Она регулярно звонит мне раз в несколько лет. Как только ее выгоняют из очередного хостела. Снова на улицу. Снова бомжевать.
И я будто воочию вижу ее: высокую, худую, в руках пакеты, авоськи, чемоданы… Глаза закрыты, когда она разговаривает со мной. И не только со мной. Почему-то у неё все время закрыты глаза, когда она пытается общаться с людьми.
Еврейские общественные организации давно положили на нее крест. Да, племянница известного советского актера, ну так что же… Он давно уже умер.
Невозможно постоянно помогать такому тяжелому человеку как Алла Викторовна Прудкина.
Иногда мне кажется, что она звонит мне как в последнюю инстанцию, когда отказали уже все.
У нее неизлечимый диагноз: инвалид детства. Умственно отсталая. Олигофренка. Мама незадолго до родов упала на улице. Девочка родилась еще и косолапой, перенесла несколько операций. Отец долго болел душевно. Потом умер. А она осталась...
О знаменитом дяде Марке Исааковиче (У того с ее отцом общая мать и разные отцы-авт.) помнит мало: да, приходили в детстве в гости в какую-то красивую квартиру, где на стенах висели театральные и киноафиши.
Роль отца из «Братьев Карамазовых» сделала Марка Прудкина знаменитым. Другой, сказочный мир. Попасть в который девочке так и не удалось. Тогда Аллочке было лет пять.
Сейчас Алле Викторовне Прудкиной уже за семьдесят. И у неё не только нет красивой квартиры - вообще никакой. Она бездомная.
В детстве они жили в коммуналке вместе с мамой. Аллочка вела дневник. Мама сделала невозможное, чтобы бедная больная девочка получила общее образование, чтобы не пропала в этой жизни. Но потом мамы не стало.
Из дневника Аллы Прудкиной: «С 1954 года меня поставили на учет в психоневрологический диспансер с диагнозом «умственно отсталая». С родителями у нас была коммунальная квартира на улице 4-й Тверской-Ямской, д. 24, кв. 21. Дом был постройки 1905 года. Благодаря маме я окончила 8 классов в обычной средней школе. Поступила в школу художественных ремесел. Работала на фабрике художественной галантереи, где применяли труд инвалидов».
В 1994 году соседи решили разменять их общую коммуналку на отдельные квартиры. Прудкины меняться не хотели, так как жили в этом доме с 1929 года, но их уговорили. Новое жилье было на Мантулинской. Но долго радоваться Ревекке Захаровне не пришлось. В декабре 1998 года она случайно вылила на себя кастрюлю с геркулесовой кашей, от огня на плите загорелась одежда, и, не приходя в сознание, женщина скончалась от ожогов в больнице, оставив проблемную
дочь совсем одну.
Из дневника: «Мы захоронили маму на Ваганьковском кладбище на 55-м участке 25 декабря 1998 года. Себя я в этот момент от горя совсем не помнила».
Чтобы прийти в чувство после смерти единственного близкого человека, и без того инвалиду Алле Викторовне назначили сильные успокоительные и антидепрессанты. Нотариус посоветовал ей переоформить квартиру на свое имя. А потом все произошло по накатанной схеме.
Начал названивать какой-то человек, который убеждал беспомощную Прудкину, что якобы мама очень хотела произвести обмен их квартиры. Что только смерть помешала ей сделать это. Назвался Олегом. «Я ему долго не верила. Но он звонил все чаще и чаще. Звонил почти каждый день. У меня была затуманена от лекарств голова, в конце концов я согласилась на его предложение», — продолжает Алла Викторовна.
«Олег» и еще несколько мужчин, якобы риелторов, отвезли одинокую женщину в квартиру на Лесной, которая вроде как ей причиталась после обмена. Показали сумку, полную долларов. Затем доставили к нотариусу, где она, ничего толком не сознавая, подписала документы. Но и это было еще не все — чтобы замести следы квартирного мошенничества, аферисты отправили Аллу Викторовну в деревню, где обитали такие же несчастные, как и она сама, инвалиды. Алкоголики, олигофрены, шизофреники, бывшие москвичи, совершенно не защищенные государством и законом.
Калужская область, поселок Сосенский. С собой Прудкиной выдали 1600 долларов — стоимость проданной маминой квартиры.
