумела так напугать ее злило больше всего. Она отперла дверь и кликнула этих двоих обормотов. Павлик вошел первым:
— Вера, а чего ты передумала вдруг? – О, пирожки остались. Они ведь нормальные, да? – Миша прошел к столу.
– Не трогать ничего! – рявкнула Вера – Да пошли они! Я им и то, и это, а он на меня бросился, тварина! И с чаем эти засранцы меня обманули. Фиг им, а не приобщение!
Как и большинство лжецов, Вера приходила в бешенство, когда кто-то обманывал ее саму, и Павлик к этому привык, хотя сам таким не страдал. Он неопределенно пожал плечами, мол, бывает. Миша с Верой деловито переставляли все со стола на кухонные тумбочки:
– Вы несите дрова, а я буду звать Лосиного Пастыря. К ночи управимся.
– Может в этот раз поближе его? А то я понимаю, что не тебе дрова таскать, но ты уж нас пожалей.
– Еще чего! Не переломитесь, дотащите – Вера нахмурилась – В тот же овраг, что и в прошлый раз. Убирайте стол, мне нужно место.
Под нетерпеливыми взглядами Веры мальчишки, тяжело пыхтя, ворочали стол, и наконец опрокинули его на бок и прислонили к стене. Паша побил ладони друг об друга, стряхивая пыль:
– Точно не хочешь их взять к нам? Я ведь тебя знаю, как успокоишься будешь жалеть.
– Идите отсюда – отрезала Вера, с кряхтением усаживаясь на полу – Были бы вежливые и послушные, взяла бы, а такие зачем нужны? И в этот раз все, что от них получим, будет мне, а то достало быть бабкой.
Миша вышел из дома, бросив на нее задумчивый взгляд. Паша прислонился спиной к стене рядом с дверью и усмехнулся:
– И кто тебе виноват? Могла бы и сейчас до сорока дойти.
– Ага, и буду вашей мамкой, а не бабушкой? В пень иди, я ваша младшая сестричка, вот и собираюсь выглядеть младше вас. К тому же, будь я восьмилетней, то эти обормоты бы ничего не заподозрили.
– Да как скажешь – Паша поднял руки, показывая, что сдается, и пошел к выходу – Не забудь дверь запереть.
Снаружи Паша вдохнул полной грудью лесной воздух с запахом сырости. Жаль конечно, что близнецы не войдут в их банду. У него последние дни жутко чесался палец и это раздражало, прошлой ночью он не мог уснуть из-за этого и всерьез раздумывал над тем, чтобы выкопать свой мизинец и почесать его. Если бы взяли новичков, то они бы взяли это на себя… Паша вздохнул и прикрыл глаза. По сути ведь эти двое чужаки и чужаками помрут, а сестренку надо баловать.
– Она ведь надолго, может в картишки перекинемся пока? – Миша сидел за уличным столом и тасовал потрепанную колоду карт.
– А давай – Паша опустился на стул напротив.
***.
В маленькой каморке оказались грязный матрас, жестяное ведро и лежащая рядом с ним книга. Дима безуспешно толкнул дверь. Даша взяла книгу и прищурилась, сумев разобрать название «изумрудная книга сказок». Большая часть страниц вырвана, так что стало ясно, что книга тут в комплект к ведру. Дима сумел разобрать надписи на стенах, некоторые выцарапанные, другие написанные чем-то темным.
«Он сердится. Подарки не нравятся, а все равно приходиться платить».
«Руслан Вяточкин был тут. Расскажите моим родителям».
«Зарыли пальцы под порогом.
И лось к ним не найдет дорогу».
— Мы серьезно влипли — тихо сказал Дима. Даша кивнула. Раздались приглушенные голоса и Даша с Димой прильнули к двери, прислушиваясь к разговору. Старуха очевидно злилась, а мальчишеский голос звучал спокойно. Когда голоса затихли, Дима с Дашей переглянулись. Надо выбираться и быстро.
