Тем не менее, революционное движение в стране ширилось и развивалось. В 1901 году возникла эсеровская партия, боевое крыло которой объявило настоящую войну представителям власти. Точечные атаки народовольцев сменились спланированной, хорошо организованной террористической деятельностью. Страна буквально умылась кровью.
Бессмысленность террора понимали многие, в том числе раскаявшийся революционер Лев Тихомиров, а уж он знал, о чем говорит – сам когда – то был членом эсеровской боевой группы с кличкой «Тигрыч»:
- Терроризм как система политической борьбы или бессилен или излишен: он бессилен, если у революционеров нет средств низвергнуть правительство; он излишен, если эти средства есть.
Слепая, фанатичная вера в идеалы, порожденная юношеским максимализмом, отсутствие элементарного жизненного опыта, определяли тактику и стратегию революционных интеллигентов – разночинцев. Как и декабристы, страшно были они далеки от народа, но в отличие от них были преисполнены решимости вести борьбу с существующим строем до конца своей жизни с помощью самого кровавого террора. Но у феномена бессмысленной жестокости революционеров – террористов есть объяснение и оно лежит в сакральной, духовной плоскости.
В духовном смысле террористическая деятельность революционеров являлась, по сути, высшей степенью обесовления. Отказавшись от Бога, они потеряли нравственные ориентиры, утратили смысл понятий Добра и Зла. Они пытались использовать Зло (политические убийства) для достижения Добра (человеческого процветания). Идея дать счастье народу с помощью кровопролития оказалась столь же лживой, сколь и «высокой». Напитавшаяся масонскими идеями «войны с тронами и алтарями» молодая русская интеллигенция стала на путь отрицания Бога, а, следовательно, стала служить дьяволу. («Кто не со мной, тот против Меня» (Мат.12,30)).
Обманутые высокопарными лозунгами освобождения народа, молодые русские интеллигенты не смогли рассмотреть за ними их античеловеческой сущности. Искренне полагая, что они ведут священную борьбу против власти, они вели борьбу против собственного народа, против его будущего, в конечном итоге, как показала жизнь - против самих себя.
⃰⃰ ⃰⃰ ⃰⃰
Если к середине ΧΙΧ – го века почти в каждом барском имении, в каждом профессорском и адвокатском кабинете поселились мелкие существа - забавные бесенята под именами «Свобода», «Равенство» и «Братство», то к концу века они выросли, заматерели и превратились в сильных и коварных бесов. Им уже мало было убаюкивающих разговоров интеллигентов о «тяжелой доле русского народа», о необходимости свергнуть многовековое «иго царизма», о необходимости «освобождения рабочих и крестьян». Их уже не устраивала деятельность наивных интеллигентов - народников, пытающихся нести в народ «разумное, доброе, вечное». Бесы требовали большего – преступлений и человеческой крови. И она после убийства Александра II лилась уже не от случая к случаю, а систематически - на рубеже нового ΧΧ века вся страна была потрясена жестокостью и бессмысленностью многочисленных политических убийств.
Ещё в ΧVΙΙ веке хорватский ученый и богослов Юрий Крижанич, почти всю сознательную жизнь проживший в России, обратил внимание на опасность проникновения в Россию западных идей. Пренебрежение русскими традициями, обычаями, законами, увлечение западными идеями и, в конечном итоге, потерю национального сознания, он назвал емким и выразительным словом – «чужебесие».
Чуждые русскому национальному сознанию масонские идеи, пришедшие с Запада, развивались стремительно: сначала чужебесием была заражена небольшая часть интеллигенции, затем её число многократно возросло. Это привело к утрате связи с народом, забвению народных корней, традиций, Православия и, в конечном итоге, к утрате национального сознания.
Вскоре появилось новое идеологическое учение, пришедшее с Запада - марксизм. Все в нем казалось просто – только рабочий класс создает материальные блага, прибавочную стоимость любому продукту и приносит прибыль предприятию. Следовательно, он и должен быть гегемоном в обществе и все заводы и фабрики должны принадлежать ему. Абсолютно игнорировалась роль капитала, необходимого для приобретения средств производства и сырья, не учитывались усилия инженеров и техников, снабженцев и маркетологов и других работников, хотя без них получение прибыли предприятием невозможно.
Несмотря на абсолютную несостоятельность нового учения, оно буквально очаровало русскую интеллигенцию. По всей стране, как грибы после дождя, возникали марксистские кружки, в которых доморощенные толкователи трудов своего «гуру» вели пропаганду среди рабочих заводов и фабрик, исподволь подготавливая вооруженное восстание с целью свержения существующей власти. И пропаганда эта имела успех – простым рабочим нравился простой способ решения всех проблем, предлагаемые марксистами, сводящийся к примитивному - «все отнять и поделить».
