В истории, среди бурного водоворота осени 1941 года, сама душа нации сплотилась ради священного дела Родины. Это было время, когда отголоски доблести отзывались в сердцах каждого советского гражданина, эпоха, выкованная в горниле стойкости.
И все же, когда листья опали, в священных покоях Кремля зазвучал тревожный припев, несущий на себе тяжесть недовольства. Из отдаленных уголков Хабаровска на внушительный стол Сталина поступали послания, полные жалоб на генерала Иосифа Апанасенко, командующего Дальневосточным фронтом. Хор жалоб исходил не от кого иного, как от Боркова, первого секретаря Хабаровского крайкома, который нарисовал портрет Апанасенко как хозяина Дальнего Востока, неукротимого и необузданного. Обвинения в неподчинении партийным чиновникам и членам Военного совета повисли в воздухе, сопровождаемые диссонирующими нотами грубости, тирании и бессмысленного злоупотребления властью.
Сталин, однако, взглянул на генерала с более тонкой точки зрения. Он воспринимал Апанасенко не просто как нарушителя, но и как способного военного, чьи действия заслуживали дальнейшего изучения. На горизонте замаячил трудный разговор, встреча, которая должна была испытать характер как лидера, так и генерала.
В священных залах Кремля Апанасенко ожидал "сюрприз", воплощенный в загадочном облике Боркова, который позже увековечит этот эпизод в анналах биографии Сталина. Центральная тема обсуждения, окутанная ореолом напряженности, вращалась вокруг сложного вопроса о переброске войск с Дальнего Востока в столицу.
Поначалу генерал отреагировал на эту директиву с видом стоицизма, но спокойствие сменилось бурей, когда Сталин начал настаивать на отправке противотанковой артиллерии. Быстрым движением Апанасенко отставил свой чай в сторону, поднимаясь со стула, его голос нарастал в крещендо, когда он воскликнул: "Что вы делаете? Что ты делаешь?! Твою мать так-перетак! А если японцы нападут, как я буду защищать Дальний Восток?"
В этот мучительный момент лицо Боркова побледнело, потому что он осознал серьезность слов Апанасенко. Они несли на себе тяжесть потенциальной ссылки в бездну застенков НКВД, что было самой страшной участью. Правда, Япония обещала соблюдать нейтралитет и поклялась не ввязываться в водоворот войны, однако история учит, что обещания могут быть столь же эфемерными, как утренний туман. Опасения Апанасенко, хотя и были высказаны тоном, граничащим с дерзостью, имели под собой разумные основания. Но уловил ли Сталин это зерно подлинности за завесой резких высказываний генерала?
Чувства генерала исходили из глубины его сердца, и в ответ Сталин проявил замечательную невозмутимость, отражающую искренность Апанасенко. Он размеренно произнес: "Успокойтесь, успокойтесь, товарищ Апанасенко! Стоит ли так сильно беспокоиться об этих пистолетах? Оставь их себе."
Примечательно, что 12 октября 1941 года Апанасенко уже стоял на освященной Кремлем земле, и предметом обсуждения была возможность переброски стрелковых дивизий из Дальневосточного округа в Москву. На этом этапе жребий остался незаконченным. Однако всего несколько дней спустя, когда призрак рока навис над порогом Москвы, Сталин лично связался с Апанасенко. На вопрос о целесообразности переброски дивизий на запад к концу октября или началу ноября генерал ответил предложением о размещении до 20 стрелковых дивизий и 8 танковых соединений при условии, что железные дороги смогут выдержать тяжесть такого грандиозного перехода. Эти формирования, переброшенные с далекого Дальнего Востока, сыграли бы незаменимую роль в эпической борьбе за Москву - главе в запутанном гобелене истории, отмеченной недоумением и решимостью.
Искренняя благодарность за ваш интерес и внимание к статье. Лайк и подписка очень посодействуют развитию моего канала