Свет в каморку проникал только из зазора между дверью и полом и щелями в ее досках. Дима ощупал ее: – Дверь вроде хлипкая, попробуем выбить? – Они сбегутся на шум, оставим это на крайний случай. Видишь, в скважину не проходит свет? – Даша присела и заглянула в замочную скважину – она оставила там ключ. Книгу со сказками Даша все еще держала в руках. Она осторожно вырвала лист и замерла, прислушиваясь. Все спокойно. Даша вырвала еще два, также замирая и прислушиваясь. – Засунем листы под дверь и вытолкнем ключ. Повезло, что они такие большие – пояснила Даша просовывая листы под дверь. Дима присел и тоже заглянул в скважину: – Пальцами туда не залезть.
После быстрого обыска они нашли в углу под матрасом длинный гвоздь, должно быть именно им и выцарапали большую часть надписей. Даша потыкала гвоздем в скважину и за дверью звякнул о пол ключ. Сидевший на изготовке Дима втащил за краешек листы, его сердце замирало при мысли, что все три листа будут пусты. Первый лист пошел тяжело и втянув его, Дима увидел поверх иллюстрации с пряничным домиком темный старый ключ.
В тишине дома проворачивание ключа в замке казалось оглушительным. Со скрипом открыв дверь, они осторожно вышли наружу. В доме царила тишина. Крадучись, они вошли в комнату, где недавно пили чай, и оба вздрогнули. Стол стоял на боку, а на освободившемся месте спиной к ним стояла на коленях Вера. Близнецы переглянулись и тихо пошли к двери. Дима потянул ее. Не поддается. Ключа нигде не видно. Тот, что они достали из двери, тоже не подошел.
Дима нахмурился, догадавшись, где лежит ключ. Он тихо подкрался к старухе и опустился рядом. Не удержавшись, он заглянула ей в лицо и чуть не вскрикнул – голубые глаза распахнуты и смотрят перед собой. Пересилив себя, он сцепил зубы, скользнул рукой в карман фартука и выудил ключ. Попятившись задом, он медленно поднялся, подумав, что если старуха сейчас шевельнется или что-то скажет, то он закончит сердечным приступом. Даша с тревогой следила за ним и грызла ногти. Она давным-давно изжил эту привычку, но теперь та снова к ней вернулась.
Ключ провернулся легко, без единого звука. Дима открыл дверь наружу, впустив внутрь свежий воздух и птичье чириканье, и они вышли.
За столом на мансарде сидели мальчишки и играли в карты. Они сняли перчатки и держали перед собой веера потрепанных карт обеими руками, и в глаза Даше бросилось, что у каждого не хватало одного мизинца. Поначалу они не заметили близнецов, сильно погрузившись в игру. Перед домом лежали велосипеды, один чуть дальше, и Дима жестом уступил Даше ближайший. Даша прыгнула к первому велосипеду, а Дима рывком запрыгнул на перила деревянной ограды мансарды, с силой оттолкнулся и приземлился рядом со вторым. – Вера, ты уже закончила? – мальчишка заметил, что кто-то вышел, но повернувшись увидел только пронесшихся мимо беглецов – Куда, а ну стоять! Раз. Дима приземлился рядом с велосипедом и рванул к нему. Два. Схватил его за ручки и поднял. Три. Запрыгнул в седло и крутанул педали. Он бросил взгляд назад – Даша следовала за ним, мальчишки орали им вслед, но стояли на мансарде и не гнались за ними. На полной скорости велосипеды понеслись по лесной тропинке. ***.
Соня сидела в углу домика, обнимая Тигрушу. Ей нечем было заняться, когда все ушли, так что она наконец могла спокойно поплакать. Она любила Диму и Дашу, но плакать при них ей было стыдно. Так что она сидела в углу, всхлипывала и шмыгала носом. Их не было уже давно, но Соня не знала, как далеко их повезли, так что просто ждала. Солнце заходило и медленно наползали сумерки.
Со стороны дома раздался какой-то грохот, словно что-то обрушилось, должно быть, упала одна из стен. Соня встала, подошла к окну и оглядела пожарище. На первый взгляд оно не изменилось. Через несколько секунд Соня заметила движение и подалась вперед.