Домой в Москву Алла Викторовна возвращалась долгих восемь лет...
Из дневника Прудкиной: «Весь поселок состоял из таких, как я. Ко мне приставили двух мужчин — «Бориса» и «Василия», двоюродного брата риелтора «Олега». Многие квартиры в Сосенском пустовали, и меня поселили в одну из таких. Мои охранники только и делали, что смотрели телевизор марки «Юность». Они смотрели первый и второй каналы, а все остальные не работали. В мае 2003-го мы все втроем ходили в баню, но все обошлось хорошо с их стороны — никто меня не изнасиловал».
По словам Прудкиной, риелтор «Олег» часто навещал эту гоп-компанию, привозил продукты, иногда даже большую хозяйственную сумку, раз в две недели или раз в месяц.
Из дневника: «Мои охранники ничего по дому не делали. Ходили в пьяном виде, их знакомые из Москвы тоже приезжали всегда пьяные, с проститутками. Один раз привезли с собой девушку, которую все мужчины называли Клубничкой. Я в тот день ушла. Когда я пришла, «Олег» отнял у меня стиральную машину «Малютка», которую сам же и купил когда-то. Я стала умолять его не делать этого. Девушка вмешалась и тоже просила не трогать больного человека. И он мне ее тогда оставил».
«Однажды меня вывезли в сосенскую милицию, знакомиться с участковым Пушкаревым. «Олег» учил меня, что надо ему говорить вот что: «Мне нравится природа, рядом лес, поэтому я и хочу жить здесь, а не в Москве». И я все эти слова повторила, потому что боялась их».
За годы своего заключения Прудкина запомнила каждого соседа, каждого товарища по несчастью. О них она тоже пишет.
Привезли пьяницу, женщину с двумя детьми. Мать вскоре допилась до белой горячки и умерла. Дети остались сиротами.
Мужчина, 40 лет, сожительствовал здесь с одной. После ее смерти ушел в монастырь, так как жить больше было негде — одноэтажный дом, хилая хибарка, сгорела.
Умер, умерла, спился... За последние годы Сосенский превратился в кладбище загубленных душ — получается, выжила только никому не нужная больная Алла Прудкина.
Выжила и добралась до Москвы. Она хотела попасть на приём к самому главному следователю, рассказать ему об этой банде, чтобы их посадили в тюрьму, а она вернулась к себе домой.
«Я понимала, что если мои похитители узнают, что я хочу бежать, то могут расправиться со мной, они взломают мою дверь, возьмут меня силой, отвезут куда-нибудь, где меня никто не найдет. Но я также знала, что все будет хорошо. Потому что мне помогут москвичи, не могут не помочь. Я расскажу обо всем. Я переоформлю квартиру обратно на свое имя, покажу на суде все документы. Я попрошу, чтобы меня живой и невредимой доставили в мое прежнее жилье, с вещами, с мебелью, и охраняли до того дня, пока все не закончится».
В Москву она прибыла 3 июля 2008 года, чтобы возбудить громкое уголовное дело против банды «черных риелторов».
Она позвонила нам в редакцию и сказала в трубку доверчивым детским голоском: «Меня зовут Алла Викторовна Прудкина. Я — племянница народного артиста Марка Прудкина, умственно отсталая женщина. Я прошу помощи у вас, я верю, что вы мне поможете».
Где она только не жила за минувшие годы новых, теперь уже московских скитаний… И у кого на приёме только не была.
По кругу обошла Генеральную прокуратуру, Общественную палату, организации по правам человека, Администрацию Президента, мэрию, Департамент жилищной политики — в лучшем случае ее выслушивали. Один раз, потом переставали брать трубку. Все же умные люди и понимают, что с бандами «чёрных риелторов» бороться бесполезно.
А она, такая глупая, все ходит и просит, и чего-то ждёт.
Однажды она пригласила меня в гости, в свой подвал на Китай-городе, куда ее временно поселили еврейские общественники по душевной доброте. Чтобы я не заблудилась, специально ждала в соседнем салоне сотовой связи. Охранник гнал ее оттуда поганой метлой. А Прудкина громко повторяла: «Как вы можете? Я бедная больная умственно отсталая женщина, со мной так нельзя».
