(4 из ? часть) — Если у них ума хватит, то тебе никто слова не скажет. Весной хоть каждые пять минут обходи, а зимой посиди. От греха… Тоня проводила меня. На пороге я тихо, чтобы Антон не слышал, спросил у неё о секрете чудесного выздоровления. Она замялась, а затем прошептала: — Аннушка Мазухина меня вылечила. Я лишь раскрыл рот от удивления, попрощался и быстро ушёл. День тянулся долго. Я зашёл в магазин, встретил там старых знакомых. Елена и продавщица с интересом расспрашивали о нашем с Антоном разговоре. — Вроде дряхлый, — отвечал я, — а болтает бодро, как молодой. Философствует, приезжих на категории делит… Елена фыркнула. — Это он любитель… Хотя, Вадик, что ему ещё делать? Ни сил, ни здоровья, только языком чесать и остаётся. — А правду говорят, что у него жена в шрамах вся? — влезла в разговор продавщица. Я в недоумении покрутил головой: — Хорошо выглядит, я сначала вообще подумал, что это дочь. Женщины недоверчиво переглянулись. — Вадик, — тихо начала Елена, — а ты точно жену видел? Тоню? Я кивнул. — Да правда дочь это, небось, или внучка вообще, — отмахнулась продавщица. — Мишка Шуруп в том году тоже девку видал. Уже посвящённый в сельские тайны, вроде как «свой», я спросил у них о пропавших людях. Женщины не секретничали. Действительно, первой жертвой, как и рассказывал Антон, стала бабушка, исчезнувшая с остановки, а второй — тракторист, испарившейся из заваленной снегом кабины. В две тысячи шестом на глазах у мужа сила утянула почтальоншу, пока та шла к дому. Поднявшаяся, как стая белых птиц, метель настигла жертву и укутала, точно простыня. Муж выскочил на улицу в одних шортах и бросился на помощь, но жены уже не было, как и поглотившего её белоснежного сгустка. В том же году по селу поползли слухи о странной закономерности. Муж почтальонши поднял шум, к нему присоединились неугомонные старухи, уже успевшие связать таинственные исчезновения с нечистой силой. В две тысячи восьмом в поле пропал лыжник. Ни лыжи, ни палки, ни загадочную полынью, куда он, по словам сторожа, провалился, так и не нашли. Две тысячи десятый был, наверное, самым тревожным. В феврале городские не приезжали в село, а местные старались лишний раз не высовывать и носа из дома. В начале марта не досчитались мужа пропавшей четыре года назад почтальонши. Свидетелей не нашлось. В двенадцатом сила проявилась ночью. С неба щедро сыпало снегом. В дом Быковских на окраине села приехала «буханка» скорой помощи. Фельдшер выскочил из машины, дошёл до крыльца и — как рассказывал потом шофер — в один миг рухнул набок и плюхнулся в пушистый сугроб. Разлетевшиеся комья снега ударились об окна дома, хозяева выглянули наружу и увидели, как сугроб обратился сонмом бледных мух и стремительно скрылся за углом, забрав с собой фельдшера. Быковские говорили, что в беспорядочном смешении белых точек, скрывавших очередную февральскую жертву, они углядели тонкие конечности с узловатыми когтистыми пальцами. Слухи о худощавом чудовище разлетелись быстро, но в них почти никто не поверил. О четырнадцатом рассказывали неохотно, а продавщица взглядом намекнула мне, чтобы я не задавал лишних вопросов. Тогда пропал муж Елены. Его белую «пятёрку», наполовину ушедшую под воду, нашли неподалёку от свинофермы. Предположительно, он съехал с дороги в кювет, покатился к болоту и пробил хрупкий лёд. В шестнадцатом сила впервые забрала ребёнка. Первого февраля одиннадцатилетней Катеньке стало плохо с животом. Бабушка вывела её в уличный туалет, сама встала неподалёку, ждала, пока выйдет внучка. Дверь нужника с грохотом распахнулась, девочка истошно завопила, а бабушка рухнула на спину, не сумев устоять на ногах от промчавшегося мимо неё снежного потока. Катенька пропала. Старуха потом божилась, что видела в потоке горбатого беса с тонкими руками. В восемнадцатом в лесу пропал заезжий мужик. Хватились его только через неделю, приехали родственники из соседнего села, много возмущались, но по итогу уехали, ничего не добившись. Продавщица сказала, что их угомонил участковый. Сам же он после каждой пропажи опрашивал жителей села и заводил всё новые и новые дела, но что происходило с этими делами дальше — женщины не знали. А вот в двадцатом году сила сработала грязно. Очевидцы, путаясь в показаниях, рассказали, как снежный покров похитил электрика, отлучившегося покурить на крыльцо столовой. Но в одном все сошлись: из непрозрачной пелены несколько раз выскакивала голова жертвы. Перекошенное от ужаса лицо билось об окна и тут же пропадало. Бледная рука хватала электрика за горло и волосы и утаскивала обратно. — Вот так у нас, — пожала плечами продавщица. — Вроде слабеет оно, вишь, раньше как-то изворачивалось, а теперь лишь бы схватить да утащить. — Ой, прости Господи. — Елена перекрестилась. — Хоть бы наелось и ушло оно. — Скорее уж подохнет тут, — откликнулась продавщица, — ручищи-то хиленькие, там, поди, сынок ведьмы внутри этих буранов. Быстрее других стареет, скотина, вот и не может больше аккуратно воровать. От этих слов верх живота кольнуло, будто под сердцем вздулась предчувствующая опасность рыба-ёж. На горизонте сознания мелькнула странная мысль, она успела напугать меня, но ещё недостаточно окрепла, чтобы стать озвученной.