От темного силуэта развалин отделилась сутулая человеческая фигура, бредущая вперед. Она наткнулась на дерево, обхватила его, словно обнимая, и ощупала руками. Ледяной пот прошиб Соню: «Перекладины. Он ищет дерево с лестницей из досок» *** – Мы уже проезжали это место – сказала Даша. – И как ты это поняла? Тут все одинаковое – огрызнулся Дима. Они ехали так медленно, как могли, чтобы поговорить друг с другом. Они уже начали уставать, а бесконечные тропинки среди деревьев и кустов так никуда их и не привели. Можно было попробовать остановиться и опереться на дерево, чтобы отдохнуть, но у обоих не было уверенности, что это безопасно.
Даша смотрела наверх, безуспешно пытаясь определить направление по заходящему солнцу: – Мы уже несколько часов ездим, так что вариант только один – мы ездим кругами. Димы не ответил. У него разболелась рана на ноге и настроение было препоганым. Еще и синяк на руке начинал было болеть, но теперь уже перестал.
Его осенило и он на секунду остановился, чуть не упав: – Ты права, мы не туда едем. Ищем место для разворота – скомандовал Дима. – И как ты это понял? Тут все одинаковое – передразнила его Даша. Дима невольно потер руку: – У меня есть способ, не могу объяснить какой. Просто знаю. Даша не отвечала, просто смотрела на него недоверчиво. – Ну серьезно, у тебя что, есть вариант получше? – разозлился Дима. – Веди уж, Сусанин – вздохнула Даша.
Они поехали назад по тропинке. Рука начала болеть, подсказывая, что они на верном пути. И все же ориентироваться было тяжело, компас из руки вышел неважный, а вместе с вечерним холодом на лес опустился туман. Они ехали по едва заметной в сумерках тропинке, задевая торчащие из белого марева ветки. Дима притормозил, чтобы прислушаться к ощущениям и выбрать путь на развилке, Даша тоже замедлилась и с беспокойством оглянулась: – Ты слышишь? Ищут кого-то.
За скрипом велосипедов вдалеке слышался незнакомый женский голос, звавший «Сашенька! Олежек!. – Это за нами и идут – Дима свернул на боковую тропинку – Сюда. Все тот же голос раздавался то сзади, то сбоку, а иногда и спереди, то затихая до едва слышимого, то такой громкий, словно кричавшая стояла в паре шагов от них, и тогда близнецы замедлялись, как могли, проворачивая педали только чтобы не упасть.
Из тумана навстречу им словно выскочила темная фигура, оказавшаяся уже знакомым идолом. Они впервые могли рассмотреть его вблизи, и оказалось он не просто старый, а древний, как экспонат в музее. Дима вгляделся в суровое лицо идола: – Как думаешь, мы должны ехать туда, где он появился, или наоборот? – Туда, где он появился – уверенно сказала Даша – эти трое ему враги.
Дима кивнул и они свернули налево, огибая идола. Он появлялся из тумана снова и снова, ведя их, рука Димы болела все сильнее и он вцепился в руль, стараясь держать его прямо. Зовущий голос окончательно затих. Ветви по бокам исчезли и они выехали на свободное пространство, видимое только на пару метров в стороны. Даша заметила впереди что-то на земле.
– Это что, кто-то песочницу сколотил среди леса? – удивилась она – Хотя без разницы, сможем отдохнуть хотя бы. – Это наша песочница! Мы выбрались! – не смог сдержаться Дима. Они на месте, нужно только залезть в домик и руку перестанет корежить от боли! – Не кричи, он услышит вас! Лезьте в домик скорее! – раздался сверху крик Сони. – Кто? – крикнул Дима, сразу же поняв, что сглупил, а секундой позже увидел ответ. Фигура человека темнела посреди белой мглы, брела к ним, вытянув вперед руки с тонкими пальцами. – Я отвлеку его, иди в домик! – крикнул Дима, заложил вираж в сторону дороги и крикнул – Иди сюда, давай, давай!