Результатом стало самое страшное – «передовое общество» стало поддерживать и оправдывать не просто революционеров, но и террористов из их среды. Справедливости ради надо отметить, что власть по отношению к политическим заключенным вела себя довольно неуклюже. Характерен случай с градоначальником Санкт – Петербурга Треповым. Придравшись к тому, что один из подследственных не снял перед ним шапку, он приказал высечь его розгами. Вскоре террористка Вера Засулич отомстила за товарища, выстрелив и тяжело ранив Трепова. Её отдали под суд и при всеобщих рукоплесканиях оправдали; генерал Трепов «общественным мнением» был осужден, как крайний реакционер и «душитель свободы».
Лев Тихомиров отмечает, что террор никогда не принял бы таких размеров, если бы террористы не чувствовали поддержки определенной части общества, в первую очередь – интеллигенции.
Именно «передовой» русской интеллигенции, зараженной антирусскими идеями, пришедшими с Запада, Россия обязана и революционным движением, и разложением правящей элиты и, в конечном итоге, свержением законной власти.
Известный государственник Константин Петрович Победоносцев в разговоре с министром внутренних дел Плеве так охарактеризовал русское «просвещенное общество»:
- Интеллигенция – часть русского общества, восторженно воспринимающая всякую идею, всякий факт, даже слух, направленный к дискредитированию государственной власти; ко всему же остальному в жизни страны она равнодушна.
С ним вполне был согласен дворцовый комендант Воейков, который писал в своих воспоминаниях:
- Главной виновницей разгрома России можно считать нашу одураченную интеллигенцию, которая разрушила собственными руками, без какой – либо внешней катастрофы, захваченное ею наследие предков.
Выразительно сказал о разрушительной роли русской интеллигенции писатель В. Ф. Иванов:
- Русская интеллигенция потеряла свою самобытность и предала интересы своего народа, подготовив грядущую в России катастрофу…
Большое растлевающее влияние на русскую общественность оказали сочинения Льва Толстого. Имея величайший литературный талант, он заблудился в своей жизни и много времени потратил на напрасную борьбу с Православной церковью. По его мнению, сам Иисус Христос не проповедовал никаких догматов: ни о падении прародителей и первородном грехе, ни об искуплении грехов, ни о Своем Воскресении и Божестве, ни о Церкви с её иерархией, богослужением и таинствами, ни о спасении верой во Христа, ни о воскресении людей и загробной жизни.
Все это, якобы, измышлено позже и является плодом суеверия или своекорыстия властей. По мнению Толстого, Иисус Христос был сыном человеческим, который учил тому, как жить. Божественного в Нем – тот же разум, какой и в людях. Основных правил в этой жизни, якобы, всего пять: не гневайся, не блуди, не клянись, не противься злу, не воюй. В этом заключается весь смысл жизни, вся сущность христианства и вся основа человеческого счастья.
В своих мечтаниях Толстой, подобно некоторым сектантам, дошел до отрицания власти, судов, клятвы и присяги, войны и всякого насильственного противления злу, отрицания современной цивилизации с наукой и искусством, до отрицания брака и до признания общности имущества.
Мировое имя, широкая популярность Льва Толстого делают его сектантские рассуждения широко популярными; общество видит в нем «великого» учителя жизни и «пророка новой веры».
Против толстовской ереси выступил не менее известный в то время священник о. Иоанн Кронштадтский. В своих проповедях он говорил слушателям: «Вы знаете, что такое Лев Толстой? Это лев рыкающий, ищущий, кого поглотить. И скольких он поглотил чрез свои лживые листки. Берегитесь его».
Огромное развращающее влияние на российское общественное мнение оказала появившаяся на Западе и широко распространившаяся в России теория происхождения видов Дарвина, которая трактовалась плоско и примитивно – человек, мол, произошел от обезьяны, все легко и просто, никакого Бога нет. Никто почему – то не задумался, что если даже человек и произошел от обезьяны, то и сама обезьяна должна была от кого – то появиться?
Ситуацию в стране усугубляли открытые призывы к борьбе против власти, раздававшиеся часто с трибуны Государственной Думы. Слабость власти породила ощущение полной безнаказанности. Так, депутат Думы Александр Керенский 14 февраля 1917 года открыто заявил:
- Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало…Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один способ борьбы – физического их устранения.
Это было настоящее подстрекательство к мятежу. За такие высказывания даже в мирное время полагается тяжкое наказание, а в военное время наказание может быть только одно – смертная казнь. Но, удивительно – Керенскому подобные высказывания сходили с рук.
