Если послушать Шурку, можно подумать что всё в её жизни как по нотам расписано. Хотя, не всё так безоблачно, как кажется. Просто она неисправимая оптимистка.
Льёт дождь - хорошо! Огород не надо поливать. Ударили морозы выше тридцати - не надо в школу идти.
Одно Шурку сильно огорчало - отношения родителей.
-Что-то не заладилось у них с первого дня, - говорила Ба, - живут как кошка с собакой.
Шурка ничего не понимала в отношениях взрослых.
-Странные какие-то, -рассуждала она, - дом есть, еды полно, цветы в палисаднике цветут…Чего ещё надо?! Живут на природе, рядом лес, речка, поля, летом покрытые пестрыми красками разнотравья, зимой - сверкающие россыпью бриллиантов под морозным солнцем. Красотища!!!
А они постоянно скандалят, готовы убить друг друга.
Став взрослой она смогла взглянуть на ситуацию другим взглядом, но что происходило на самом деле до конца так и не поняла. Чужая душа потёмки…
Мама была очень суровым человеком. К Лизе даже прозвище в деревне приклеилось - «генерал в юбке».
Её характер формировался в непростое время: довоенный ребенок, перенесший тяготы войны, отца она даже не помнила.
Ей было только два, когда он ушёл на фронт и не вернулся.
Потом голодное послевоенное детство. Ребятишками они бегали весной по полям и искали картошку, которую не заметили во время осенней уборки.
Чумазые копались в земле и радостно хвастались друг перед другом редкими находками, демонстрируя перемёрзшие клубни и закидывая их в холщовую сумку.
Дома смешивали слизистую картофельную мякоть со щепоткой муки, которая была на вес золота и счастливые жарили лепешки под названием «тошнотики».
Да, так их и называли! Просто вид у лепёшек был очень неприглядный. Серые, тягучие, тисклявые (тисклявый - местный диалект - слипшийся, неудачная выпечка).
Но чего не съешь с голодухи…
Дети жадно засовывали в рот лепешки и они исчезали также быстро, как появлялись.
А когда было совсем голодно собирали жесткие остатки зерна после обмолота (мякина или костеря, как говорили в их местечке), добавляли картофельные и свекольные очистки и пекли подобие хлеба.
После такого блюда самым страшным моментом был поход в туалет.
Аш слезы на глаза наворачивались, когда кишечник жестко шлифовался этой грубой наждачкой…
Эти «изыски» Лиза будет помнить до конца своих дней.
Весной взрослые вздыхали с облегчением.
-Слава богу,- говорила Вера, - теперь ребятня побегут по округе свежую травку собирать. Голодными не останутся…
В ход шло всё: крапива, сныть, вика (дикий горошек), одуванчики, кислица. А летом наступал настоящий рай…
Появлялись ягоды, грибы, можно есть ботву от морковки и свеклы, а сами корнеплоды сберечь до зимы.
-Ничего, вырастут и на подножном корму, - кивали друг другу старушки на завалинке.
И они росли полуголодные, оборванные, в вечном поиске съестного.
А когда вступили в подростковый возраст, жизнь стала налаживаться. Страна восстала из руин, как феникс из пепла. Кушать смогли посытнее.
Алешка выдался весь в отца. Всего шестнадцать, а он высокий, плечистый с роскошной кудрявой шевелюрой.
Мамина надежда и опора. Вера не могла налюбоваться на сына и незаметно смахивала слезы с глаз.
-Как на Петрушу похож, как две капли воды.
Вся мужская работа легла на Алёшины плечи, мужчина в жизни Веры так и не появился. А дел в деревне невпроворот: дров наколоть, воды натаскать, сено заложить в амбар, овец подстричь…И на этом список не заканчивался.
Вера на Алёшку не могла нарадоваться.
-Алешенька, обрядишь скотину? Сбегаю на колхозное собрание.
-Не волнуйся, мам! Всё сделаю! - сын чмокнул Веру в щеку.
В доме культуры было шумно, колхозники активно обсуждали последние новости, строили планы на будущее.
Вера присела на ближайший от входа стул, рядом с Валентиной, соседкой из дома напротив.
-Валя, что я пропустила? Припозднилась немного, - зашептала Вера.
-Михалыча выбрали бригадиром. Завтра его бригада поедет на дальний покос.
Вера успокоилась, пока вопросы фермы не обсуждали, она уже много лет работала дояркой.
Собрание затянулось допоздна.
Вдруг двери распахнулись и в проеме Вера увидела лицо Вари.
Варя больше всех была похожа на неё, такая же тонкокостная, с бледной, фарфоровой кожей и огромными голубыми глазами.
Но сейчас её было не узнать, лицо перекошено гримасой какой-то нестерпимой боли, глаза превратились в озёра полные слёз.
Она не могла вымолвить ни слова, и только призывно махала матери рукой, приглашая покинуть зал.
