Китайская история в четыре с лишним тысяч лет донельзя изобилует геноцидами собственного населения, многолетними жестокими усобицами и всякого рода резней, порою без веских на то причин. Это уже стало притче во языцех. Докатилось даже до того, что о бесконечных братоубийственных конфликтах средневекового Китая пошли анекдоты. Но то, о чём сегодня пойдет речь, не идет в сравнение даже с фантастическими фильмами о всяких космических диктаторах.
Конфликт, унесший жизни 30 до 50 миллионов человек, разразившийся в центре самых населенных провинций Китая и перевернувший общество Поднебесной, признается самым жестоким и долгим (14 лет только официально) за весь XIX век. Заметим, к слову, что формально это было лишь одно единственное восстание. Но оно во всей красе показало, на что способен обычный крестьянин, если поставить его в самое отчаянное положение.
С чего все начиналось.
Перед нами карта империи Цин (пропустим тот момент, что она китайская). Как видим, Китай тогда был весьма велик территориально, даже Корею он считал своей (формально так и было). Именно на этих землях в середине 19 века и произойдет наше с вами событие. Но с чего все началось?
В начале 17 века кочевники-маньчжуры, родственные нашим эвенкам, были сплочены огнем и мечом кланом Айсингъоро.
Видя на своих рубежах умирающую китайскую империю Мин, что уже много лет трясло от бунтов и кризисов, Айсингъоро решили добить ее, а земли завоевать и дать своему народу на колонизацию. И у них это получилось.
От падения Пекина в 1644 году до завоевания всего Китая прошло менее 20 лет. Чувствуя себя уберменшами на покоренной земле, победители устроили народу кровавую баню, забирая себе все, что видели.
Захватчики начали карать всех несогласных и недовольных, не стесняясь в методах. Крестьянские мятежи подавлялись убийством всего живого. Чтобы унизить китайцев, пришельцы с севера принудили их мужчин в знак покорности бриться налысо и заплетать из остатка пучка волос косу позора. Маньчжуры стали править Китаем, а вместе с тем Айсингъоро превратились из племенного клана в династию с типичным китайским названием "Цин". Наступал закат китайской нации.
Прошли десятилетия, сменился век, и вот династия начала повторять ошибки предыдущих властителей.
Цины тратили казну на ведение бесполезных пиар-войн за контроль над голодными пустошами и раскаленными пустынями Центральной Азии, пока каток пропаганды глушил последний хрип китайской интеллигенции, а экономическое отставание от европейцев начинало становиться катастрофическим. При дворе зацвела коррупция, чиновники всех уровней и ветви семьи Айсингъоро купались в роскоши и без тени сожаления травили друг друга. Пекин и крупнейшие города стали Городами Грехов эпохи Просвещения, где наркомания (задолго до опиума золотая молодежь Цинов курила разную дурь), бандитизм, рабство, проституция и насилие достигали космических масштабов. В одном лишь Кайфыне в 1786 году городской службой охраны порядка было только зарегистрировано 25 000 мелких краж, 5 000 убийств и 5 000 ограблений со смертями при населении города в 1,5 миллиона. Вот вам и "бандитский Петербург" в Цинском Китае.
Больше всех доставалось третьему сословию. Подчиняясь жестокому диктату маньчжурских помещиков, крестьяне с глухим стоном терпели весь произвол, а между тем их уже было 400 миллионов человек, что, между прочим, составляло 98% населения. Крестьянина запросто могли забрать в армию, продать, убить для острастки или зарезать в подворотне в городе. Дворяне из маньчжуров относились к ним не теплее чем к шкафам или коврам, а надзиратели на полях, набираемые из местных, ненавидели своих сильнее помещиков. И чем дальше правили маньчжуры, тем крестьянам становилось все хуже.
В середине XIX века Цины достигли точки невозврата. Проигранная с позором Опиумная война, тотальный кризис власти и быстрое обесценивание валюты сделали династию врагом не только крестьян, но и вообще всего населения. В стремлении пополнить казну император Даогуан стал облагать большими налогами халха-монгольскую знать, мусульманские народы уйгуров и джунгар и тибетские святыни, чем настроил против себя и дальние рубежи империи. Пришедший ему на смену в 1850 году его сын Сяньфэн не изменил политики отца.
Достаточно было поднести спичку - и страна бы вспыхнула, как море нефти.
