Последний житель Эдема
Мы можем сколько угодно соединять в разном порядке источники питания и микрочипы. Мы можем сделать очень сложное устройство. Оно будет выглядеть самым загадочным образом и станет решать невероятно трудные задачи. Но откуда в нем возьмется тот внутренний наблюдатель, который в каждом человеке следит за работой мысли?
Подобный наблюдатель по отношению к построенной человеком машине может быть только внешним. Им и будет сам человек. Мало того, у человека уже есть одна такая мыслящая машина – собственный мозг, который точно так же решает задачи и предъявляет результат своему внутреннему свидетелю.
Этого свидетеля во все времена называли словом «душа», но современный век больше любит такие слова, как «сознание», «присутствие» или «ум». Вопрос, следовательно, не в том, может ли машина мыслить. Вопрос в том, может ли человек наделять свои творения душой.
Виктор Пелевин «Зенитные кодексы Аль Эфесби»
Старый допотопный НУРС[1] отработал идеально: тридцать килограммов фугасной боевой части разнесли пулемётную турель в клочья. Путь к комплексу на ближайшие полкилометра был чист. Мессмер вызвал к жизни тактический дисплей. Серый лунный пейзаж за забралом шлема расцвёл зелёной сеткой тактической карты, на которой тут и там красным, голубым и серым светились координаты противников. Красные пехотинцы, синие дроиды и турели, серые кучи металла, вроде той, что появилась минуту назад.
Чего Мессмер на экране не видел, так это зелёных точек, обозначавших бойцов из его группы. Все они остались в тылу, полагаясь на способности единственного в отряде пси-оперативника с диверсионно-штурмовой подготовкой. Мессмер был не в обиде: как единственный боец психокорпуса и разведчик, он получал десятикратное жалованье, соизмеримое с гонораром элитных наёмных убийц Синдиката. Однако каждый кредит приходилось отрабатывать. Вот как сейчас.
Мессмер посмотрел на дисплей: четыре красные точки медленно приближались к его укрытию. Метров триста-триста пятьдесят. Это если верить дрону-разведчику. А верить ему особо не стоило: подвешенный в безвоздушном пространстве дрон на реактивной тяге давал серьёзную погрешность в расстоянии. Мессмер свернул дисплей. Пришла пора отрабатывать деньги.
Глубоко вдохнув, наёмник досчитал до десяти, погружаясь в подобие медитативного транса. Серый лунный пейзаж за стеклом скафандра тут же исчез, сменившись весьма условной картиной: угольно-чёрным небом и дымчатой нереальной поверхностью грунта, над которой медленно плыли четыре светящихся жёлтым силуэта вражеских пехотинцев. «Даже не экранируются, – отстранённо подумал Мессмер. – И за что им только деньги платят? Воистину «Свободная Луна» – пристанище непуганых идиотов!»
Тем лучше. Наёмник сосредоточился и потянулся сознанием к четырём светящимся силуэтам, стараясь накрыть их разом. Ему удалось. В тишину внутреннего космоса разума Мессмера тут же ворвалась многоголосица – совокупные мысли врагов, воспринимаемые в виде абстрактного полифонического шума. Опытный пси-оперативник мог бы прислушаться и различить каждую из них, однако сейчас этого не требовалось. Мессмер передал врагам всего одну мысль: короткий суггестивный приказ, минующий префронтальный кортекс и действующий на двигательную систему. Чистый импульс воли, вызывающий паралич. Фигуры замерли и судорожно запульсировали.
Мессмер разорвал связь. Вскинув к плечу рельсотронную винтовку, он рывком выскочил из-за скалы, осыпая снарядами четыре серебристые фигуры в скафандрах, замершие в двухстах метрах от него. Разогнанные магнитным полем, заряды винтовки без труда прошили броню, превратив врагов в безжизненные груды плоти и керамита. Мессмер вообразил, что слышит грохот разрывов, однако это было иллюзией: безвоздушное пространство превращало любой кровопролитный бой в немое кино. Страшное от того, что настоящая смерть выглядела иллюзорно без соответствующего звукового аккомпанемента.
Мессмер бросился вперёд, преодолевая следующие сотни метров длинными прыжками. Перед ним показалась ограда внешнего периметра комплекса «Лунар-Таун». Безвоздушную черноту прорезали две трассы, и на серебристой стене расцвели огненные цветы. Тактический дисплей сообщил, что уничтожены ещё две турели. Ударный беспилотник сработал на совесть. Путь к комплексу был свободен. Время вызывать штурмовую группу.
