Всё и вышло как в том крылатом выражении, когда «хотели как лучше, а получилось…». А получилось так, что мы, вместо того, чтобы повысить боеспособность армии накануне войны, снискали себе сомнительную славу страны, последней из всех мировых держав создавшей и даже официально принявшей на вооружение (!?) гладкоствольное, то есть, уже морально и технически устаревшее, и абсолютно непригодное к тогдашним условиям войны ружьё.
Конечно же, приняв на вооружение и убедившись в том, что и так было яснее ясного относительно гладкоствольной стрельбы в наступившей эре нарезного оружия, наши, применив русскую смекалку (наш единственные безотказный ресурс), попытались было хоть как-то выправить столь плачевную ситуацию. В частности, русские умельцы взяли и вполне успешно приспособили под отечественное ружьецо передовую иностранную наработку в виде «полушарной пули Нейслера». Суть её заключалась в том, что свинцовая полусфера, будучи чуть меньше диаметра ствола, в канал входила свободно так же, как пуля Минье, и поскольку она имела в донце призматическое углубление, то при выстреле полусфера расширялась, тем самым обеспечивая очень даже приличную обтюрацию. В результате дальность стрельбы возрастала с обычных 300 до запредельных для гладкоствола 600 метров. Впрочем, особого толка от этого всё равно не было, поскольку после увеличения в два раза длины полёта незакрученной пули, соответственно, в несколько раз возрастало и её ничем не контролируемое отклонение от линии прицела, которое здесь измерялось уже не на десятки сантиметров, а на величины, сопоставимые с метрами.
Тем не менее, «новое» ружьё изготовлялось и в войска поставлялось. При этом «реформа» оружия, осуществляемая высочайше утверждённым комитетом, естественно, коснулась и пистолетов. И тут поначалу всё было просто. Члены комитета, без всяких затей, просто-напросто взяли действующий в императорской армии пистолет образца 1829 года, скрепя сердце отпилили от него ударно-кремневый замок (в это трудно поверить, но были и такие, кто продолжал противиться капсюлям) и на его место приладили добротный капсюльный механизм с французского мушкета образца 1840 года.
Получилось достаточно работоспособно, и если бы дело происходило не в 1848 году, то можно было бы сказать, что даже и эффективно (по крайней мере, в плане повышения надёжности). Но именно в этом 48-м году в Техасе уже вовсю косили команчей и мексиканцев из револьверов, талантливо сконструированных Сэмуэлем Кольтом по рекомендациям хорошо понимающего толк в скоротечных огневых контактах «крутого Уолкера», поднаторевшего в этом деле на посту капитана техасских рейнджеров. И результаты стрельбы из кольтов более чем наглядно продемонстрировали всему миру те преимущества, которые получает воинское подразделение, вооружённое скорострельным оружием, в отношении к тем, у кого подобного оружия нет. И как можно предположить, отголоски тех результатов донеслись и до России.
По этой причине или по какой другой, но на простой переделке из кремня в капсюль старой модели оружейный комитет решил не останавливаться, потому продолжил свои изыскания дальше, назвав полученный пистолет «солдатским». Тем самым как бы подразумевалось, что раз есть «солдатский», то значит, что должен быть и «офицерский», а поскольку он будет «офицерским», соответственно, просто обязан быть более продвинутым.
В общей сложности комитетом было добросовестно изучено двенадцать различных пистолетных систем, из создателей которых четыре фамилии имели русское звучание, включая небезызвестного нам Гартунга. Из рассмотренных образцов после всесторонних испытаний был выбран наилучший. Как и следовало ожидать, он оказался не совсем отечественным, что, впрочем, тогда считалось в порядке вещей и даже воспринималось чем-то наподобие «знака качества». Словом, право гордо именоваться «русским офицерским пистолетом образца 1849 года» получил чистокровный француз, изготовленный представителем «вероятного противника» в лице капитана французской армии Густава Дельвиня.
Нужно отдать должное комитету, остановившему свой выбор именно на нём — действительно, это был явно незаурядный пистолет среди иных, пусть даже уже и слегка архаичных пистолетных моделей. Один только внешний вид чего стоил!