Проехав вперед он оглянулся, с трудом разглядев фигуру в тумане позади, но похоже он смог перетянуть внимание на себя. Дима хорошо помнил дорогу, так что налег на педали. «Я ведь теперь могу выехать из леса и позвать на помощь. Хотя нет, надо ехать всем, у нас есть второй велосипед, а Соню возьмем на багажник».
Черная фигура выскочила на него из тумана, широко раскинув руки. Дима рухнул на руль и проехал под сомкнувшимися руками, даже не успев осознать случившееся.
«Это второй? Нет, тот же, но как он обогнал меня? - мысли лихорадочно носились у него в голове, и он не заметил песочницу, налетел на нее колесом и вылетел с взбрыкнувшего велосипеда на землю, больно ударившись о край песочницы раненой ногой. Он залез на бортик, словно ящерица, и лихорадочно оглянулся. Преследователь стоял у него за спиной и медленно ощупывал велосипед скрюченными пальцами.
Дима сел на корточки и пошел по доске, придерживаясь за нее руками. Дерево заскрипело и черный застыл, а затем двинулся, обходя песочницу. Вытянутыми руками он нащупал капот машины, развернулся к песочнице и остановился. Дима посмотрел на застывшую фигуру и понял: «Он знает, что я где-то на песочнице и перекрыл мне путь к машине. Мне мимо него не пройти».
Соня стояла и всматривалась в туман. Она была в безопасности в домике и могла не бояться, что Черный выйдет на звук, но Даша с Димой где-то внизу, и понять это можно было лишь по скрипу велосипедов и смутным фигурам. Она слышала, что Дима собирался отвлечь Черного на себя. С крыши раздался шум, кто-то шел по доскам. Соня вскочила, растерявшись, куда теперь бежать, когда на балкончик спрыгнула Даша. — Ох, это ты — Соня облегченно выдохнула — А Дима где?
Они слышали звук приближающегося велосипеда, похоже Дима вернулся, но после пары минут ожидания Дима так и не появился. Даша опять грызла ногти: — Где Дима? Неужели Черный его схватил? — Нет, тогда мы бы услышали — Соня напряженно вглядываясь в белую мглу внизу — Мне кажется, он стоит рядом с машиной. Пошли, надо его отвлечь.
Они вытащили обе коробки с игрушками и хламом на балкон. Даша вытащила первую игрушку, пластмассовый грузовик без колес, и метнула ее, взяла у Сони следующую, рваного плюшевого зайца, и отправила следом. Даше пришлось бросать их на память в невидимые в тумане кусты, и она иногда попадала — игрушки размеренно шуршали, падая на ветки.
Дима так и сидел в полуприсяде и лихорадочно размышлял, когда услышал шорохи и треск веток сбоку: «Кто-то идет через кусты. Неужели те, с мизинцами, нас нагнали?
Черный дернулся и пошел в сторону шума. Пока он отвлекся, Дима прошел по доске бортика, перепрыгнул на капот, приземлившись с глухим стуком, перепрыгнул на крышу и со всей возможной скоростью полез на нависавшую ветку. Черный рванулся, услышав позади стук, навалился на крышу машины и схватил его за ногу. Дима брыкался, и неожиданно нога освободилась. Он заполз наверх и встал на ветку, почувствовав одной ногой шершавую кору сквозь носок — Черный стянул кроссовок, а теперь шарил руками по крыше. Не задерживаясь больше, Дима пролез в домик.
Даша бросилась на него с объятиями, по виду она готова была зарыдать. Соня выглядела мрачно. Даша заметила это и спросила: — Это ведь из-за папы, да? Ты расстроена, что Черный так его использует. — Черный не использует папу — сказала Соня и устало села на подушку, подперев голову рукой — Папа и был Черным. Я бы догадалась раньше, просто не приходило в голову, что папа может так сильно возненавидеть нас. Умирая, он сам стал и жертвой, и просителем, хотя я не понимаю, почему перед смертью он загадал Дядьке избавиться от нас.