Массовое умопомрачение захлестнуло и пишущую братию – газетчиков: публикации, порочащие Царя, его Семью и правительство появлялись в печати регулярно. Наибольшее возмущение общественности вызвал фельетон известного тогда журналиста Алексея Амфитеатрова под названием «Господа Обмановы», напечатанный в газете «Россия» в январе 1902 года. Было понятно, что фельетон был грязным пасквилем на Царскую Семью - читателям намекалось, что при чтении нужно заменить фамилию «Обмановы» на «Романовы». Брат великого писателя Александр Чехов в письме к брату Антону прямо назвал автора фельетона подлецом.
О Царской Семье по обеим столицам и крупным городам с поражающей скоростью распространялись различные слухи и сплетни и, удивительно, им верили. Слухи и толки эти были не просто лживыми, но порой просто гнусными. Императора обвиняли в пьянстве, царскую чету – в разврате (!). Обвинения Императрицы в измене стали дежурными и были у всех на слуху. Понятно, что эти слухи и сплетни всемерно способствовали не только падению авторитета Царской четы, но и дискредитации самой идеи самодержавной власти. Антисамодержавные настроения охватили практически все слои общество, не исключая высокопоставленных чиновников и политиков.
⃰⃰ ⃰⃰ ⃰⃰
Разложение поразило не только штатскую интеллигенцию, но и военную. Показательны в этом смысле воспоминания Михаила Константиновича Лемке, который, будучи офицером Ставки, зоологически ненавидит Императора Николая ΙΙ.
В чем только не виноват царь, по мнению Лемке: и в непрофессионализме генералов, и в военных неудачах на фронте, и в лакействе членов свиты и Ставки, и в расстройстве работы транспорта, и в обширнейшей коррупции. При этом господин Лемке ничем не объясняет такое отношение к Царю, но ругательства в его адрес сыплются, как из рога изобилия, причем такие, что более подходят для ломового извозчика, чем для интеллигентного офицера Ставки.
Трудно понять, как поведение офицера Ставки согласовалось с понятием офицерской чести – ведь Лемке давал присягу на верность Царю и Отечеству!? И таких лемке, к сожалению, в русской армии было предостаточно. Так, председатель Земского Союза на Западном фронте В.В. Вырубов писал о настроениях офицерства во время войны:
Это было осенью 1916 года…Озлобление против Царского Села, в частности против Александры Федоровны, достигло крайнего предела. Идея военного заговора, основанная на сознании всемогущества армии, носилась в воздухе. Так, молодой общественный деятель, служивший на фронте, гр. П. М. Толстой довольно откровенно высказывал в ту пору мысль, что с царем нужно покончить. В более тесном кругу он даже развивал свой план покушения: заговорщики должны были на аэроплане подлететь к Николаю ІІ во время его обычной прогулки в окрестностях Могилева и застрелить царя. Речи эти выслушивались в военных кругах и нередко встречали сочувствие.
Разлагающие веяния захватили не только рядовое офицерство, но и высшее военное командование, штабной генералитет, что засвидетельствовал дворцовый комендант Воейков:
Избранники народа начали говорить о необходимости, в целях якобы успешного окончания войны, устранить государя от престола. Следствием такой преступной агитации было развращение командного элемента армии, в то время преимущественно состоявшего из офицеров генерального штаба.
Совершенно невозможно понять поведение начальника штаба Ставки генерала Алексеева, который долгие месяцы работал в Ставке непосредственно с Императором Николаем II и хорошо знал Царя, его замечательные качества: вежливость, незлобивость, искреннюю любовь к России. Николай II относился к генералу Алексееву не просто с уважением - с восхищением. В одном из писем Императрице Государь писал: «Не могу тебе передать, до чего я доволен генералом Алексеевым. Какой он добросовестный, умный и скромный человек, и какой работник!» Государь искренне считал Алексеева не просто сослуживцем, но своим личным другом. В письмах своей Супруге Он ласково называл Алексеева: «Мой косоглазый друг». Императрица тоже благожелательно относилась к Алексееву и прощала ему даже его негативное отношение к Распутину, называя его «славным Алексеевым».
Флигель – адъютант Императора А.А. Мордвинов рассказывал, что Государь, присвоив весной 1916 года Алексееву звание генерал – адъютанта, лично пришел к нему в кабинет и вручил ему генерал – адъютантские погоны.
Увы, генерал Алексеев испытывал совершенно другие чувства к своему Главнокомандующему, которые проявились в его словах при проводах из Ставки в Петроград Царю, что ему «нужно себя считать как бы арестованным». Что побудило боевого генерала, признанного неплохим стратегом, играть роль рядового полицейского пристава – держиморды?
