Глава 3
Зрение и слух возвращаются постепенно, но место я не узнаю. С запозданием приходит память. Ага, значит по логике вещей, я должна быть в больнице, ну или как минимум лежать. Но это не больница, и я скорее вишу в воздухе, даже не стою, опору ногами я не чувствую.
Больше всего это место похоже на старый сарай. Вокруг кирпичные стены, невероятно грязное окно, а точнее прямоугольная застеклённая дырка да явно скрипучая дверь.
Осмотреть себя я не успела, в сараюшку вошли три дяденьки довольно взрослого возраста относительно меня и уставились на мою персону.
– Вот, значит, какая она – предательница, – вяло тянет один, раскручивая какую-то фитюльку на цепочке.
Меня от этого помахивания озноб пробивает.
– Не делай поспешных выводов, – у второго голос глубокий и тягучий.
– Да, даже жаль, что она ничего не помнит.
– Не надо, не очень здравая идея.
– Ты против?
– Для тебя это новость?
Помолчали они.
Мне отчаянно хочется вставить слово, но кто бы подсказал, какое. Почему-то очень захотелось оправдаться перед этими мужчинами.
– Давай, Игорь, нечего тянуть, – сказал глубокоголосый.
Второй паскудно ухмыляется. Так ухмыляется Лёнька, когда задумывает очередную пакость, которая в итоге выйдет боком всем рядом стоящим:
– Не так скоро, Коля, не так скоро… Завтра мы поведём её в ту самую больничку, где её тушка лежит. Жаль девочку, красивая была.
Ухмылка достигла апогея.
– Игорь, – предостерегает Николай, но Игорь предостерегаться не хочет, его глаза так и горят мстительным огнём.
Я просто чувствую, как от этого господина разливается боль и желание мести. Как-то мама говорила мне, что боль и горечь – прекрасные союзники для мести, вот только от таких помощников месть превращается в перегрызание глотки, притом не всегда виноватому. Права была мамулечка, на все сто права. И чем больше я смотрю на этого мужика, тем больше понимаю, что перегрызёт он мне глотку, как бультерьер цыплёнку. За что?
Ещё раз проткнув меня взглядами, мужчины покидают меня, а что это вообще, темница или камера. И что это за предложение навестить мою тушку в больнице?
Попытка осмотреть себя на этот раз увенчивается успехом, но вопросов это только добавляет. Ног у меня нет, вообще нижняя часть тела какая-то расплывчатая. Рук я не чувствую тоже. Над головой самый обычный потолок из досок с потёками. Повернуться вокруг своей оси у меня выходит легко, но вот сдвинуться хотя бы на сантиметр не выходит. Через некоторое время до меня доходит осмотреть повнимательнее пол, а точнее то, что у меня под ногами. А под ногами старые крашеные советской краской доски. Вот интересно, почему раньше полы красили такой красной красочкой? Ну ладно на эту краску, я таки разглядела кое-что поинтереснее. Под ногами, точнее вокруг того места, где должны стоять мои ноги, нарисован круг, вписанный в пятиконечную звезду. Хочу присесть и рассмотреть это поподробнее. На удивление это легко получается, а потом и подлетаю почти к потолку. Да. Там такая же штука – круг в звезде. И что это значит?
Прийти к каким либо выводам не получается. Мозг отказывается переваривать эту кашу. Кручусь маятником в этом чёртовом круге, пытаюсь прислушаться к звукам из-за двери, присмотреться к виду из окна.
За дверью ритмично шваркают тряпкой, полы моют, понятное дело. За окном видна только частичка неба и реки. Не могу понять только, что это за река: Ока или Волга?
Устала, вечереет. Ну, или в моих глазах темнеет от безнадёги. А вообще сколько сейчас времени? Так, так…
Занятия в универе закончились около двенадцати, пока то, сё, вышла я из Лобача (ННГУ им. Н.И. Лобачевского) где-то в половине первого, ну или даже позже, до набережной добиралась около двадцати минут, пешком, разумеется, ну и до моста минут пятнадцать. Итого получается, что я оказалась на мосту где-то в половине третьего по полудни. Значит, сбили меня где-то между четырнадцатью тридцатью и пятнадцатью. Ну, пусть в четыре меня доставили в больницу. Да, поздновато как-то, ну да ладно. Темнеет сейчас около девяти, значит…
Да ничего это не значит. Только то, что я тут очень и очень долго. Может, сейчас уже следующий день, точнее вечер?
Хочется плакать… С криком и подвыванием. Впервые в жизни я не знаю, куда идти и к кому под руки прятаться. Понимаю, что я, скорее всего, мертва, и мама оплакивает моё тело. Я тихонько поскуливаю от внезапной тоски. Совсем стемнело.
