От Свято-Екатерининской церкви, возведённой в честь победы над Наполеоном, ныне остались одни руины
– Идея возведения этой церкви, посвящённой победе в Отечественной войне 1812 года, принадлежит кубанскому просветителю Кириллу Россинскому, –рассказывает известный кубанский историк, заслуженный работник культуры Кубани Наталия Корсакова. – Ещё были живы участники той войны – в частности, сын атамана Федора Бурсака, Афанасий, возглавлявший Собственный его Императорского величества конвой. Были и иные участники той войны, сделавшие немалые пожертвования на строительство церкви. Жертвовал в том числе и сам атаман Бурсак, и его сыновья, Павел и Афанасий. Россинский же представил образ этой церкви, он же нашёл плотника Минского куреня Петра Кучера, с которым 23 июня 1813 года по договору было обещано 4000 рублей, десять быков, десять ведер топленого масла и десять ведер горилки. Взамен он обязался за год, ко дню Святой Екатерины, возвести эту церковь без единого гвоздя. В то время вообще много создавалось храмов, посвящённых победе над французами, так что в этом плане Россинский, что называется, «попал в струю». Храм был срублен из соснового леса и уже в 1814 году освящен в честь Великомученицы Екатерины. Церковь встала в центральной части города, на улице Екатерининской. Надо сказать, что церковь не была только лишь культовым сооружением – при ней Кириллом Россинским была создана школа, в которой бесплатно обучались дети горожан. Там же было и небольшое кладбище, где были похоронены те, кто давал большие пожертвования, а позже – другие почётные жители нашего города. Кладбище существовало и после постройки нового собора, будучи снесено лишь после Великой Отечественной войны, будучи застроенным жилыми зданиями.
Сама же церковь Святой Екатерины простояла почти век, но 17 октября 1889 года, через год после крушения царского поезда и чудесного спасения членов императорской семьи, было принято решение о постройке на месте деревянной церкви собора с семью престолами – ныне Свято-Екатерининский собор. Собор заложили 23 апреля 1900 года, а уже в 1908 году встал вопрос и о судьбе деревянной церкви. Власти хотели снести обветшавший храм, но возмутилась верующая общественность, настоявшая на сохранении третьего по возрасту храма Екатеринодара. Наказной атаман Кубанского казачьего войска Михаил Бабыч обратился с ходатайством в Императорский совет Общества защиты исторических древних памятников, под председательством Великого Князя Николая Михайловича. Была представлена фотография этой церкви, с Кубани специально выезжала комиссия под руководством Бабыча, рассказывавшая в Обществе защиты памятников об истории храма. И в результате церковь была признана «редким историческим памятником, заслуживающим охраны и самой заботливой реставрации».
В итоге храм был аккуратно, по дощечке, разобран и перевезён на Титаровскую межу на Новых садах (в советское время – Сады Калинина). 9 (22) сентября 1914 года храм был освящен во имя Рождества Пресвятой Богородицы. За церковной оградой разместилось кладбище, существующее и поныне. Однако, не успели священник и прихожане освоиться на новом месте, как прогремела сначала революция, потом Гражданская война. С укреплением Советской власти начались гонения на церковь и священнослужителей. 9 апреля 1920 года было вынесено постановление о национализации в Екатеринодаре всех театральных, кинематографических и церковных помещений со всем их имуществом. С 1922 года началось изъятие ценностей из храмов, а в июне 1922 года все ценности были вывезены в Москву. Храм Рождества Пресвятой Богородицы продолжал действовать до 1930 года, после чего был закрыт, а само помещение передано колхозу под склад. В годы войны здесь стояла воинская часть немцев, пролегал кабель связи, который периодически пытались повредить неизвестные патриоты. В ответ немцы грозили местным выборочными расстрелами.