Герой Первой мировой войны, боевой генерал Лавр Георгиевич Корнилов, был, казалось, образцом подражания для молодых офицеров, настоящим русским рыцарем. Особенную славу ему принес побег из австрийского плена, удавшийся с третьего раза. Император вручает ему орден Святого Георгия. Газеты и журналы публикуют портреты героя, статьи о нём и интервью с ним, Омский епископ шлёт поздравительную телеграмму.
Тем не менее, знаменитый своей храбростью генерал не только полностью поддерживает февральский переворот, но даже соглашается на невероятное – производит арест 8 марта 1917 года в Царском Селе Императрицы Александры Федоровны. «Невероятное» - потому что известно, как боевым армейским генералам претило исполнение полицейских функций - они всегда старались дистанцироваться от них. И вдруг – боевой генерал арестовывает не просто Императрицу, а, по сути, беззащитную женщину с тяжелобольными детьми на руках.
Более того, уже гораздо позже, во время гражданской войны, на митинге в одной из казачьих станиц, Корнилов воскликнул: «Я счастлив тем, что арестовал царскую семью!»
И еще – этот «боевой» генерал «отличился» немыслимым для русского офицера поступком – выполнив приказ Временного , наградил воинского преступника, унтер – офицера Волынского полка Кирпичникова, который, как известно, утром 27 февраля выстрелом в спину убил своего ротного командира капитана Лашкевича. Генерал Корнилов лично приколол Кирпичникову на грудь Георгиевский крест! Мало того, он произвел его в подпрапорщики! Кирпичников, якобы, вел успешную пропаганду для поднятия боеспособности (!) в воинских частях Петроградского гарнизона.
Если учесть, что своим высоким положением генералы Алексеев и Корнилов были обязаны царской власти, то картина их предательства становится ещё рельефнее. Генерал Алексеев был сыном простого русского солдата, Корнилов – сыном казачьего хорунжего (звание, соответствующее в армии полуофицерскому чину прапорщика).
Совершенно необъяснимо с точки зрения здравого смысла поведение командующего Северо — Западным фронтом генерала Рузского, с каким – то особенным злорадством советовавшего Государю отречься от престола и «сдаться на милость победителям». Можно вспомнить только одно: «Прости им Господи, не ведают они, что творят!»
Возникает естественный вопрос: почему генералы, пользовавшиеся благосклонностью Государя и получившие из его рук большие чины и награды, так легко и беззастенчиво его предали?
Ответ прост - военная интеллигенция тоже оказалась в плену у старых масонских лозунгов о «свободе, равенстве и братстве», которые посредством марксизма получили «научное» обоснование. Конечно, было бы наивно и смешно предполагать, что царские генералы читали на ночь сочинения марксистского толка. Но, несомненно одно - подспудно, незаметно, генералы, как и штатские интеллигенты, пропитывались ядом пресловутого «прогресса», которому якобы мешало Самодержавие.
Порции такой идеологической «отравы» генералы получали на «тусовках» в аристократических салонах или в результате контактов с представителями «прогрессивной» общественности, а часто и в результате родственных контактов. Так, печально известный генерал Рузский, склонивший Государя к отречению от престола, имел двоюродного брата – руководителя одной из петербургских масонских лож. Можно уверенно предположить, что братья при встречах вели свои беседы явно не в монархическом ключе.
Очевидно - если бы генералы, давшие в свое время присягу на верность Императору и Отечеству, остались ей верны, судьба России могла бы сложиться по - другому. Если бы генералы спешно организовали поход верных войск на Петроград, шайки взбунтовавшихся солдат и уличных хулиганов разбежались бы при первом их приближении к столице. Да и поход не надо было устраивать – достаточно было перекрыть железные дороги, и мятежный Петроград вскоре бы сдался, изнемогая от голода, что признавали сами мятежники, в частности, комиссар Временного правительства Бубликов:
Достаточно было одной дисциплинированной дивизии с фронта, чтобы восстание было подавлено. Больше того, его можно было усмирить простым перерывом ж. – д. движения с Петербургом: голод через три дня заставил бы Петербург сдаться. В марте ещё мог вернуться царь. И это чувствовалось всеми: недаром в Таврическом дворце несколько раз начиналась паника.
Велика и благородна роль генерала Алексеева, когда он, прозрев, организовал борьбу с большевиками на Юге страны, создав Белую Добровольческую армию. Мы вечно будем помнить генерала Корнилова, геройски погибшего в боях с большевистскими ордами. Но очевидно и то, что генералы не выдержали той страшной ответственности, которую взяли на себя предательством законной власти. Ведя героическую борьбу с большевиками в ходе Гражданской войны, они пытались потушить пожар, который сами же помогали разжигать.
