Кулаки гл-3
Татьяна Даниловна сорок лет жизни посвятила школе, преподавала ботанику и биологию. Говорит: - «Сколько помню себя, столько и пытаюсь разгадать тайну мироздания. Откуда мы пришли? Зачем? Кто мы такие? И кто так распорядился?
Если и впрямь мы здесь по воле Господа нашего, то почему живём не по его законам? Почему творим зло и потакаем ему повсеместно? Почему разрушаем, а не приумножаем? Почему так мало любви и здравого смысла в поступках наших?
«Ценить и приумножать, хранить и защищать»! - таким должен быть Главный Закон на Земле. А кто нарушит его – тому никакой пощады.
Соседи наши, китайцы, чем нас лучше? А у них такой закон есть и действует! Они за загубленное деревце на плаху. Чик - и нет головы, чтоб другому неповадно было.
Не гуманней ли так поступать, чем пол тайги под топор, а вторую половину огнём извести, чтобы потом подешевле, и тоже под топор?
И у китайцев не всё гладко, но они изо всех сил стараются, чтобы по закону и для потомков. А у нас кому не лень, тот рубит и пилит. «За тридцать сребреников» любой документ выправить не проблема, душу за горсть медяшек продаём.
Там, где раньше кедры до неба, берёзки с осинками шушукались, сейчас пустыня - угли, да пепел. Ни щебета птичьего, ни смеха ребячьего. Всё прахом. Глаза бы не глядели на это безобразие, вертеп какой-то, честное слово.
Устали люди так жить, умирать приноровились до срока. Тоже выход.
А куда пойдёшь жаловаться? Кому? И на кого?
Ох ты, Боже мой, - нагоню сейчас давления. Я уж, грешным делом, подумала - всё, не увижу больше в деревнях чужих с кобурой на боку.
Куда там, - во всю хозяйничают. Обирают до нитки, не хуже, чем в двадцать девятом. По какому уж кругу хребет мужику ломают? Ни стыда, ни совести …
Нынешние «хозяева жизни» наружностью на местных не похожи, всё больше иноземцы. По деревням ездят, за копейки всё «выметают», не церемонятся. Где обманом, где угрозами, но своего не упустят. Никакой на них управы нет. На рынке свою цену назначают, в три дорога нам же и продают.
На дорогах кордоны. Крестьянина со своим добром в город не пускают, потрошат в чистом поле. Вот какие у нас порядки.
И опять же, - кому жаловаться? Эти «иноземцы» все законы молчать заставили. Где ещё такое увидишь, чтобы свой от своего нос воротил?
Мне сестра рассказывала. У них в деревне, по соседству, китайцы капусту выращивают, а у неё молочко парное покупают.
Так вот, сестра к ним по-соседски и обратилась. Мол, вы ребятки, всё равно лист капустный выбрасываете, отдавали бы моим коровкам. Вам никакой мороки и коровкам в радость.
И знаешь, Анатолий, что они ответили: - «Мы тогда, тётка, молоко у тебя покупать перестанем».
Во как! Травитесь, мол, сами, а мы тут после вас порядок быстро наведём. При нас и законы заработают. Только это будут наши законы. Тогда и Сибирь расцветёт, только это будет наша, а не ваша земля.
Эх, люди, люди! Ещё самую малость и будет поздно! Ни сил, ни воли, ни людей настоящих … Доконают народ русский православный, изведут под корень супостаты окаянные».
Мы сидели в беседке, пили чай с мелиссой из фарфоровых кружек, когда-то живой и знаменитой на всю страну фабрики, а внизу, в десяти метрах от нас широко разлилась наша река.
Мы будто оказались на границе двух миров. Из темно синих вод за нами наблюдала вечность, снисходительно и добродушно прислушиваясь к нашему разговору.
А мы вспоминали молодость, - Татьяна Даниловна свою, я - свою. Она рассказывала, - я поддакивал, будто мы ровесники и нет между нами разницы в четверть века. Такая мелочь для вечности …
Татьяна Даниловна вспоминала походы на Байкал, в Тункинскую долину, ночевки у костра, сплавы по таёжным речкам. Смеялась и переживала до слёз, как девчонка: «Сколько сил, времени, любви было отдано родной школе, ребятишкам … Природа - она учит жить не по учебникам и не абы как, - её сердцем надо слышать. В городах человек глохнет. Тоскует по вольным просторам, душа от тесноты, от страха кукожится».
А память, она из детства только хорошее во взрослую жизнь захватить старается. Я до сих пор письма получаю и открытки поздравительные. Спасибо ученикам моим за заботу и внимание.