Веру что-то больно кольнуло в сердце. Она вскочила, выбежала, увлекая за собой дочь.
-Варенька, что случилось, милая? На тебе лица нет? - приговаривала она, вытирая ладонью влажные щеки дочери.
Но та разразилась дикими воплями и ничего не могла сказать. Казалось горе сейчас разорвёт её изнутри, так сильно вздымалась худенькая грудь.
Вера бросилась к дому со всех ног. Предчувствие чего-то непоправимого не покидало её. Даже ноги подкашивались…
От дома ей навстречу бежала Лиза.
-Мамочка, миленькая! - причитала она, - как же мы теперь?
Вера уже ничего не понимала, мысли путались.
-Да что случилось то, Лиза?
Но тут к Вере подбежала соседка Маша и начала обнимать её.
-Верочка, горе то какое, - причитала она, - пойдём я тебя провожу.
И потянула её за собой в дом Вериных соседей. По соседству жил брат мужа - Михаил с женой и двумя детьми. Его сын Егор был ровесником Алёши. Парни с детства были не разлей вода.
Когда они вошли в дом Егорка бросился к Вере, упал на колени, обнял её ноги и стал причитать как-будто был не в себе.
-Тётя Вера, простите меня, богом прошу! Всю жизнь буду искупать свою вину! Не знаю как это случилось! Ничего не понимаю! Я не хотел! Ну хотите, застрелите меня! - и он как безумный бросился в сени.
Вбежал назад с ружьём в руках. Стал совать ружье в руки Веры.
Но она так обессилела от происходящего, что беспомощно опустилась на колени. Она уже всё поняла, материнское сердце почувствовало пустоту потери.
-Где Алёша? Что с ним? - пересохшими губами прошептала она.
-Я убил его! Я его убил! Я не нарочно! Мы хотели батино ружьё посмотреть! - не своим голосом кричал Егор.
Вера затихла, ни рыданий, ни крика, ни слова. Как будто все звуки этого мира перестали для неё существовать. Решительно встала, бросилась в сени. На полу лежал её единственный мужчина, её Алёшка. Голова окровавлена, липкая лужица бордового цвета растеклась по старым, некрашеным половицам. Вера встала на колени, рывком притянула к себе тело сына и стала его целовать, гладить, укачивать в объятиях, как маленького.
Дальше она не помнит ни одного мгновения, включая похороны, как-будто впала в забытье.
Только спустя какое-то время она узнала подробности происшедшего.
Когда взрослые ушли на колхозное собрание, мальчики забрались на чердак и нашли на гвозде ружьё. Михаил был заядлым охотником. Егорка предложил Алёшке пострелять на заднем дворе, пока отец не вернулся.
Лаз на чердак был узким и неудобным, чтобы спускаться с ружьём на плече. Поэтому Алеша спустился первым, а Егор протянул ему ружьё.
Почему дулом вниз? Как зацепил спусковой крючок? Одному богу известно.
Во истину, если висит ружьё на стене, оно должно обязательно выстрелить.
Ранение в голову было смертельным. У Алеши не было ни одного шанса выжить.
Михаил умолял Веру не подавать в суд, да она и не собиралась .
Сына уже не вернуть, а лишить детей брата мужа кормильца в её планы не входило. Зато Михаил божился помогать ей до конца своих дней.
Алешка уже целый год проработал в колхозе и приносил хоть небольшой но доход в семью. Погоревав и оценив положение дел, Вера решила отправить Варю в няньки в Вологду. Дочка будет на полном довольствии, да ещё и немножко заработает.
В этом поспособствовала соседка Маша, договорилась со своими дальними родственниками.
-Пусть хоть у старшей дочери будет шанс выбраться из деревни, - думала Вера.
Если девушку из деревни брали в няньки, ей можно было выправить паспорт и у неё появлялась возможность получить образование.
Так Лиза осталась единственной помощницей матери. Вера ходила отрешённая, всё валилось из рук. В общем работница из неё была никудышная.
Так что Лиза и домашнюю работу взвалила на себя и на ферме практически полностью заменила мать.
-Эта выдержит любые невзгоды, - перешептывались бабы на завалинке, - Бирюковская порода.
Лиза и правда была крепкой, ширококостной, вроде все черты отца - черные кудрявые волосы, черные миндальные глаза, а фигура как у Вериных братьев и сестёр.
Тяготы её не сломили, но она как-то замкнулась, ожесточилась что-ли…
С обидой на весь мир смотрела:
«За что нам это? Вон дядя Миша с фронта вернулся целёхонек, ни одной царапины, и дети все живы-здоровы. А мы? Всю жизнь без папки, а теперь и брата потеряли. Где справедливость? Я уже как черствый хлеб, ничего не чувствую! Может оттаю
и отогреваюсь когда влюблюсь?»
Так и тянула свою непосильную ношу в предвкушении большой любви…
То что любовь не спасёт её от разочарований, она пока не знала…