И бесконечно прав Воейков в том, что чужебесие, поразившее царский генералитет, стоило десятков тысяч жизней лучших русских людей, слепо им поверившим:
- Беззаветно храбрые воины многострадальной Добровольческой армии, поглотившей лучших русских людей, непоколебимо веривших своим вождям, в конечном итоге отдали свою жизнь за мираж: если бы их водители своевременно подавили, в исполнение долга присяги, февральский петроградский солдатский бунт, борьба эта потребовала бы от верных сынов Родины несравненно меньших жертв, чем запоздалое противодействие потерявшим человеческий облик массам.
⃰⃰ ⃰⃰ ⃰⃰
Чужебесие поразило не только интеллигенцию и офицерство, но даже оплот самодержавия - дворянство. Еще в сентябре 1884 года состоялся суд над группой террористов, которую возглавляла некая Вера Фигнер. Императора Александра ІІІ поразило то обстоятельство, что в состав группы входили два дворянина – Н.М. Рогачев и А. П. Штромберг (последний даже носил звание барона), замышлявшие убийство Царя! Император помиловал Веру Фигнер и ещё троих заговорщиков, но Рогачеву и Штромбергу в этом отказал - 10 октября 1884 года они были повешены в Шлиссельбургской крепости.
Но дворянство, как губка, продолжало впитывало в себя «просветительские», а по сути, губительные для государства либеральные масонские идеи. Примером тому – взгляды высокопоставленного чиновника - Александра Петровича Извольского, занимавшего пост министра иностранных дел в царском правительстве с апреля 1906 года по сентябрь 1910 – го, а по 1917 – й год он был послом в Париже. Этот «царев слуга», оказывается, был ярым противником Самодержавия, о чем писал в своих воспоминаниях:
- Действительной причиной падения монархии в России является безрассудное стремление этой партии воскресить и упрочить в двадцатом веке – перед лицом необходимости создать новый строй – анахронизм самодержавной власти, «наиболее опасной из всех видов власти», как писал мой предок в своей исповеди Императору Александру, «так это ставит судьбу миллионов людей в зависимости от величия ума и души одного человека».
Антимонархические, необъяснимые, на первый взгляд, убеждения Извольского объясняются легко: будучи министром иностранных дел, он долгое время жил за границей и проникся масонскими убеждениями, идеями «свободы» и «гуманизма». Поэтому естественная для России форма власти в лице Самодержавия стала казаться ему «реакционным анахронизмом».
К сожалению, у господина Извольского нет ответов на возникающие вопросы. Как быть с тем, что Россия на протяжении всей своей истории не знала другой формы правления, кроме Самодержавной? Как 100 миллионов неграмотных русских крестьян должны были отнестись к исчезновению «царя – батюшки»? Что должно заменить скрепляющую и объединяющую силу Самодержавия в России?
Даже чужой для России человек - посол Франции Морис Палеолог - прекрасно понимал, чем чревато крушение Самодержавия. В своих воспоминаниях он писал:
- Я пришел к тому выводу, что, если падет царизм, то вместе с ним рухнет и все русское здание, превратившись в руины... Не будет ли это означать конец России?
Но почему российское дворянство, представителем которой был Извольский, высшее чиновничество и аристократия не понимали опасности уничтожения Самодержавия? Ведь Самодержавие породило, выпестовало дворянство и дало ему возможность безбедно жить, часто ничего не умея и ничего не делая. Критикуя Самодержавие, Извольский и ему подобные «просвещенные деятели» фактически рубили сук, на котором спасались они сами и всё русское дворянство - если рухнет Самодержавие, то первым пострадает его опора – дворянство. Так оно впоследствии и случилось - критика Самодержавия со стороны дворянства обернулась для него самоубийством.
Конечно, причин у дворянской знати ненавидеть Императора и Императрицу было множество: кто – то считал себя обойденным царскими милостями и наградами, кого – то выводила из себя холодность Императрицы. Показательны в этом смысле отношения Царицы с влиятельнейшей дамой петербургского высшего света – княгиней Зинаидой Юсуповой. Они имели вполне доверительные отношения до 1912 года, когда Юсупова решила «открыть глаза» Царице на Распутина. Естественно, Императрица её монолог быстро прервала. Несмотря на то, что Царь и Царица, как и прежде, продолжали проявлять учтивость к Юсуповой, она просто задыхалась от ненависти к Венценосцам. Так, за три недели до убийства Распутина, Зинаида Юсупова писала сыну Феликсу:
- Теперь поздно, без скандала не обойтись, а тогда можно было спасти, требуя удаления Управляющего (Царя, – Авт.) на всё время войны и невмешательства Валидэ1 в государственные вопросы. И теперь я повторяю, что пока два вопроса не будут ликвидированы, ничего не выйдет мирным путем, скажи это дяде Мише (Родзянко) от меня.
