Уж если кто в русской литературе воистину велик и ужасен – это Достоевский. Самый нерусский и русейший каждой порой, самый «умышленный» и рассказавший нам о нас то, что другие не осмелились или до чего не дотянулись, прорубивший в Европу не окно русской души, но обваливший стену закрытой со всех сторон избы, мученик женщин и их мучитель, любящий муж беспредельно любившей его жены, сказавшей о нем – игроке, проигрывавшемся до нитки, и мыслителе, искавшем путь к Богу и беседовавшим о смысле бытия с чертом, - «солнце моей жизни, Федор Михайлович!»
Судьба Достоевского уникальна: бешеный успех в литературном мире двадцатилетнего юноши и смертный приговор, десятилетняя каторга и солдатчина, триумфальное возвращение в литературу и рулетка, и новая пожизненная каторга – за письменным столом. Он знал о России и русских всё и обо всем сказал. Именно Достоевский, а не Тургенев открыл Россию Западу, во всяком случае, Западу XX века.
Достоевский сам по себе – великая тайна бытия. О ней говорят его книги и его удивительные, приковывающие всякого глаза – во всем прочем самого обыкновенного, невысокого человека, не обладавшего ни аристократическим благообразием Тургенева, ни суровым своеобычием Льва Толстого. Понять его до конца, по-видимому, невозможно, хоть и трудятся над этим философы, филологи, историки и психологи всего мира уже почти полтораста лет. Но читают его все и во всем мире – адепты и ниспровергатели, читают и перечитывают, пытаясь понять, кто же он такой, чей посланник – неба или ада.
В самом деле, кто же он такой, Федор Достоевский? Кто его предки? Отчего в родительском доме будущего писателя, в семье скромного лекаря литовского происхождения и украинки царил культ русской истории и русской литературы, культ чтения, атмосфера преклонения перед Словом? Почему этот семейный культ выковал характер именно Федора из всех детей семьи, тем более что профессиональным литератором стал впоследствии и его брат Михаил? Что такое, наконец, всемирная русскость петербуржца Достоевского - порождение культуры или наследие крови?
Литература порождается литературой, но создает ее человек. В данном случае – гений. А что такое гениальность? Вопрос, на который ответа тоже нет ни у кого. Именно поэтому человеческое лицо гениального творца всегда обладает огромной притягательной силой как для современников, так и для потомков. Каким был гений в жизни? Отразилась ли и если да, то как необычайная природная одаренность в его внешнем облике? Чем отличен он от окружающих людей? Как связаны характер великого человека и его жизнь с тем, что рождают его ум и воображение? Все эти вопросы занимают и ученых и простых читателей. Особенно в случае Достоевского.
Книги о Достоевском составляют колоссальную библиотеку. О нем пишут критики, литературоведы, философы, даже экономисты и политики. И, конечно, мемуаристы. Но тайна его души так и не раскрыта. Как, в сущности, не раскрыт и человеческий облик, несмотря на множество противоречивых воспоминаний и капитальную иконографию. И лишь взгляд на двух-трех портретах, может быть, слегка приоткрывает тайну гения.
Для того, чтобы нам понять, каким он был писателем, следует прочитать и перечитать все тридцать томов написанного им – романы, повести, рассказы, статьи, дневники, письма. А также все лучшее из того необъятного, что написано о нем: мемуары, эпистолярий, монографии – философские, литературоведческие, культурологические, религиозные.
Для того, чтобы понять человека Достоевского, надо прочесть многочисленные его биографии, воспоминания современников, перечитать его романы, вглядеться в его портреты. Надо посмотреть в его глаза и увидеть за скромной болезненной внешностью неукротимую силу духа, упорство, жесткость, странное это, едва ли не ветхозаветное христианство.
Достоевский парадоксален. Здесь его загадка, здесь же и ключ к ней.
Посмотрим ему в глаза…
Многоликий Достоевский
Современники Достоевского оставили немало воспоминаний о его характере, привычках, внешнем облике от юности и до последних лет жизни. Современники Достоевского, которым довелось лично знать писателя, напряженно вглядывались в черты его лица, стараясь прочитать тайну личности великого человека. Потомки вглядываются в сохранившиеся фотопортреты, вчитываются в строки воспоминаний, изучают по ним его облик, привычки, манеру говорить, читать стихи, вглядываются в его рукописи, стараясь по черновым наброскам, по особенностям почерка понять тайну творческого процесса.
Эти воспоминания порой поражают своей противоречивостью…
Так, А.Е. Ризенкампф вспоминал, что Федор Михайлович «…был в молодости довольно кругленький, полненький, светлый блондин, с лицом округленным и слегка вздернутым носом».