Вспомнила один случай, как мы брата на учёбу собирали. Серёжка, братишка, во время войны взвалил на свои плечи всю мужскую работу по хозяйству. И дома, и в колхозе за взрослого трудился. В ту пору ему шестнадцать лет исполнилось.
Мы точно знали, что Серёжа мечтает стать геологом, - о таёжных просторах мечтает, об экспедициях, о новых открытиях. В школе он учился хорошо. Никто не сомневался, что Серёжка поступит в «Геологоразведочный техникум».
В августе надо было ехать в город. Кое-как собрали во что одеть парня, но вот оказия, - штаны оказались совсем непригодными для дальнейшего использования по назначению.
Заплаты так тесно сгрудились на штанинах, что казалось, - топни и они осыплются на ботинки, как осенний лист с тополя, что шумел у нашей калитки.
В военное время в деревню приезжала «лавка» на колёсах, для сбора у населения излишков сельской продукции. Это помимо того, что давали для фронта колхозы и совхозы. Мясо, овощи, молочная продукция, грибы, ягоды, орех и т.д. – всё принималось и менялось на вещи первой необходимости.
Лавка – это обычно две подводы, которыми управлял Яшка-примак. Первую тащил лохматый «водовоз», здоровенный жеребец похожий на угрюмого яка, вторую хромая лошадка, привязанная к первой телеге.
Денег тогда почти ни у кого не водилось, а спички, соль, керосин, нехитрая одежонка и прочая деревенская мелочевка нужна на каждый день по зарез, без этого не обойтись. Выручал натуральный обмен, - товар на товар. Сложились и цены, но, всё равно, каждый приезд «лавки» – это было событие! Мануфактура пахла мирной жизнью, это была весточка с большой земли, её запах вселял надежду в наши сердца …
По возможности Яша старался выполнять и частные заказы. В тот раз заказали две пары штанов. Одни - мама для Серёжки, другие – тётка Устинья для своего Васятки. Штаны в обмен на 25 кг. груздей.
Татьяна Даниловнам улыбнулась и уточнила: «Отдельно расскажу о Яше. Он появился в деревне через пару месяцев после начала войны. Чуть хромой, чуть косой, среднего роста, худощавый, но скроен надёжно. К тому же, оказался непривычно образован для наших мест. Весёлого нрава, мастер на все руки, балагур и бесстрашный драчун. И что совсем уж неожиданно, с его огненно рыжей шевелюрой, имел ошеломительный успех у женской половины деревни. На бабью радость посылает Боженька таких мужиков на Землю Матушку. Не было в нём ни страху, ни злого умыслу. Шёл по жизни легко, поднимал с земли то, что другие не замечали. А Яша коснётся и от счастья бабьего на небе звёздочка загорается. Таким был наш Яша.
Привёз его из города сосед, дядька Ефим. Дальним родственником приходился ему Яша, по отцовской линии, племяшом.
Осиротел парень в одночасье. На тёмную сторону перешёл, в тень от света укрылся. Слёзы глаза выжгли, он и перестал на солнышко любоваться. Под бомбёжкой всю семью потерял. Самого с того света еле-еле вернули. Осколки из него дуршлаг сделали. Выкарабкался с Божьей помощью. Значит, поджидал кто-то Яшу на этом свете, не мог без него счастья узнать …
Через неделю появился Яша в клубе. Парни деревенские решили проверить, как у него «кишка», не тонка ли? Ну, и место чтоб своё знал. Чужак он и есть чужак.
Да не тут то было. Бился Яшка со всей деревенской шпаной, как последний самурай.
Домой на руках приносили, без памяти. А он своё, – очухается и снова в драку … Ни себе пощады, никому другому. Рука у него больно тяжёлой оказалась. Кулак на гирю пятикилограммовую смахивал, что в «сельпо» у весов стояла. Бил, как гвозди заколачивал. Парни попустились. Кто не увернулся от Яшкиного кулака (а это считай добрая половина деревенских пацанов), тот уж не задирался лишний раз. Себе дороже. Зауважали Яшу деревенские. Смелость города берёт!
А тут другая напасть - девчата и вдовы за Яшу в пух и прах перессорились. Дядька Ефим строго нрава был, предупредил племяша: - «Ты, Яков, давай-ка, определись с бабами. Пакостить не позволю. Это не город, – тут все на виду».
Яша и определился. «Пошёл в примаки» к распрекрасной Елене. Так и прилипло к нему – «Яшка-примак». Зато понял парень, кто поджидал его на этом свете и для кого стоило задержаться подольше … насовсем.