Непостижимо - княгиня Юсупова, потомок древнейшего аристократического рода, поддерживала свержение Императора! Нечеловеческая, зоологическая ненависть к Царю и Царице поистине затмила её разум! Желая досадить Царице, она буквально подталкивала своего сына Феликса на убийство Распутина.
Но не только аристократка княгиня Юсупова испытывала ненависть к Царю и Царице. По словам полковника Мордвинова: «В некоторых домах доходило до того, что громко говорили о необходимости убийства Императрицы».
Характерной в этом смысле была деятельность князя Владимира Голицына, потомка славных князей Голицыных, очень много сделавших для укрепления и развития русского государства. Владимир Голицын с 1887 года по 1905 год занимал пост московского городского головы. Его деятельность на этом посту была плодотворной – при нем городские конно-железные дороги были переведены на электрическую тягу, строились храмы и больницы. Но бациллы вольнодумства поразили и сего царева слугу. Осенью 1904 года Московская дума, возглавляемая князем Голицыным, обратилась к правительству с заявлением, в котором предлагалось ввести свободу совести, печати, слова, установить контроль общественных организаций над деятельностью администрации. Это был прямой вызов правительству, по сути - предложение об изменении существующего государственного строя. И в своем вольнодумстве князь был не одинок - со всей страны на имя Голицына стали поступать приветственные телеграммы, в которых князь назывался «светлым поборником лучших начал самоуправления», «светлым борцом чести и правды», «стойким общественным деятелем». Удивительно, но князь не понес никакого наказания! И не менее удивительно то, что в своих воспоминаниях князь с такой неприкрытой злобой отзывается об Императоре, что только диву даешься. Что в особе Государя могло возбудить такую ненависть в потомственном дворянине, который только Самодержавию был обязан всему, что имел?
Вот еще один исторический факт. В феврале 1905 года на званом вечере во дворце князей Долгоруких собралась петербургская элита. Собравшееся общество бурлило и негодовало; собравшиеся требовали введения конституции, ратовали за «прекращение произвола». Особенно неистовствовали радушные хозяева – князья Павел и Петр Долгорукие. Соперничавшие своей родовитостью (от Рюриковичей) с самими Романовыми, они были особо нетерпимы к Царю и его «сатрапам».
Надо отдать должное великому князю Александру Михайловичу (Сандро) - он сумел увидеть одну из реальных причин февральской катастрофы: заражение русской аристократии идеями масонского либерализма. В своих воспоминаниях он с осязаемой болью в душе писал:
- Императорский строй мог бы существовать до сих пор, если бы «красная опасность» исчерпывалась такими людьми, как Толстой и Кропоткин, террористами, как Ленин или Плеханов, старыми психопатками как Брешко-Брешковская или же Фигнер, или авантюристами типа Савинкова и Азефа…Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей – бомбистов, но носителей аристократических фамилий и придворных званий, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и др. общественных деятелей, живших щедротами Империи…
- Как надо было поступить с теми великосветскими русскими дамами, которые по целым дням ездили из дома в дом и распространяли гнусные слухи про Царя и Царицу? Как надо было поступить в отношении тех двух отпрысков стариннейшего рода князей Долгоруких, которые присоединились к врагам монархии? Что надо было сделать с ректором Московского университета, который превратил это старейшее русское высшее учебное заведение в рассадник революционеров? Что следовало бы сделать с графом Витте, возведенным Александром III из простых чиновников в министры, специальностью которого было снабжать газетных репортеров скандальными историями, дискредитировавшими Царскую семью? Что нужно было сделать с профессорами наших университетов, которые провозглашали с высоты своих кафедр, что Петр Великий родился и умер негодяем? Что следовало сделать с нашими газетами, которые встречали ликованиями наши неудачи на фронте? Как надо было поступить с теми членами Государственной Думы, которые с радостными лицами слушали сплетни клеветников, клявшихся, что между Царским Селом и Ставкой Гинденбурга существовал беспроволочный телеграф? Что следовало сделать с теми командующими вверенных им Царем армий, которые интересовались нарастанием антимонархических стремлений в тылу армии более чем победами над немцами на фронте? Как надо было поступить с теми ветеринарными врачами, которые, собравшись для обсуждения мер борьбы с эпизоотиями, внезапно вынесли резолюцию, требовавшую образования радикального кабинета?
Искать объяснение поведению аристократов бесполезно – никакой логики в нем найти невозможно: русские князья и княгини, графы и графини «не понимали, что творили». Ослепленные «гуманными» масонскими лозунгами, они не хотели понимать, что падение Самодержавия, приведет к уничтожению, в первую очередь, дворянства и аристократии, что и произошло впоследствии.