– Вопрос о возвращении храма верующим встал лишь после освобождения города, – рассказывает один из последних прихожан утраченной церкви Павел Мирошниченко, – активное участие в этом принял мой дед Мирошниченко Антип Маркович. Точная дата открытия храма неизвестна, предполагается, что это произошло в конце 1943 года. Антип Мирошниченко стал первым старостой открытого храма, за что 15 января 1944 года он был отмечен почётной грамотой от епископа Кубанского и Краснодарского Фотия. Активное участие в ремонте храма принимал и мой отец, Порфирий Мирошниченко. Антип же Мирошниченко умер 23 июня 1960 года и был похоронен здесь же, на этом кладбище.
За могилами отца, деда и матери, а также иных своих родных Павел Порфирьевич бережно ухаживает по сей день. Он сам – словно живая история этого отдельно взятого микрокосма, сберегающий память о выдающих людях церковной общины.
– Вот здесь был похоронен протоиерей Трофим (Лозовой), – указывает он, –второй священник из тех, что служили здесь после повторного открытия храма. До него, по воспоминаниям старожилов, здесь служил отец Александр. Жил он в посёлке Пашковском и добирался до места службы сначала трамваем до станции Черноморка (ныне остановка Краснодар-2), а затем пешком до самой церкви. Также добирался и отец Трофим – даст колхоз подводу, хорошо, не даст – иди пешком. О нём у старожилов остались самые тёплые воспоминания. На все требы: освятить жилище, причастить больного, исповедовать лежащих он никогда не отказывался. Один из тех священников, что действительно СЛУЖАТ. Сейчас такие редкость: большинство батюшек не служат, но работают. Жил очень скромно, рассчитывал в основном на помощь прихожан да на продукты с собственного огорода. Умер протоиерей Трофим в 1996 году: те, кто его знал, рассказывают, что он говорил, что умрёт в 90 лет на Рождество – так и случилось.
Похоронены на кладбище и иные прихожане, судьбы которых тесно переплетены с судьбой самой церкви. Так свой последний приют близ церкви нашла и Татьяна Кошель, бывшая псаломщиком с момента открытия храма в 1943 году. Тётка Татьяны Кошель была послушницей в женском монастыре, а после того, как сам монастырь разогнали, она вернулась в семью. Она и научила пятерых племянниц, в числе которых была и Татьяна Ефимовна, читать на старославянском, петь псалмы и молитвы. Сам Павел Мирошниченко, помимо того, что был прихожанином церкви, мог участвовать и в самой службе, пономарем. В детстве у него появились проблемы из-за своей веры – мать запрещала ему вступать в пионеры, что вызывало соответствующую реакцию как сверстников, так и учителей. Но от привычного уклада, всей его жизни Павел Мирошниченко так и не отступился, оставаясь прихожанином церкви Рождества Святой Богородицы до её закрытия.
– Церковной оградой служила живая изгородь из живой акации, – рассказывает Павел Порфирьевич, – на престольный праздник, после литургии и молебна, перед этой оградой у самого входа на кладбище устанавливали два котла на карнизах, в которых готовили праздничный обед. Народу на праздник собиралось много – приезжали с Водников, Витаминкомбината, посёлка Южного, улиц Народной, Средней, Российской, Горхутора и ряда других. На кладбище, что сразу за церковной оградой, везли покойников с перечисленных выше улиц и посёлков. Поминовение усопших после Пасхи проводилось в понедельник после Фоминой недели. После панихиды священник ходил по кладбищу на могилки родственников прихожан, а потом, на центральной аллее кладбища, на траве накрывали скатерть. Был общий поминальный стол, на который выкладывалось всё, что кто принёс. На Великий пост было принято приносить в храм на поминальный стол мёд.