Глядя на него с трудом верится, что столь массивная, таки «нашенская» рукоять изначально была предназначена не для могучей русской длани, привыкшей к палице Ильи Муромца или к богатырскому «мечу–кладенцу», а для затянутой в шёлковую перчатку с кружавчиками изящной французской ладони. Но это так, ибо создал сие творение именно француз.
Вдобавок более чем солидный калибр в 18.3 мм. И «прогрессивная» (если в данном случае употребление слова «прогресс» вообще уместно) система заряжания, потому как здесь шомпол-пыжеватель является несъёмным и намертво прикреплённым на шарнире. Примерно так же, как и в кольте, но с одним лишь маленьким функциональным различием: если в кольте он запрессовывал заряды в барабан, то в «дельвине» по старинке пропихивал в ствол. И не «заряды», а всего лишь один заряд. В довершении — ствол. Одна половина пистолетного ствола была круглой, а другая — гранёной (зачем, о том мы не ведаем).
Теперь о «нарезности». Тут вообще всё уникально, и, конечно же, такое могло иметь место только у нас. В это трудно поверить, но кавалерийские и казачьи модели пистолета Дельвиня (а существовали и таковые) могли быть как гладкоствольными, так и нарезными. Как повезёт. Впрочем, что об этом говорить, если в генералитете от кавалерии господствовала и вовсе какая-то откровенно странноватая теория, согласно которой пистолет для всадника был нужен исключительно для самообороны (то есть, для применения при утере сабли), ну и ещё немножко для подачи сигналов. На том всё.
Тактика ведения боя кавалерийским строем, основанная на ведении им непрерывного огня при атаке, не рассматривалась вообще, а меж тем именно это в Техасе уже вовсю и происходило, а на Туманном Альбине внимательно изучалось. Изучалось самым внимательнейшим образом, «наматываясь» на аккуратно подстриженные «усики» английских джентльменов, одетых в форму британской королевской армии.
И когда в 1851 году на Лондонской оружейной фабрике стали ускоренными темпами производиться кольты «нави», то именно они в седельных и поясных кобурах английских кавалеристов тут же и появились, перемежаясь там с патриотично-британским, но проигравшими свой родной рынок американцам револьверами Адамса. Командованием (британским) данная тенденция всячески поощрялась, что даже нашло своё воплощение в форме официальной «минобороновской» директивы относительно положительного отношения к кольтам в частности и к револьверам вообще.
Вот так мы плавно и перешли к вооружению «армии тогдашнего Евросоюза» (а как её еще назвать?), в 1854 году высадившейся в Крыму с новейших пароходов и по оперативно проложенной ей железной дороге (!?) отправившейся с крайне недобрыми намерениями из Балаклавы в будущий город-герой Севастополь.
Отметим, что у нас железные дороги тогда уже были, целых две! Одна из Царского села до Петербурга, а вторая — от него же и аж до самой Москвы. Но это так, к слову, ибо в переброске личного состава к театру военных действий они никакого участия не принимали, да и принять никак не могли, к сожалению. Перебрасывали мы всё как всегда — по старинке, на подводах, растянувшихся длиннющими обозами по Чумацкому шляху, чётко указывающего в наших степях направление движения по бездорожью, среди бескрайних российских просторов.
Понятное дело, что в своём стрелковом арсенале кроме револьверов «евросоюзники» (давайте для упрощения называть их так) имели ещё и длинноствольные виды стрелкового вооружения. Назывались они тогда согласно малопонятной нам терминологии так же, как и в ушедшие «мушкетёрские» времена — мушкетами, но таковыми уже никак не являлись. Дело в том, что согласно действующей тогда российской оружейной терминологии эти, так называемые «мушкеты» в большинстве своём подходили под определение «винтовальные ружья», коли мы в то время именовали то, что сейчас у нас называется винтовками. То есть, приплывшие на пароходах и с комфортом подъехавшие к Севастополю на паровозе «еврооккупанты» (кстати, весьма удачное определение!) имели при себе самые натуральные винтовки, пусть даже пока ещё и шомпольно-дульнозарядные.
Окончание следует...
Владимир Ерашов
ст. Старочеркасская, Россия