За этим всем наблюдал сельский учитель, яро метивший во власть придержащих. Звали героя нашего времени Хун Сюцуань. По крови он был сын ростовщика, а по жизни - авантюрист и Дон Жуан. Хун сразу решил для себя, что жить в деревне и выбивать урожай с задолжавших бедолаг ему не по душе. Вместо этого в 1830 году 17-ти летний Хун, отучившись в средней школе, становится иезуитским монахом в Нанкине. Однако это не помешало ему вступить в тайные отношения с дочерьми ряда торговцев и дворян, из-за чего Хун попал в розыск. Позже, сменив свою биографию, он решается попасть в госаппарат на сытное местечко в Пекине благодаря своим новым знакомствам. Для этого следовало пройти крайне сложный экзамен, устроенный так, что сдать его без мзды было нельзя. Знакомые, видать, предали Хуна, и он трижды провалил экзамен, после чего, униженный, поехал сводить счёты с жизнью в гостиницу в Нанкине.
Однако, свалившись с горячкой после приезда в город, он вдруг ощутил неадекватный прилив сил и, перебрав в воспалённом мозгу сотни разных течений, религий и идей, решил создать на родине идеальный мир из гремучей смеси самых суровых постулатов конфуцианства, даосизма и ... раннего протестантизма. Хун выдумал такое, у чего даже не появилось названия. Утопию, где все (не только его народ) были бы равны. Хуну было хорошо известно, как истосковались китайцы по свободе и сытной жизни. Это и стало его главным козырем в рукаве.
Так в 1837 году родилась секта "Поклонения Небесному владыке". Уже скоро тысячи крестьян и образованных китайцев, включая жен ученых, поэтов и лекарей, стали собираться в Нанкине на постоянной основе. Организацию отличала многоступенчатая конспирация, спартанские законы поведения и строжайшее подчинение младших членов секты старшим. Вскоре "клубы" сектантов появились в 6 самых крупных городах, за исключением Пекина. Приходящие в нее навсегда прощались не только со светским миром, но и со своим прошлым в принципе, отказываясь от алкоголя, опиума, доходов, увлечений и семей. Каждого участника выделяла особая татуировка, гравируемая на теле по получению определённого статуса.
Мы - месть.
Прошло тринадцать лет, и сектанты, которых стало более полусотни тысяч, по приказу Хуна сожгли свои дома, забрали пожитки и отправились в дремучие горы Цзиньтянь в центре южной провинции Гуанси, где сбрили косы - знак покорности маньчжурам - и взяли в руки запасаемое годами оружие. В первую очередь они развернули грабеж купцов на больших дорогах и уничтожение маньчжурской администрации, тем самым добывая необходимые деньги и товары. Направленная на разгром бандитов армия, набранная из китайских крестьян, перешла на сторону повстанцев и повернула мечи в лица своим офицерам-маньчжурам. К концу года провинция Гуанси была полностью завоёвана тайпинами.
Собрав 20 тысяч крестьян-сектантов, прошедших за эти годы превосходную военную подготовку, военачальник Ши Дикай и глава Хун Сюцуань повели их на густонаселенный Нанкин, рассчитывая перерезать стратегическую артерию страны - реку Янцзы - и взять все порты по ее течению.
Слабые отряды запуганных и необученных китайцев, мечтающих сбежать из армии как можно скорее, услыхав о приближении повстанцев, сбегали к ним. Как истинный владыка, Хун начал передел земли в пользу крестьян, позволив убивать им дворянство, богачей и ростовщиков. Там, где шли его войска, прощались долги, отменялись казни, раздавались земли и пайки, казнились надзиратели и свергались маньчжурские наместники.
В ноябре 1850 года он достиг укрепленной Чанши и, применив пороховые мины, подорвал стены крепости, считавшейся в Китае неприступной, после чего взял ее без боя, не тронув никого из мирных.
Там же сектанты 11 января 1851 года открыто объявили войну императору маньчжуров Сяньфэну и начали военные действия. В тот же день Хун провозгласил себя младшим братом Иисуса Христа. На глазах у огромной толпы горожан на главной площади свершились спиритические фокусы и произошла раздача хлеба и тарелок с рисом. Вести об этом событии со скоростью звука разнеслись по Китаю. Поддержка крестьянства была обеспечена.
В тот день сектанты официально назвали себя тайпинами - "защитниками небесного владыки", а утопическое государство окрестили Тайпин-тяньго - то же, что и "Поднебесная", но на новый манер.