Суть происходившего очень ярко выразил В. Ф. Иванов: «Обработанные масонами холопы предали своего Государя».
⃰⃰ ⃰⃰ ⃰⃰
Но самое поразительное заключалось в том, что чужебесие захватило даже некоторых членов царской фамилии, которые придерживались весьма радикальных взглядов и не скрывали их.
Так, вдова великого князя Владимира Александровича, Мария Павловна (старшая), постоянно интриговала против царской четы; в её доме часто звучали речи, направленные против Царя и Царицы.
В своих воспоминаниях посол Франции в России Морис Палеолог, который был вхож в дом великой княгини Марии Павловны, писал, что ее сыновья - великие князья Кирилл, Борис и Андрей - открыто обсуждают перспективы дворцового переворота с целью воцарения великого князя Николая Николаевича. Они предполагали при помощи четырех гвардейских полков (Павловского, Преображенского, Измайловского и Личного Конвоя Императора) ночью захватить Царское Село, принудить Императора отречься, Императрицу заключить в монастырь и провозгласить наследника Алексея Царем при регентстве Николая Николаевича. По свидетельствам Палеолога, аналогичные разговоры также открыто вёл князь Гавриил Константинович.
У дворцового коменданта Воейкова поведение некоторых членов Царской фамилии тоже вызывало искреннее недоумение:
Совершенно непонятно, почему члены императорской фамилии, высокое положение и благосостояние которых исходило исключительно от императорского престола, стали в ряды активных борцов против царского режима, называя его режимом абсолютизма и произвола по отношению к народу, о котором они, однако, отзывались как о некультурном и диком, исключительно требующим твердой власти. В таковом их мышлении логики было мало, но зато ярко выступало недоброжелательство к личности монарха…
Этот парадокс объясняется просто – членов Императорский фамилии соблазнили сатанинские идеи масонства, завернутые в привлекательную обертку «свободы, равенства и братства».
Особенно вредным Императрица Александра Федоровна считала великого князя Николая Михайловича. Справедливости ради необходимо отметить, что он был известным ученым - историком и проводил всё свое время в исторических архивах С.-Петербурга и Парижа.
Тем не менее, он находил время так яростно критиковать Государя и его деятельность, что пришлось принять меры – сослать Николая Михайловича в его имение Грушевку Екатеринославской губернии.
Имея в виду его либеральные взгляды, в гвардии Николая Михайловича прозвали «Филипп Эгалитэ» в честь герцога Орлеанского, поддержавшего мятежников во время французской революции 1789 года.
Но, по словам великого князя Александра Михайловича (Сандро), авторы этого прозвища не подозревали, что их царственный однополчанин шел в своем антимонархизме гораздо дальше, нежели родственник французского короля. К сожалению, Сандро не рассказал о том, кем на самом деле был Николай Михайлович. А был он – масоном, членом тайного французского общества «Биксио», названного по имени двух братьев, итальянских карбонариев, соратников Гарибальди. Именно вокруг Николая Михайловича постоянно группировались враждебные царской семье силы.
Невероятно, но этот внук Николая Ι с восторгом воспринял крушение Самодержавия в феврале 1917 года! Очевидно, в революции он увидел воплощение в ней своих масонских идеалов, которым был предан. Впрочем, за свои либеральные иллюзии он был жестоко наказан, повторив судьбу герцога Орлеанского - его расстреляли большевики в январе 1919 года. На ходатайства Академии наук и Максима Горького Ленин заявил что «революция не нуждается в историках» и отменять казнь не стал. Грубовата русская пословица, но справедлива: «За что боролся, на то и напоролся»!
Из всех членов Императорской семьи на государственные дела имел большое влияние великий князь Николай Николаевич – Младший, старший сын великого князя Николая Николаевича Старшего. Именно Николай Николаевич убедил Царя подписать Манифест о свободах в 1905 году. В феврале 1917 года Николай Николаевич, как и другие командующие армиями, направил Николаю II телеграмму с «коленопреклоненной мольбой» отречься от престола в пользу Цесаревича, грубо нарушив присягу. Вероломство Николая Николаевича поразило Николая II до глубины души.
Полнейшее изумление вызывает поведение двоюродного брата Царя - великого князя Кирилла Владимировича во время февральских событий. В момент начавшейся катастрофы, когда всем членам Императорской семьи требовалось единение, чтобы спасти страну, он совершает необъяснимый с точки зрения здравого смысла поступок. Ещё до отречения Царя он спешит выказать свою лояльность Временному комитету Государственной Думы - приводит к зданию Думы свой Гвардейский Флотский экипаж, командиром которого он являлся. Причем, как утверждали очевидцы, появился он в Думе … с красным бантом в петлице! К тому же и на своем дворце Кирилл приказал вывесить красный флаг! Уму непостижимо: эти поступки совершил член Императорской фамилии, кузен Императора, третий после Цесаревича Алексея и брата Императора Михаила законный претендент на русский престол!