Даша отстранилась от Димы, выпуская его из объятий, и горячо возразила: — Это не может быть папа! Папа любит нас, он бы никогда не стал делать такого! — Он ненавидит нас за смерть. Он мстит нам. И он хочет правду — Соня загнула три пальца, а затем подняла взгляд на Диму — когда был пожар, что ты делал перед тем, как разбудил нас? Дима стоял бледный, словно сейчас потеряет сознание. Он нервно облизнул губы.
— Я видел пожар, когда он только начинался. Это было в папиной спальне, я пытался потушить его, но он разгорался все сильнее. Тогда я попытался растолкать его, но он никак не просыпался, и вытащить его я бы никак не смог. И я — Дима сглотнул — бросил его и побежал будить вас. — Но ты же не виноват — Даша сжала руки в кулаки — ты сделал все, что мог! Дима плотно сжал губы: — Это не нам решать. Я спущусь и все ему расскажу. И он уже пусть решает. — Тебе не обязательно идти туда — сказала Соня и показала на стол с написанными буквами — Мы можем поговорить с ним отсюда, как раньше. — Нет, я пойду. Так нужно — сказал Дима.
Он вышел на балкончик, готовясь залезть на крышу. Даша с Соней растерянно смотрели на него, и ему хотелось что-то сказать им напоследок, как-то ободрить. — Я скоро вернусь. И еще, Даш, ты если что, присмотри за Соней, ладно? Даша кивнула, и приобняла Соню за плечи. Больше тянуть было нельзя. Дима полез на крышу и уже привычным путем спустился на крышу машины, с нее на капот, перепрыгнул на песочницу. Он повернулся к туману и позвал. — Папа, это я, Дима. Я пришел рассказать тебе правду.
Черный вышел и застыл перед ним. Сутулая фигура отца, черная после пожара кожа, свисающие руки со скрюченными тонкими пальцами. Дима набрал воздуха и едва не закашлялся от запаха гари.
— Я зашел к тебе в комнату, когда ты спал. Взял одну из твоих сигарет из пачки, чуть-чуть прикурил и положил тебе на подушку, будто ты заснул с ней и она выпала — Дима говорил очень быстро, опасаясь, что не успеет сказать все — Я думал, что ты испугаешься за себя и за нас, что от страха перестанешь все время пить, и что все станет нормально, просто тебе нужен толчок, а я не знал, что еще можно сделать, и хотел только напугать тебя. Но ты никак не просыпался, а пока я будил тебя, огонь перекинулся на занавески, я начал их тушить, а оно разгоралось все сильнее… У Димы дрожали губы и стоял ком в горле, он с трудом мог говорить. — И я у-ушел… Это только я во всем виноват… Так что ты отпусти девчонок… Они ничего не знали... Черная фигура неподвижно стояла перед ним.
Дима наклонил голову и закрыл лицо руками, расплакавшись окончательно. Папа ощупал его, нашел голову и положил руку ему макушку. Дима неверяще смотрел на него сквозь пальцы и чувствовал, как рука отца хлопает его по макушке. Облегчение затопило его вместе со слезами, и он почти задыхался, пока отец утешал его. Когда он смог успокоиться, папа уже ушел. Папа простил его. Может когда-нибудь он тоже сможет себя простить. Дима всхлипнул, вытер слезы и отправился в домик. *** Я шел в уже привычной мне темноте в сторону, где ожидал найти его собак. Они уже прекратили свое преследование, как приказал им их повелитель по моем просьбе, но еще лежали там, оголодавшие и растерянные. Каким я был дураком, что вообразил, что мои дети сговорились и убили меня, настоящим самодовольным кретином. И в итоге свое желание я истратил так, что впору было сгореть со стыда, и раз второе мне не положено, то и помогать мне не будут ни он, ни его собаки. Так что я сделаю их своими собаками.