Но А.Я. Панаева, встречавшая Достоевского в те же годы, писала, что он «был худенький, маленький, белокурый».
По многим воспоминаниям можно представить, что первое впечатление при встрече с Достоевским порой разочаровывало: внешность неброская, не аристократичная, в лице что-то болезненное - эта особенность отмечена почти всеми мемуаристами.
Однако как в молодости, так и в зрелые годы Достоевского эти первые впечатления от внешнего облика писателя вытеснялись у его собеседников, когда они от чисто внешнего знакомства переходили к более глубокому общению.
Так, Степан Дмитриевич Яновский, один из самых преданных друзей юности Достоевского писал: «Его обширный, сравнительно с величиною всей головы, лоб, резко выделявшиеся лобные пазухи и далеко выдавшиеся окраины глазниц, при совершенном отсутствии возвышений в нижней части затылочной кости, делали голову Федора Михайловича похожей на Сократову».
Противоречие между внешней «обыкновенностью» и глубокой одухотворенностью облика Достоевского подчеркнуто в воспоминаниях Вс. Соловьева: «Передо мною был человек небольшого роста, худощавый, но довольно широкоплечий, казавшийся гораздо моложе своих пятидесяти двух лет, с негустой русою бородою, высоким лбом, у которого поредели, но не поседели мягкие, тонкие волосы, с маленькими, светлыми карими глазами, с некрасивым и на первый взгляд простым лицом. Но это было только первое и мгновенное впечатление - это лицо сразу и навсегда запечатлевалось в памяти, оно носило на себе отпечаток исключительной, духовной жизни».
Девятнадцать фотографий
В отличие от портретов и фотографий других великих современников — Тургенева, Гончарова или Толстого, — дошедшие до нас лики Достоевского немногочисленны и большей частью как бы маловыразительны. За время с 1858 по 1880 годы писателя снимали двенадцать фотографов. В коллекциях разных музеев и архивов их работа представлена девятнадцатью снимками. И лишь несколько из них можно в полном смысле слова назвать фотопортретами.
Это единственное изображение писателя с гладко выбритым лицом: бороды нет, а усы едва различимы. На обороте оригинала фотографии, хранящейся в Государственном литературном музее, вероятно, рукою Анны Достоевской проставлена дата: «1863 год».
Одно из довольно ранних изображений Достоевского, писателю здесь 37–38 лет. Портрет снят в фотоателье: стол со скатертью, ковёр, ровный серый фон и заученная поза. Фото сделано в 1858 или 1859 году в Семипалатинске (современный город Семей в Казахстане), где Фёдор Михайлович жил некоторое время после каторги и ссылки, пока ему не разрешили вернуться в Петербург. Фотография эта в галерее фотопортретов Достоевского по-своему уникальна. На ней писатель изображен вместе с великим казахским просветителем, путешественником и этнографом Чоканом Валихановым, с которым его связывала горячая дружба.
Первый из трех снимков М. Б. Тулинова — единственный, на котором Достоевский запечатлен стоя в полный рост. Как и на фотографии работы И.А. Гоха, костюм на Достоевском «с иголочки»: модные панталоны в крупную клетку, просторный темный сюртук, светлый жилет. Но выглядит он вовсе не франтом: руки безвольно свисают вдоль туловища, вся фигура выглядит так, как будто это не он сам пришел, а его привели и поставили перед фотокамерой. В чертах лица все то же затаенное внутреннее напряжение.
Читатель и переводчик
Произведения Достоевского читают в России и за рубежом, философские идеи и литературные приëмы великого русского писателя можно найти в творчестве многих авторов. А что читал сам Достоевский, что его интересовало, что вдохновляло? Кто был в числе его литературных кумиров? Чьими историями зачитывался он в свое время?
Достоевский предпочитал романтические и сентименталистские произведения: острые сюжеты, драматичные коллизии, яркие, проработанные характеры.
В юности Федор Достоевский любил поэзию – переводил Байрона и Гомера, зачитывался Пушкиным и Лермонтовым. В числе его любимых авторов – Виктор Гюго и Оноре де Бальзак, Иоганн Вольфганг Гёте и Эрнст Теодор Амадей Гофман, Фридрих Шиллер, Уильям Шекспир и Николай Гоголь. Без сомнения, читал переводную популярную литературу, в частности романы Поля де Кока, которые впоследствии упоминал в своих новеллах.