В подвале огромной горой возвышались вещи, которые Прудкина не могла разложить стопочкой в силу своего состояния, она налила мне стакан просроченного сока из пакета: «Вы знаете, иногда такие хорошие продукты на свалку выбрасывают!» — расчистила место среди мусора. «Я боюсь, что не сегодня-завтра меня отсюда выгонят. Вот вернется хозяин... Куда идти потом?»
Каждые выходные Алла Викторовна ходила в театр — по бесплатным благотворительным пригласительным. Оказывается, есть и такие, от еврейских организаций... «Без театра я просто умру!» — восклицала она: гены.
Удивительно, но она как-то старалась выкарабкаться, выжить в этом огромном городе. Не терпела только одно: когда ей говорили, что срок давности по преступлению, которое с ней совершили, уже прошёл и никто ей не вернёт ее квартиру, по хорошему надо бы обратиться в Департамент социальной защиты, ей тогда помогут найти достойный ПНИ, оформят пенсию, свои же и похлопочут… Там будет тёплая комната, трехразовое питание, телевизор и вообще.
Тогда она начинала кричать, громко и безутешно, что мы из одной банды чёрных риэлтеров и она все равно найдёт на всех нас управу.
Потом замолкнет, разведёт руками: «Вы же понимаете, что если я перееду в дом престарелых, то никогда не смогу наказать этих бандитов и вернуться домой?»
Дело зряшное, душевнобольных переубеждать. С ней возились телевизионщики, куда-то пристраивали, делали сюжеты… Но потом она ругалась и с ними.
Ещё одно совершенно невероятное чудо: когда Аллу Викторовну выгоняли из очередного хостела, потому что находиться с ней рядом долго было совершенно невозможно, и она опять оказывалась одна одинешенька на улице - со всеми своими чемоданами, сумками, в шапочке, мимо всегда проходил кто-то, кто был готов ей помочь. Ей оплачивали новый хостел, куда она вселялась, портила со всеми отношения и дальше рассеивалась по Москве.
Крайний раз она позвонила мне из очередной ночлежки в конце сентября. Незадолго до начала арабо-израильского конфликта, сказала, что какой-то добрый человек проходил по улице, когда она сидела в песочнице, расчувствовался, оплатил ей месяц проживания и ещё купил большой холодильник, потому что у неё очень много продуктов, которые ей некуда деть. Но ее снова изгоняют оттуда злые люди.
Хорошо, что в Москве много хостелов, а добрых людей ещё больше, подумала я.
«Боже, Алла Викторовна, куда же вы теперь ещё с холодильником?!» - сказала вслух.
Мне было совершенно некогда разбираться в хитросплетениях ее жизни. Тем более, она все равно не прислушивалась к советам. Я уезжала в отпуск. Пообещала, как вернусь, обязательно ей помогу.
И решила, что больше не буду брать трубку, когда она звонит. Номер заканчивается на «13», легко запомнить.
Сегодня позвонила наша общая знакомая. Одна из тех, кого Алла Викторовна тоже не оставляет в покое, и сказала, что Прудкину выгоняют.
Прямо в ночь. Хозяин хостела по имени Ахмед Ильясович (имя изменено, но похоже). Говорит, что если мы хотим, то можем выкупить все 8 коек ее номера, потому что жить с ней рядом не соглашается никто. «Вы же понимаете, почему он так…»
А холодильник как же, спросила я. Дался мне этот холодильник.
Вздохнула и начала набирать Ахмеду Ильясовичу.
«Бедная еврейская бабушка одна в ночи.. Я принимаю, с ней невозможно. Особенно в нынешней политической ситуации… Ну куда она теперь?»
«Да я тоже все понимаю. Я и сам ее уже пытался пристроить, - неожиданно человеческим голосом произнёс мужчина. - Я обзванивал другие хостелы. Но она никуда не хочет. Она все время ставит условия, где и как хочет жить. Понимаете, я тоже не виноват в ее проблемах, но у неё получается, что именно я во всем и виноват».
Договорились, что сегодняшнюю ночь Алла Прудкина все же проведёт у него. А потом уж как-нибудь… Куда-нибудь.
Может, ей на Святую Землю? Так ведь не согласится же. Ей на Мантулинскую надо.