История, на мой взгляд, не знает таких случаев, когда член Августейшей фамилии, наследник престола, забыв о двух присягах - на верность Императору и Отечеству - и даже о родственных чувствах, пришел к кучке самозванцев демонстрировать им свою лояльность! Очень интересно, как сам Кирилл объясняет этот свой поступок. Вот его откровения по этому поводу:
Я должен был решить, следует ли мне подчиниться приказу правительства и привести моих матросов к Думе или же подать в отставку, бросив их на произвол судьбы в водовороте революции.
Недоумение от таких слов возникает полнейшее - ну, прямо отец родной – озаботился судьбой бедных матросиков! А вот судьбой двоюродного брата - Императора Николая - он совершенно не интересуется и даже не пытается выяснить, где он и что с ним: «Никто точно не знал, где находится государь, кроме того, что он с верными ему войсками пытался на своем поезде прорваться в Царское Село через кордоны мятежников».
Уведя Гвардейский экипаж из Царского Села, где они охраняли Императрицу с больными детьми, Кирилл бросил их на произвол судьбы.
Что это было – элементарное предательство или не менее простейшая трусость? Скорее всего, одно и другое одновременно – трусость привела к измене. И несомненно, что данный факт является величайшим историческим казусом…
Впрочем, несмотря на проявленную «революционность» и благожелательный прием в Таврическом дворце, благоволение к нему новых властей продолжалось недолго – Временным правительством он вскоре был уволен со службы, оказался не у дел и вскоре оказался в эмиграции.
Недоумение вызывает и поведение родных братьев Кирилла Владимировича - великих князей Бориса Владимирович и Андрея Владимировича. Они так же поспешили присягнуть новому правительству, забыв клятву верности престолу.
Простым человеческим умом понять поведение великих князей в предфевральские времена невозможно. Борясь против законной самодержавной власти, представителями которой они сам являлись, они фактически боролись против самих себя! Заигравшись в либерализм, русские аристократы, по сути, утратили инстинкт самосохранения.
Посеявши ветер - антирусские, антигосударственные идеи масонского толка - российская элита начала XX века пожала бурю, которая смела ее представителей с политической сцены, а некоторых – и с лица земли…
⃰⃰ ⃰⃰ ⃰⃰
В представлении русских людей Церковь и Царь были едины, и когда не стало Царя, резко пошатнулась вера в Бога. Первыми почувствовали это военные. Главный военный священник - протопресвитер Георгий Шавельский - вспоминал: если в конце 1916 года он мог призвать провинившихся солдат к покаянию, то к концу мая 1917 года ситуация вышла из – под контроля: «…результат получился совершенно обратный: разъяренная толпа чуть не растерзала меня». Речь шла о посещении не желавших воевать солдатах 63 – го Сибирского полка.
В первые дни февральского переворота клирики высшего звена плохо понимали, что происходит. Товарищ (заместитель) обер – прокурора князь Николай Жевахов предложил Святейшему Синоду 26 февраля 1917 года выпустить воззвания к населению для оглашения их не только в храмах, но и для расклеивания на улицах. Князь Жевахов хотел, чтобы воззвания стали серьезным предупреждением со стороны Церкви, обещавшим церковную кару нарушителям порядка. Но Святейший Синод это предложение князя Жевахова не одобрил и никакого постановления не принял.
Предложение князя Жевахова поддержал только глава Католической церкви на территории Российской империи митрополит Могилёвский. Под угрозой отлучения от святых таинств всем христианам римской веры предписывалось отойти от революционного движения. В итоге, как писал Жевахов, «ни один католик, как было удостоверено впоследствии, не принимал участия в процессиях с красными флагами».
На следующий день после отречения Государя Синод постановил впредь не провозглашать в храмах многолетие царствующему дому. Затем последовало решение служить молебен о новой власти:
Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ея новом пути», – говорилось в послании Священного синода «К верным чадам Православной церкви…»
Сразу же после отречения Николая IIпо всей стране прошли съезды духовенства, и сожалений об ушедшем Императоре почти не было. В постановлениях съездов духовенства Москвы, Ярославля, Нижнего Новгорода, Екатеринослава, Петрограда, Владивостока, Одессы и других городов свержение царя расценивалось как «обновление России».
Фактически Русская православная Церковь отказалась от поддержки и защиты Помазанника Божьего, Царя всея Руси, бывшего своего главы…
1 Официальный титул «валиде» носила мать султана, который управлял Османской империей. Так княгиня Юсупова называла Императрицу Александру Федоровну. (Авт.)