Позднее он полюбил Бальзака. Да и литературную свою карьеру начал с перевода его повести «Евгения Гранде», также переводил романы любимцев эпохи - Эжена Сю и Жорж Санд, однако эти переводы не были опубликованы.
Федор Достоевский перечитал все произведения немецкого писателя и сказочника, композитора и художника Эрнста Теодора Амадея Гофмана на языке оригинала и в русском переводе.
Писатель увлекался и прозой Николая Гоголя, исследователи считают, что Достоевский — первый русский автор, который «вышел из шинели Гоголя». Его влияние проявилось уже в первом романе Достоевского, об этом говорят социальный сюжет и тема «маленького человека» в произведении «Бедные люди».
Евангелие сыграло особую роль в жизни Достоевского: «Новый Завет» подарили ему жëны декабристов в Тобольске, когда Фëдор Михайлович ехал в Омск — к месту своей каторги. Четыре года в Омском остроге Достоевский читал только Евангелие: в тюрьме были запрещены другие книги. Всю жизнь писатель хранил «каторжный» экземпляр Евангелия, а умирая, подарил его сыну Фëдору. В наши дни книга хранится в Москве, в Музее-квартире Достоевского.
Библиотека Ф. М. Достоевского, которую он собирал при жизни, не сохранилась. До нас дошëл лишь рукописный список книг, составленный после смерти писателя его женой Анной Григорьевой Достоевской.
Посмотреть список можно по ссылке
Доподлинно известно о семи любимых книгах Федора Михайловича:
«Человек – это стиль»
Мир Достоевского обычно воспринимается в приглушенных, мрачных серо-коричневых тонах, но на самом деле в произведениях Достоевского много разных красок, его Петербург – не всегда пасмурный, его герои одеты в костюмы, соответствующие своему времени и моде, часто яркие и цветные.
Считая, что одежда является серьезной характеристикой героя, Достоевский подробно описывал костюмы своих героев, часто выделяя одну важную деталь (шляпа Раскольникова, платок Сонечки, плащ Мышкина).
Сам Достоевский был очень разборчив в выборе костюма, обращался к лучшим портным, любил дорогое белье, следил за модой, был в курсе новых модных тенденций. Иногда он передавал созданным героям свои вкусы (пальто от Шармера, у которого шил Достоевский, «донашивал» Раскольников, Мышкин носил пиджак, похожий на тот, который был у Достоевского).
Любимая шляпа Достоевского была куплена им в Германии, куда он отправлялся для лечения лёгких. Шляпа хранится и по сей день в Литературно-мемориальном музее Ф. М. Достоевского.
Дочь писателя Любовь Федоровна рассказывала:
Отец всегда носил хорошо сшитые костюмы, даже тогда, когда он был беден, он одевался у лучшего портного города. Если ему случалось капнуть на одежду воском, он сразу же её снимал и просил служанку удалить пятно. “Пятна мешают мне, - жаловался он. – Я не могу работать, если они есть. Я всё время буду думать о них, вместо того чтобы сосредоточиться на моей работе”.
Мылся он тщательно, используя много воды, мыла и одеколона. У Достоевского была истинная страсть к чистоте. Моясь, он обычно пел. Его туалетная комната находилась рядом с нашей детской, и каждое утро я слышала, как он пел мягким голосом одну и ту же короткую песенку:
На заре ты ее не буди,
На заре она сладко так спит!
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит…
Я никогда не видела его в халате или домашних туфлях, в которых русские ходят большую часть дня. С самого утра он был в сапогах, при галстуке и в красивой белой рубашке с накрахмаленным воротником.
Лакомка
Литературный ужин или обед с писателем - отличный способ приобщиться к его творчеству, лучше понять его личность. Ведь все знаменитости - такие же люди, как мы, а еда - естественная и приятная потребность. Почему бы не совместить приятное с полезным?
Достоевский всем изыскам предпочитал русскую кухню: московскую селянку, расстегаи, подовые пироги, рубленые котлеты из телятины с горошком, и блины - «известные крестьянские полупшеничные» с селедкой, и бланманже с красной смородиной.
Любил очень горячий кофе, который бы кипел, и с своей чашкой уходил в свою комнату, в левой руке неся подсвечники и салфетку, а в правой — чашку. Любил оставаться с своей чашкой некоторое время один и был недоволен, когда его в это время тревожили разговорами.
Послушаем мемуаристов.