В ходе нескольких мощных рывков тайпинам удаётся взять большой торговый пункт Сучжоу, откуда они оказывались в опасной близости от Шанхая. После хитрого марш-броска по старому обмелевшему руслу Янцзы тайпины берут и Нанкин, который Хун и его глашатаи на собрании более чем полумиллиона человек объявляют столицей нового утопического государства.
Марш на Пекин.
В марте 1853 года, пока растерянное цинское правительство пыталось собрать с миру по нитке для борьбы с тайпинами, Ши Дикай собрал 3 тысячи китайских грузовых судов - джонок, на которые посадил по 20 человек, и отправился с этой армадой из устья Янцзы в устье Хуанхэ. Армия, каким-то чудом не встретив флота Цинов, благополучно преодолела путь в 1 300 км и высадилась у города Тяньцзина, откуда молниеносно достигла столицы. Устроив День Д по-тайпински, Ши, уничтожив все посланные против него войска маньчжуров до последнего человека, окружил Пекин и вынудил императора в ужасе запереться в Запретном Дворце с семьей и личной гвардией. Несколько раз парламентарии тайпинов требовали голов императора и его родни в обмен на свободу и жизнь всех маньчжуров, однако по ним всякий раз открывали огонь из мушкетов и пушек.
Две тайпинские армии, насчитывающие в общей сложности уже более 500 000 крестьян и простолюдинов и вышедшие из Ухани и Нанкина, через распутицу, дожди и нескончаемые сражения с маньчжурскими войсками двигаются навстречу реке Хуанхэ.
Но противник успевает сломать все мосты через нее, а на северном берегу собрать огромную армию, у которой были даже своя артиллерия и конные гвардии верных Цинам монгольских ханов. Забрав силой и стращением у крестьян вообще все продовольствие и оставив их умирать одних в своих поселениях, китайские наместники сбегают за реку. Маньчжурские же чиновники вычищают все дорогое из городов, согнав в обозы для прибыльной продажи в рабство целые общины китайских горожан. Они уничтожают имперские мануфактуры и ломают сотни килограмм фарфора и нефрита, который не успевают увезти. На огромной территории в 600 км шириной и столько же шириной тайпинов вместо ликующего народа встречают пустые поля, мертвые города и села и миллионы голодных и обездоленных людей, которые готовы были убить друг друга за еду. Тактика выжженной земли оказалась удачной. Поддержку тайпинам местные оказывали минимальную, ведь и у самих мятежников не было достатка в пище, да и толку ли - одни чиновники сменятся на других. Многие крестьяне вообще не верили в замыслы Хуна.
Повстанцы пытаются пересечь реку, но всякий раз терпят поражение и в итоге отступают на южный берег Хуанхэ. Не выдерживая конкуренции с элитной маньчжурской "Восьмизнамённой" армией, имеющей собственное командование, тайпины перешли к партизанщине. 17 июня 1853 года сразу три военачальника повстанцев попадут в засаду и будут разбиты в сражении у города Юэнь, а потом пойманы и преданы огню. Более того - большинство маньчжуров и монголов имели одежду на случай холодов, случающихся на севере Китая, и располагали возможностью уйти на зимние квартиры для пополнения припасов и сил. У тайпинов же впереди была вражеская земля, позади - огромная голодная территория без единого гарнизона, а на востоке - море. Тем временем прозорливый полководец восточных монголов Сэнгэринчи уничтожил джонковый флот Ши Дикая, в результате чего тот попал в ситуацию, схожую с положением Наполеона в Египте. Теперь он не имел ни малейшей возможности покинуть зону высадки никак, кроме как пробиваться к своим через побережье. В августе тайпины еще раз штурмуют Пекин, но без результата. Наступала осень, и Ши отказывается более сидеть у столицы и терять тысячи жизней. С адским трудом, в период нескончаемых ливней и при огромных потерях от антисанитарии и атаках маньчжуров и монголов, Ши прорубился через побережье к сожженному городу Яньбаню, откуда ушел на юг, в голодные земли. Наступление провалилось с грохотом. В сентябре 1853 года битые да грабленые тайпины убрались далеко за Хуанхэ, потеряв в походе более 150 000 человек одними только погибшими и свыше 3 000 джонок.
Наступали тяжелые времена. Молодому государству надо было доказать, что оно имеет право на жизнь. Теперь речь уже шла не о блистательной и быстрой победе над Цинами. Тайпинов и их союзников ждали долгие годы кровавой борьбы за выживание.