Дон Хуан велел мне выпить смесь, приготовленную из экстракта корня дурмана. Она была безвкусная, но остался горький привкус во рту. Сердце учащённо забилось, но вскоре я снова почувствовал облегчение.
Дон Хуан взял чашу с пастой. Она выглядела твёрдой, а сверху образовалась глянцевая корочка. Я попробовал сковырнуть её пальцем, но учитель оттолкнул мою руку прочь от чаши. Он разозлился не на шутку. Пытаться это делать, по словам дона Хуана, было подлинным безумием с моей стороны; и если я действительно хочу учиться магии, то надо расставаться со своим легкомыслием. Это страшная сила и никто не может по-настоящему сказать — какая. Уже то плохо, что нам приходится со своими собственными намерениями туда соваться. Но тут уж ничего не поделаешь. Раз мы, люди, не можем воздержаться — так по крайней мере, сказал он, мы должны относиться к этому с должным уважением.
Дон Хуан вынул из мешочка ящерицу, у которой был зашит рот. Осторожно передал мне в левую руку и сказал, чтобы я взял на палец немного пасты и натёр ящерице голову, а затем опустил животное в чашу и держал там до тех пор, пока паста не покроет всё тело.
Далее, учитель проводил меня к камням неподалёку от его дома, указал мне на большой камень и велел сесть перед ним, как если бы это было моё растение дурмана. Я взял ящерицу и, держа её перед лицом, объяснил ей ещё раз, что я хочу знать, и попросил сходить за ответом для меня. Дон Хуан также посоветовал извиниться перед ящерицей за причинённое неудобство и пообещать, что впредь я буду добр ко всем её сёстрам.
А затем он велел мне взять ящерицу между средним и безымянным пальцами, куда он однажды нанёс удар ножом, и танцевать вокруг камня, повторяя те же движения, как и при пересадке корня чёртовой травки. Он повторил, что всё должно быть в точности как в тот раз. И если я чего-то не помню, то надо подождать, пока всё снова не станет ясно. С назиданием дон Хуан предупредил меня не делать ничего необдуманно и на скорую руку, если я не хочу причинить себе большой вред.
Последняя его инструкция состояла в приказе положить ящерицу с зашитым ртом на землю, посмотреть, куда она уходит, и определить, какой будет исход гадания. Он велел не сводить с ящерицы глаз даже на миг, ибо их обычный трюк — отвлечь человека и в это время незаметно удрать.
Было ещё не совсем темно. Дон Хуан посмотрел на небо.
— Я хочу оставить тебя одного, — сказал он и ушёл.
Я выполнил все его инструкции и затем отпустил ящерицу на землю. Сначала она неподвижно постояла на том месте, где я её положил, потом побежала к камням в восточном направлении и скрылась за ними.
Я сел на землю перед камнем, как если бы я созерцал своё растение. Меня охватила глубокая печаль. Я думал о ящерице с зашитым ртом, о её странном путешествии и о том, как она смотрела на меня до того, как убежала. То была странная мысль, какое-то надоедливое представление.
Я тоже был своего рода ящерицей, отправившейся в странное путешествие. Мне тоже, наверное, выпало видеть то, чего не видят другие. Я чувствовал, что никогда не буду в состоянии рассказать об этом. Стало очень темно. Я с трудом различал камень передо мной. Я думал о словах дона Хуана: "Сумерки — это щель между мирами!"
После длительного колебания я начал выполнять предписанные шаги. Паста была очень скользкая и холодная, она имела особый едкий запах. При быстром высыхании на коже создавалось ощущение прохлады. Я намазал виски 11 раз, не заметив никакого эффекта. Тщательно проверил я все изменения в восприятии и настроении, ибо совсем даже не знал, чего ждать. По правде сказать, я не уловил суть опыта и искал теперь хоть какой-то намёк.
Паста высохла и шелушилась у меня на висках. Я захотел намазать ещё, когда вдруг обнаружил, что сижу на пятках, как японец. Хотя и не помню, когда менял позу. Через какое-то время я полностью осознал, что сижу на полу в каком-то монастыре с высокими арочными сводами. Я думал, что эти арки из кирпича, но они оказались каменными.
"Переход" оказался очень трудным. Он происходил так внезапно, что я не успевал за ним следить. Моё восприятие элементов видения было размытым, словно я видел всё в полудрёме. Однако компоненты его не менялись. Они оставались теми же самыми, и я мог останавливать свой взгляд на чём угодно и исследовать. Видение не было таким ясным и реальным, как производимое пейотой. Оно имело мистический характер, очень приятную пастельную тональность.
Я попробовал встать и заметил, что уже переместился. Я находился сверху над лестничным пролётом, а одна моя знакомая стояла внизу. Её глаза были возбуждены и блестели сумасшедшим огнём. Она так громко захохотала, что сделалось жутко. Затем она стала подниматься по лестнице. Я подумал, что у неё "поехала крыша". Захотелось скрыться и убежать. Неожиданно пришла на ум следующая мысль: "Она отправляется сейчас в долгий путь." Появилась ещё одна мысль: "Она смеётся каждый раз перед очередным срывом."
Мгновенно вся картина сделалась очень ясной, теперь она уже не походила на сон. Картина стала самой обыкновенной, только я наблюдал за ней словно через стекло. Я попробовал потрогать колонну, но почувствовал только, что не могу двигаться. И всё-таки я знал, что могу оставаться там столько, сколько захочу, и всё наблюдать. Я был внутри этой картины, но не был её частью.
Проверив свой резерв рассудочного мышления, я ощутил себя в обыкновенном трезвом сознании. Каждый элемент картины нормально воспринимался. И, всё же, мне было понятно — это не нормальное состояние.
Картина снова резко изменилась. Теперь была ночь. Я находился в зале какого-то здания. Царящая внутри тьма заставила меня осознать, как прекрасен солнечный свет, ясно освещавший предыдущую картину. Тогда это было таким обыкновенным явлением, что я не обратил на него внимания.
Я продолжал смотреть дальше и увидел молодого человека с тяжёлым рюкзаком за спиной, выходившего из комнаты. Он прошёл мимо меня и спустился по лестнице. В это время я забыл о своих опасениях и рационалистических домыслах. "Откуда этот парень? — думал я. — Почему я его вижу?"
Картина поменялась ещё раз. Я увидел, как молодой человек листает книги, склеивает вместе некоторые страницы, удаляет штампы. Затем он аккуратно распределил тома по ящикам. Они находились не в его комнате, а на каком-то складе. Далее передо мной являлись ещё какие-то образы, но они не были достаточно ясными. Сцена погрузилась в туман, а я почувствовал головокружение.
Дон Хуан потряс меня за плечо, и я проснулся. Он помог мне встать. Мы вместе дошли до дома. С того момента, когда я начал пастой натирать виски, до пробуждения прошло 3 часа. Однако само визионерское состояние длилось около 10 минут. Не было никаких болезненных эффектов. Просто я проголодался и хотел спать.