Барон Александр Егорович Врангель (русский дипломат, камергер):
Любители мы оба с Достоевским были и до фруктов, а Ф.М. и вообще до всякого лакомства. Но ни того, ни другого в Семипалатинске, бывало, не достанешь. Удивительно, что в то время во всей Западной Сибири не разводились ни яблони, ни груши, черешни же были редкостью. Зимою привозили из Ирбита замороженные яблоки и, как большую редкость, лимоны. Мы их оттаивали постепенно в очень холодной воде и ставили в холодную комнату; спустя некоторое время они были как свежие. Зато летом было изобилие ягод: малины, черной смородины, лесной земляники, мамуры, облепихи…
Мед бочками привозили из Казани и Оренбургской губернии. Одно из любимых лакомств Ф.М. и мое были кедровые орехи с медом. Зато сушеных фруктов из Бухары и Коканда караваны доставляли для Ирбитской ярмарки массы, и Достоевский особенно любил угощаться кишмишем и шепталою.
Всеволод Сергеевич Соловьев:
— Постойте, голубчик! — часто говорил он, останавливаясь среди разговора.
Он подходил к своему маленькому шкафику, отворял его и вынимал различные сласти: жестянку с королевским черносливом, свежую пастилу, изюм, виноград. Он ставил все это на стол и усиленно приглашал хорошенько заняться этими вещами. Он был большой лакомка…
Любовь Федоровна Достоевская:
Отец очень любил сладости; он всегда хранил в ящике книжного шкафа коробки с винными ягодами, финиками, орехами, изюмом и фруктовой пастилой, какую делают в России. Достоевский охотно ел их днем, а иногда и ночью. Этот «дастархан», как называют закуску, подаваемую гостям на Востоке, был, как я думаю, единственной восточной привычкой, унаследованной Достоевским от его русских предков; возможно также, что все эти сладости были необходимы для его слабого организма.
Анна Григорьевна Достоевская:
Любил икру, швейцарский сыр, семгу, колбасу, а иногда балык; любил ветчину и свежие горячие колбасы. Всегда покупал на углу Владимирского и Невского закуски и гостинцы и непременно заезжал к Филиппову за калачом или за булкой к обеду, а иногда привозил детям баранков. Любил тульские пряники. Чтоб меня порадовать, приносил иногда мне копченого сига, а незадолго до своей смерти, недели за три, принес миног. Любил пастилу белую, мед непременно покупал в посту, киевское варенье, шоколад (для детей), синий изюм, виноград, пастилу красную и белую палочками, мармелад и также желе из фруктов.
Михаил Александрович Александров:
Чай Федор Михайлович пил крепкий и сладкий, по несколько стаканов, сидя за своим письменным столом, ходя за каждым стаканом через залу в столовую, где стоял самовар и чайный прибор, и наливая его себе сам…
Елена Андреевна Штакеншнейдер:
Надо сказать, что насчет чая Достоевский был так капризен, что сама Анна Григорьевна не могла на него угодить и отступилась наконец от делания для него чая: дома он всегда наливал его себе сам.
Анна Григорьевна Достоевская:
Чай любил черный в 2 р. 40 и всегда его покупал у Орловского, против Гостиного Двора. Заваривал чай, сначала споласкивал чайник горячею водой, клал 3 ложечки чаю (причем непременно требовал «свою» ложку, она так и называлась «папиной ложечкой») и наливал лишь 1/3 чайника и закрывал салфеточкой; затем минуты через три дополнял чайник и тоже накрывал. И наливал чай лишь тогда, когда самовар переставал кипеть. Наливая себе чай, непременно смотрел на цвет чая, и ему случалось очень часто то добавлять чаю, то сливать в полоск<ательную> чашку чай и добавлять кипятком; часто случалось, что унесет стакан в свой кабинет и опять вернется, чтоб долить или разбавить чай. Уверял: «Нальешь чай, кажется хорош цветом, а принесешь в кабинет, цвет не тот». Клал два куска сахару.
Николай Николаевич Страхов:
Упомянув о вине, замечу вообще, что Федор Михайлович был в этом отношении чрезвычайно умерен. Я не помню во все двадцать лет случая, когда бы в нем заметен был малейший след действия выпитого вина. Скорее он обнаруживал маленькое пристрастие к сластям; но ел вообще очень умеренно. Он почти не пил и всегда возмущался разнузданностью людей, частенько проявлявшуюся под влиянием обилия хмельного в доме, где все лилось через край, причем выражался, кажется, так:
— Кто пьет до безобразия, тот не уважает человеческого достоинства ни в себе, ни в других.
По материалам сетевых ресурсов
Иллюстративный материал из общедоступных сетевых ресурсов,
не содержащих указаний на ограничение для их заимствования.
