(6 из ? часть) — Да нет у неё шрамов, — заступился я. — Ну вот и я о том же, брешут. — Дежурный открыл дверь и недовольно цокнул языком. — Закрывайся и сиди тут, — наказал мне Иван, — мы ворота сами закроем. И они вместе покинули сторожку. Я несколько раз проверил, заперта ли дверь. Сидел с полчаса, складывал и раскладывал нож, размышлял, что в январе совершенно не беспокоился о безопасности, а теперь — что было бесспорно глупо — собрался использовать нож против неведомой силы. Три следующие ночи были самыми тяжёлыми. Сводил с ума нескончаемый снег с дождём. Я вздрагивал от каждого удара капли о подоконник, совсем перестал читать, занавесил окна и сидел в тревожном ожидании, пока первые тёмно-серые лучики рассвета не касались стекла, но и тогда становилось легче лишь на мгновение. Потом за мной приезжала машина, Иван с шофёром подвозили до дома, но и там не было покоя. Дневной сон обязательно сопровождался кошмаром. Во снах я бродил по задымленным подвалам какого-то учреждения, искал в тусклом свете кого-то настолько омерзительного, что не могу даже описать его, а когда находил, то в ужасе просыпался. Я думал, что к середине месяца пропадёт кто-нибудь из местных, и жизнь пойдёт своим чередом, но страшная сила медлила и не объявлялась. И вот, утром двадцатого числа всё случилось. У ворот станции остановилась служебная «буханка», знакомая троица начала выбираться из салона. Я наблюдал за ними в затянутое инеем окно и своими глазами видел, как машина вместе с Иваном и шофёром, ещё не успевшими вылезти, подпрыгнула на месте и с грохотом рухнула на забор. Не знаю, что щёлкнуло у меня в голове. Свой следующий поступок я не могу объяснить. Не припоминаю даже, о чём думал в тот момент, но отлично помню, что чувствовал. Сердце будто сдавила крепкая шершавая ладонь боевого командира, телу был отдан безмолвный приказ. Я выбежал из сторожки и кинулся к дежурному, что в замешательстве стоял у ворот, просунул руку между железных прутьев и схватил бедолагу за предплечье. Тот от испуга закричал и дёрнулся, но я лишь усилил хватку. До сих пор, закрывая глаза, вижу этот ужасный снежный ком, взмывающий в синее предрассветное небо. Как ястреб, преследующий зайца, он выставил две омерзительных кисти, обрушился на дежурного, схватил его за плечи и принялся укутывать в снежный саван. Крик жертвы смешался с будоражащим душу злобным рыком. Я всё ещё держал несчастного, и тело моё то каменело от холода, то простреливалось сотней раскалённых игл. Мне оставалось лишь отступать и тянуть дежурного за собой. И вдруг из-под покрова вынырнула тощая бледная пятерня в чёрных бороздах и кривыми когтями вцепилась мне в плечо. Я взвыл от боли, ухватил мерзкую длань обеими руками и несколько раз ударил её о железные прутья ворот. Послышался противный хруст, сила, пряча повреждённую конечность, дёрнулась так, что едва не впечатала меня в ворота. Освободившись, она понеслась в сторону леса, дежурный унёсся с ней. И клянусь, что видел, как исчез белый покров, и как бьющегося в конвульсиях мужика тащил на своём горбу нескладный худосочный урод. На мои глаза будто накинули марлю, ноги подогнулись, я упал на колени и пополз к опрокинутой машине. Шофёр заработал несколько переломов, Иван же отделался сильными ушибами, приземлившись на сидения. Втроём мы убрались подальше от станции, доковыляли до медпункта. Шофёра уложили на кушетку, а сами вышли во двор. Позвонили в полицию и фельдшеру Елене. Иван протянул мне сигарету, я, некурящий, отказался. — Покури, покури, — настоял он, — легче станет. Дрожащими руками Иван поднёс ко мне зажигалку, я прикурил, наполнил рот дымом, выдохнул. — Ничего, — протянул я. — Ты не рот полоскай, а затягивайся. Чуть набери, а потом рот открой и вдохни резко. Я глотнул горький дым, где-то в основании горла будто закрылась заслонка. Я слегка наклонился, с хрипом откашлялся, а когда разогнулся, то зашатался от лёгкого головокружения. Страх отступил. Иван похлопал меня по спине: — Всё, всё, нормально. Я рассказал ему, что видел в поле. Он тяжело вздохнул, поджав губы, и сказал: — Хотя бы не так страшно теперь, когда знаешь… как оно выглядит. К восьми часам окончательно рассвело. К медпункту подошли Елена с продавщицей, а затем начали стягиваться местные бабки. Слух о новом исчезновении прошёлся по селу быстрее, чем приехала полиция. Участковый посадил нас с Иваном на заднее сидение «бобика». Возвращаться на станцию было невыносимо, руки мои тряслись, в глазах рябило. Иван держался молодцом, сидел ровно, но дёргающийся от ужаса подбородок выдавал его истинные чувства. При свете место нападения выглядело особенно жутко. От ворот станции в сторону леса по снегу тянулся след из редких розовых пятен. Участковый не задавал много вопросов, один раз переспросил, уверен ли я, что видел нечто похожее на человека. Потом он отвёз нас к медпункту, а сам вызвал ещё трёх полицейских и гусеничный трактор из райцентра. Об остальном я знаю только со слов Ивана: трактор расчистил дорогу до леса, туда выехали оперативники, повозились немного со следами крови и вскоре вернулись. В глубь леса никто и не собирался идти. День прошёл на удивление быстро. Я сидел в медпункте, слушал разговоры местных, дремал. После закрытия зашёл в магазин, взял себе три бутылочки пива. По дороге встретил Ивана, он сказал, что этой ночью подежурит сам. Перед сном я выпил, но спал всё равно беспокойно, с включённым светом. Никак не мог понять, во что мне не верится больше: во всё произошедшее или в то, что этот закономерный февральский ужас закончился и повторится лишь через два года. Но чёртов ужас не спешил заканчиваться.