От моего продуктивного занятия меня отвлекает внезапное открытие, а именно я вижу в темноте. Спустя минуту понимаю, что не вижу, а скорее просто ощущаю пространство каким-то непонятным чувством, да и на улице не так уж темно. Покрутившись вокруг себя и поболтавшись вверх вниз, успокаиваюсь и снова зависаю. Думать не хочется, да и страшно осознавать себя умершей. Ну а как иначе? Всего скорее я умерла, и моя тушка уже охлаждается в морге.
Наверное, я засыпаю, так как скрип двери пугает до мокрых штанов, ну были бы они точно таковыми если бы я ещё имела мочевой пузырь.
В дверном проёме стоит Николай и ещё кто-то. Лиц не видно, но Николая я узнала сразу, как именно, даже не берусь объяснить. Они что-то делают, и я во второй раз за сегодня теряю связь с внешним миром, а точнее, меня снова выключает на самом интересном.
Прихожу в себя, лёжа на гладкой поверхности. Ого, лёжа? Так, вот это уже совсем непонятно. Лежу я на прохладной пластиковой поверхности. Это что? Я очнулась в морге? Помогите!..
Как ни странно, чувствую я себя более чем прекрасно и даже имею некие физические потребности. Я жива и почти здорова, значит, всё в порядке. На радостях хочется вскочить и всем сообщить, что я жива. Ну свезли в морг, приняв за труп, ничего ж страшного, не похоронили же.
Я очень рада этому факту, тем более потребности ну таки требуют действий и как можно решительнее. Впрочем, в моё воодушевлённое настроение вклинивается здравый смысл, и он настойчиво требует осмотреться и не вскакивать, хотя бы пока общая обстановка не будет ясна где-то наполовину. Приходится увеличить себе обзор путём поворачивания головы. А почему я лежу в такой странной позе?
Посмотреть из-под ресниц не выходит, приходится распахнуть глаза пошире. Эммм… а что это такое?
Я вижу часть казённого вида комнаты, вот только комната гигантская. Судя по обзору мне открывшемуся, сижу, лежу я на столе, около которого стоят старые стулья, опознаю я их по характерным балясинам на спинках. У стены стоит диван, кожаный, не новый. Вижу я только спинку, но и увиденного мне хватает, чтобы понять, что он в два моих роста.
– Ох и ничего ж себе?!! – вырывается из моей души наружу.
Странный у меня голос, и язык двигается совсем не так, как положено при этих словах. Только теперь замечаю, что у всех предметов какой-то странный оттенок.
– Очнулась? – добродушно спрашивает Николай.
Поворачиваю к нему голову. Сидит он за этим самым столом, вот только что у меня с глазомером. Дяденька огромен, а ещё я почти вижу, как пульсирует кровь в его артериях.
Пытаюсь встать, на ноги не выходит подняться из-за изменившегося центра тяжести, да и пропорции у меня теперь другие. Плюхаюсь на попу, опираюсь руками для пущей устойчивости. А почему у меня руки длинней, чем ноги? Или у меня больше нет рук и ног, а имеются лапы? О! Ещё и хвост!!! Он автоматически обернулся вокруг ног, лап…
– Что происходит? – спрашиваю и снова не узнаю слов.
– Ты кошка, – поясняет Николай.
– Чего?!! – вместе с вопросом на волю вырывается рык, а точнее фырк разъярённой кошки.
– Давай познакомимся, – миролюбиво предлагает мужчина. – Меня зовут Николай Николаевич Ребров. Я командир следственной бригады, капитан Ребров. А ты Даздраперма Ивановна Шмуленсон – младший оперативный сотрудник моей группы, добровольно согласившийся на внештатное сотрудничество во искуплении и покаянии. Всё ясно?
– Нет, – честно отвечаю я.
– А что именно тебе не ясно? – всё так же добродушно говорит он.
– Всё!
– Всё – понятие растяжимое, – ухмыляется Николай Николаевич. – Ладно, конкретизируй своё всё во что-то определённое.
– Что произошло? – конкретизирую. – Как я тут оказалась? Почему я должна работать внештатным сотрудником? В чём я должна каяться?
– Отвечаю по порядку. Ты попала в ДТП, некий идиот сбил тебя на мосту. Сюда попадают все сути, потерявшие тело и душу. Душа, как известно, отправляется к чистилищу, а суть к нам в хранилище, чтобы потом стать чьим-то я. Обычно сути после смерти носителя смешивают или перемешивают с другими и отправляют дальше в изменённом состоянии, но с тобой произошла осечка и ты возродилась в, так сказать, первозданном виде. А в прошлой жизни ты успела накосячить по-крупному, так что теперь ты тут.
Кошачья морда не предназначена для выражения такой гаммы эмоций, но я постаралась. Понять, а тем более принять такое оказалось выше моих сил.
– Ты постарайся принять всё это, – сочувственно говорит мне Николай. – Понимаю, как сложно осознать и принять всё сказанное, но это так.
Он встал, вознамерившись оставить меня одну.
– Расследованиями какого рода занимается группа, в которой мне посчастливилось оказаться?
– Мистико-магических преступлений и превышений.
И дверь за ним закрывается.