Обветшавший храм, по словам Павла Мирошниченко, закрыли в 1962 году. Повесили табличку, что церковь является историческим памятником, а в доме, где ранее жил священник, поселили милиционера. В конце 70-х много говорилось о том, чтобы сделать эту церковь частью этнографического музея «Кубанская станица». По словам старшего научного сотрудника краевого краеведческого музея Наталии Корсаковой, в этом музее под открытым небом предполагалось построить ветряную мельницу, амбары, дома атаманов и простых казаков, а заодно и перенести из посёлка Калинино исторический деревянный храм города. Поговаривали также, что на этот перенос в своё время были выделены деньги, однако в ночь с 11 на 12 февраля 1978 года храм сгорел. Причины этого пожара толком не установлены по сей день.
– Несмотря на то, что церковь была признана историческим памятником, никакой реставрации там не проводилось, – рассказывает Наталья Корсакова, – незадолго до гибели церкви, там были уничтожены фрески, стены расписаны местными школьниками. Церковь фактически еле держалась в те годы. А в 1977 году вышло постановление крайисполкома о том, что надо всё-таки сделать этнографический музей. Тогда и была написана упомянутая выше статья – в декабре 1977 года. Но уже в феврале 1978 года, как уже говорилось, церковь сгорела. Это вызвало возмущение общества охраны памятников – как случилось, куда смотрела милиция. Известный кубанский журналист, позже видный деятель возрождения кубанского казачества Александр Берлизов провёл собственное расследование. Официально было объявлено, что церковь подожгли ночевавшие в ней бомжи. Но есть и другие сведения – старожилы Садов Калинина вспоминают, что рядом с церковью, с разрешения администрации этого посёлка, некий товарищ устроил коптил уток, на продажу. Так что вопрос о том, почему сгорела эта церковь, остаётся открытым. Надо сказать, что тогдашние власти вообще относились к церкви с пренебрежением: по идее, объект, признанный памятником республиканского значения, должен реставрироваться, к нему должны водить экскурсии и всё такое. Ничего этого не было – вы сами видите фотографии, в каком церковь была состоянии незадолго до пожара. Хотя разговор о создании этнографического музея, куда я предлагала перенести и эту церковь, действительно был. Была даже выделена земля в 90 гектаров в парке 40-летия Октября – там, где сейчас Солнечный остров. Был прикреплён к этому проект архитектора Филиппова, сделавшего генеральный план этого музея. Часть территории планировалось уступить под чисто казачьи экспонаты, а часть экспозиции должны были занимать культурное достояние народов Кубани. В частности, предполагалось создать экспозицию адыгского аула. Тогда же создавалось Кубанское водохранилище, и много предметов вывезли из аулов, предназначенных к затоплению, включая даже некоторые постройки. Но потом в крайкоме решили отказаться от этой идеи – единственным её следствием стало создание в краеведческом музее великолепных этнографических коллекций.
Лишь в 90-х начались разговоры о восстановлении храма. По словам Павла Мирошниченко, бывшие прихожане обратились в Свято-Екатерининский собор, настоятель которого прислал священника, протоиерея Сергия. После осмотра пепелища тот рекомендовал создать церковную общину, убрать мусор, вырубить поросль вокруг развалин, обратиться с ходатайством к властям города о возвращении церковной земли общине и восстановлении сгоревшего храма, подключить казачество к решению этих вопросов.
21 сентября 1993 года на месте сгоревшей церкви прошла первая служба под открытым небом. Позже для служб на месте установили списанный пассажирский вагон. Казаки установили на развалинах храма поклонный крест с надписью «Церковь Рождества Богородицы. Памятник Черноморской старины 1814 года». Однако, в конце концов, от идеи воссоздания храма отказались – вместо этого было решенопостроить новый храм. Его возводили, что называется, «всем миром» – кто из прихожан предоставлял деньги, кто стройматериалы, многие и сами участвовали в строительстве.