Собачья шея с хрустом ломается в моих руках, словно сухая ветка. Глупые звери не понимают, что произошло, и окружают меня. Они бросаются на меня, я хватаю одну, ломаю шею и отбрасываю, чтобы схватить следующую. Меньше десяти секунд, и меня окружают мертвые собаки, теперь я ясно вижу их, они светятся посреди тьмы. Послушные моему указанию, они поднимаются. Надеюсь они еще способны сжимать челюсти.
Мне предстоит последняя схватка, но я пойду в нее не один. Твоя рука скользит в мою руку. Я больше не способен ничего сказать, но ты прощаешь меня без единого слова. Наш путь почти окончен, но наши дети будут жить. *** Павлик шел первым. После того, как те паскуды украли велосипеды им пришлось достать старые ходули, невысокие, сантиметров двадцать от земли - для их целей выше и не нужно. Вера шла за ним, напряженная и мрачная, и на каждом шаге вбивала ходули в землю, словно всаживала колья. Побег явно беспокоил ее, она даже перекинулась в молодую женщину, чтобы быть на пике своей силы.
Миша шел последним и ему уже надоела вся эта беготня посреди ночи. Но ничего не поделаешь, дело серьезное, если сбежавшие поганцы смогут выбраться из леса, то жди беды. Павел остановился и Вера чуть не налетела на него. Перед ними стояла белая фигура женщины, в юбке, с распущенными волосами. Она стояла у них на пути и с ненавистью смотрела на них.
– Чего встал? Это покойница, ничего она нам не сделает — Вера пихнула Павлика и крикнула женщине — Ну, чего таращишься, чего зенки вылупила? Чай не в музей пришла, чего приперлась вообще? Ну тебя к черту, нету времени с тобой раскланиваться, мертвячка!
Из тумана вылетела собачья туша, которую кто-то швырнул на звук, и сбила Веру с ходуль на землю. Падая, она схватилась за Павлика и он рухнул следом. — Быстрее, у нас есть три секунды — она пыталась звериную тушу, прижавшую их с Павликом. Собачья свора налетела на них из мглы, раздирая и вырываю куски из упавших.
Миша развернулся и бросился бежать, он хорошо ходил на ходулях и это не было для него проблемой. Пошло оно все, им уже все равно не помочь.
Женщина снова появилась перед ним и от неожиданности он упал на колено, не сумев сообразить, что надо было просто бежать сквозь нее. Он собирался было подняться, трех секунд ему точно хватит, как увидел ее глаза. Он завороженно смотрел, чувствуя, что она любит его так, как не любила даже родная мать, и слезы текли у него по щекам. Он ни на что больше не обращал и даже не заметил, как пара шершавых рук сомкнулась на его шее.
Когда в лесу все стихло, собаки упали и не встали больше. Две фигуры встали друг напротив друга — сгорбленная черная фигура и бесплотная белая. Черная начала рассыпаться в прах, белая бледнела, пока совсем не истаяла. *** После возвращения Димы они сбились вместе в углу и ждали, сами не понимая чего. Даша сказала, что слышала какой-то шум и голоса, но остальные ничего не слышали. Обессилевшие за день, они заснули, так и лежа вповалку.
Разбудил их шум двигателя. Они резко проснулись, Дима выскочил на балкон и закричал: — Дедушка! Они спустились, наконец по привычной лестнице, а не обходным путем, хотя им и пришлось перелезать медвежью тушу. Дед с тревогой ощупывал и осматривал внуков, ужаснулся мертвому медведю, качал головой и в итоге отправил их в машину, отогреваться, а сам сходил осмотреть развалины дома. Побродив там, он вернулся, завел двигатель и повез их отсюда.
Дети развернулись на заднем сиденье и смотрели на остающийся позади лес. Среди ветвей они увидели огромного лося, на его спине сидит мужчина, обнимающий женщину, сидящую перед ним спустив обе ноги на бок зверя. Они смотрели им вслед, улыбаясь.
Дима отвернулся, согнулся и заплакал. Даша придвинулась ближе и погладила его по спине, хотя и и у нее уже дрожали губы и текли слезы. Соня неотрывно смотрела назад, пока лес окончательно не скрылся из виду.