Муж у Елены погиб в первые месяцы войны. Дочка на руках. Никого к себе не подпускала гордая Елена. Почернела от горя, еле ноги переставляла, плакала и плакала. Таяла на глазах красавица деревенская.
Дядя Ефим долго сомневался, присматривался к племяннику, и так прикинет и эдак, наконец, решился – познакомил Яшу с Еленой.
Елена и Ефиму роднёй приходилась. По женской линии, через жену, значит.
День за днём проходил, месяц за месяцем. Управлялся Яша и у дяди Ефима, и Елене Прекрасной помогал по хозяйству, и в колхозе трудился наравне со всеми. С техникой парень был на «ты». Всё, что годами ржавело под забором, ожило и запыхтело синим, сладким дымом на радость сельчан.
В осеннюю пору колхозное руководство доверяло Яше руководить натуральным обменом. Парень-то был грамотный, честный и самое ценное, для этого дела, непьющим!
… Привёз Яша в тот раз штаны под заказ. Да вот беда – одни оказались штаны на складе. А его уж поджидают. С одного боку мама с тридцатью килограммами груздей, с другого - тётка Устинья и тоже, с тридцатью килограммами «сырых» груздков.
Яша от волнения растерялся. «Ну, держись мой рыжий чуб. Сейчас они мне устроят представление. Ох, и попал я, что твой Паулюс … Будь они неладен – штаны эти».
Достал Яша безмен и давай взвешивать грибы. И надо ж такому случится, -обе корзины, - грамм в грамм по весу.
Бабы тоже опешили от нервного переживания: - «Вешай снова, чёрт рыжий»! - кричит горластая Устинья.
Яша взвешивает, - тоже самое, – вес тютелька в тютельку. Женщины переглянулись и разом вцепились в штаны. Мама в одну гачу, тётка Устинья в другую, а Яша в последний момент только и успел, что за мотню ухватиться. Взмолился: - «Не дурите, тётки, - не портите мне товар. Давайте договоримся так, - к кому первой поднесут груздей на добавку, тому и штаны носить.
Я при маме в тот раз была. Тут же подхватилась и к лесу помчалась, навстречу Серёжке. Лечу, ног под собой не чуя, ветер в ушах свистит. А Серёжка вот он, - топает себе с двумя корзинами грибов через плечо. Мокрый от пота, в иголках, листьях. Запыхался, спешит навстречу мечте заветной.
А Устинья приметила его издали и орёт на всю округу: - «Васятка, кобель шелудивый, ты куда запропастился? Без штанов останисся. Я тебе потом поотрываю твои побрякушки, будешь потом вместо пугала ворон пугать. Вот наказание-то на мою голову! Весь в отца! Дай Бог ему здоровья! Убереги, Господи, нашего кормильца от пули вражьей.
Ну, шельмец, в юбке бабкиной форсить будешь на радость Валюшке Любашиной. Ох ты, Боже мой, наказанье моё».
Васятка, и впрямь, накануне сговорился с нашей Валюшкой в лес за грибами прогуляться. А с нашей Валюшкой не то что штаны, - голову забудешь зачем на плечах носишь. И не вспомнишь, пока она щебетать в курчавый висок не перестанет. Сколь парней с ума свела сестрёнка моя дорогая. В тот раз Васятка свихнулся. Валюшка ради братика постаралась запудрить мозги Васятке. Думала обойдётся, - не обошлось! И надо ж было судьбе заворот такой придумать. Мужем Валюшкиным через пять лет Васятка оказался.
Устинья потом смеялась довольная, приговаривая: - «В штанах бы за грибами с Валюшкой пошёл, до сих пор бы бобылем куковал. А тут вишь как ладно получилось. Видать успела девка разглядеть свово суженного. И на глазок прикинула, и на ладошке … ха-ха-ха …».
Язычок у Устиньи тот ещё. Да у нас в деревне все языкастые.
Хорошо живут Валюшка с Васяткой. Детей не пересчитать, а внуков и подавно.
И Серёжка поступил в техникум, в новых-то штанах. Сорок лет тайгу мерил. От одного края до другого прошёл, и обратно вернулся. И у него жизнь счастливо сложилась.
Вот тебе и штаны! Как в жизни-то бывает. Когда штаны выручат, а когда и они без надобности, только помеха. Тут сердце главный союзник. С ним надо совет держать. Тогда и тебе Елена Прекрасная явится во всей красе, с дочуркой ангелочком на руках. И неважно, косой ты, хромой или огненной рыжей масти.
Мы попрощались. Минул ещё один день! Сколько их впереди? Да Бог, чтобы этот был не последним.
© Copyright: Анатолий Жилкин, 2011