– В 1993 году в посёлке Пашковском во вновь открывшейся церкви на улице Ярославского я увидел икону Рождества Пресвятой Богородицы, –рассказывает Павел Мирошниченко, – ту самую, что была на иконостасе сгоревшего храма с момента его переноса в 1914 году и до закрытия в 1962 году. В 1997 году начались переговоры с епархией о возвращении иконы в строящийся храм в посёлке Калинина. Вскоре икона вернулась на своё законное место на иконостасе новой церкви.
Сам Павел Порфирьевич давно пенсионер – и сейчас немало времени проводит при новом храме, помогая, чем может. От старой церкви остались только кольцо из остатков фундамента да поклонный крест. Однако прихожанин старой церкви и по сей день живо помнит малейшие детали богослужений и быта немногочисленной общины: о том, как священнику подавались грамотки, с которых священник читал «за здравие» и «за упокой», о том, какой уголь зажигался в кадиле, о стоявшем возле храма колодце, который в 30-е года неизвестный пытался отравить мышьяком. В его рассказах – сам дух эпохи крохотной несоветской общины, вынужденной выживать в условиях атеистического государства.
– В идее восстановления церкви, в её изначальном виде нет ничего невозможного, – убеждена Наталья Корсакова, – в музее есть чертежи, по которым она была построена, есть разные технологии строительства. Раз уж Петр Кучер сделал её сам, без единого гвоздя, наверное, же и у наших архитекторов получится не хуже. Можно её восстановить, конечно, не в посёлке Калинина, а где-то в центре, например, в Городском саду. Но, похоже, подобные проекты сегодня мало кому интересны. Сейчас продолжается какое-то негативное отношение к историческому наследию Екатеринодара, идущее ещё от советской власти пренебрежение: мол, кому нужно это «старьё»? У народа воспитывалось такое отношение, что всё стоящее в Краснодаре создавалось лишь в советский период, а всё остальное не стоит внимания. Не нужно это хламьё, старьё, и поэтому очень многое разрушилось, сгорело, пришло в упадок. И сегодня, когда говорят о возрождении казачьих ценностей, духовных традиций, надо именно этим озаботиться – сохранением старинных зданий. Обратить внимание, например, на то, что происходит со старинными домами по улице Горького – от улицы Красной и до Дмитриевской дамбы. Особняки тех людей, что создавали наш город, стоят там с зияющими чернотой окнами, с разбитыми дверями, сорванной лепкой и держащейся буквально на честном слове ковани. А ведь там жили видные граждане, что поднимали в Екатеринодаре торговлю, создавали заводы. Стоит вспомнить хотя бы имя такого известного благотворителя, как Борис Черачев, безвозмездно давшего несколько тысяч на постройку Зимнего театра в Екатеринодаре. В этой же части города жил известный наш деятель культуры – регент Кубанского казачьего хора, композитор, собиратель народных песен Григорий Концевич. Перечислять можно долго и так же долго можно идти по улице Горького, наблюдая как все эти дома приходят в упадок. В других местах, где такие же дома берут в аренду, им делают косметический ремонт – и при этом убирают год постройки. Я уже несколько раз замечала это – от 1913 года осталась только единица. Вот это зачем делается – что, современный владелец хочет показать, что он этот дом строил? Мы утратили замечательные памятники художественной ковки, то, чем наш город славился – все эти надкрылечные зонтики, цветы, фантастические животные, геометрический орнамент –предмет необычайной гордости дореволюционного Екатеринодара, с момента основания славившегося искусством своих кузнецов. В 70-е годы пытались ещё что-то сохранить, даже был создан каталог «Екатеринодарские узоры». Но дальше дело так и не пошло. А ведь менее чем через полтора года наш город будет отмечать 230-летие. Может, стоит повнимательнее приглядеться к тому, что ещё осталось от его исторического наследия? Научиться беречь его, считать частью нашей истории, нашей культуры, национального восприятия. Очень бы не хотелось бы, чтобы участь Свято-Екатерининской церкви разделили бы и те остатки исторических памятников, которые всё ещё украшают наш город.
(Публикация из архива редакции)