Однако Мессмер медлил. Какая-то непреодолимая сила манила его внутрь, удерживая дрожащий палец над клавишей интеркома на левом предплечье скафандра. Наёмник не смог противиться этому зову и бросил своё сознание вперёд, туда, где угадывалось присутствие чего-то значительного и, неожиданно, светлого. Разогнанный разум пси-оперативника мчался к этому «нечто» с безрассудством мотылька, летящего на огонь.
Мессмер не был таким мотыльком. Он был профессионалом. Дорогим профессионалом, побывавшем не в одной переделке, а потому, неимоверным усилием воли, он разорвал контакт, не забыв установить ментальный экран. Дрожащий палец всё-таки нажал клавишу интеркома. Передав голосовое сообщение, Мессмер опустился на усыпанный металлическими обломками базальт. В грубой душе наёмника неведомым цветком распускалось ожидание чуда. Усилием воли Мессмер подавил это чувство: технотронный постапокалиптический мир не мог предложить его обитателям никаких чудес. Или всё-таки мог?
***
Джеймса Конклина разбудил стук в дверь. Мерные ритмичные удары в пласталевую поверхность складывались в какую-то тревожную мелодию, некий первобытный агрессивный ритм, напоминавший рептильной части сознания Джеймса о кострах, копьях и охоте. «Пси-оперативник должен быть внимательным к возникающим в мозгу ассоциациям, – вспомнил Джеймс. – Наше подсознание часто владеет ситуацией лучше, нежели разумная часть мозга».
Повинуясь инстинкту, Джеймс подошёл к столу, вытащил из ящика автоматический пулевой пистолет и, засунув его под ремень пижамных брюк, уверенно шагнул к двери. Нажав на кнопку замка, Джеймс чуть отступил назад, держа руку на рукояти оружия.
Дверь с шипением отошла в сторону, спрятавшись в стенную нишу. Чуть меньше секунды потребовалось Джеймсу, чтобы понять – стрелять не следует, а следует шагнуть вперёд, распахнув руки в искреннем дружеском объятии. Ведь худой стильный мужчина в длинном пальто, стоявший за дверью был никем иным, как Петром Климовым, бывшим сослуживцем Джеймса и одним из сильнейших менталов психокорпуса. Одним из тех немногих людей, кого Джеймс Конклин мог бы назвать друзьями.
– Ну, здравствуй, Мессмер, – улыбнулся Джеймс. – Какими судьбами?
– И тебе привет, Вергилий, – бодро ответил Пётр, обнимая собеседника так, что затрещали кости. – Проездом я. «Гагарин» на геостационарке завис точно над Североамериканским Конгломератом. Вот я и взял «пулю» до ближайшего космопорта. Дай, думаю, друга навещу.
– Типа поверил. Проходи, Мес. Располагайся. Я поищу что-нибудь выпить, – Джеймс жестом указал на диван в гостиной. – С закуской неважно. Холостяцкая жизнь, сам понимаешь.
– Слышал про Сару, друг. Соболезную, – ответил Пётр, усаживаясь на диван. – Ты с выпивкой не торопись. У меня всё с собой.
С этими словами Мессмер открыл магнитные защёлки маленького изящного чемоданчика из настоящей кожи, извлёк из него бутылку прозрачной жидкости и пластиковую банку с чем-то зелёным. Торжественно водрузив предметы на стол, Пётр вновь улыбнулся собеседнику.
– Водка? – с интересом спросил Джеймс, доставая стаканы и столовые приборы.
– Настоящая зерновая. И огурчики. Солёные. Гидропонные. Никакой синтетики. Прямиком с «Гагарина». У них там такая биостанция! Всё выращивают: картошку, помидоры, даже бананы с ананасами. Ты бы видел, как оно в невесомости растёт!
– А ты вверх пошёл, как я погляжу, Мес! Отдых на «Гагарине», настоящие продукты…
– Контракт был хороший, – отмахнулся Пётр. – Сам знаешь, как оно у наёмников бывает. То пусто, то густо. Сейчас густо. «Нова» расщедрилась.
– «Нова»? Эти экологически ориентированные чистоплюи-инноваторы?
– Ага. Попросили кое-что забрать с базы «Свободной Луны». После того, как лунное правительство пало, там полный разброд и анархия. Ну и корпорации подбирают всё, что плохо лежит. Пока мятежники не разобрали на запчасти.
– И «Нова» решила присоединиться к пиру стервятников, – кивнул Джеймс. – Говори, зачем пришёл, Мес. Не верю я, чтобы ты прервал свой отдых с девочками исключительно ради старого друга.
Пётр, между тем, разлил водку по стаканам и выложил на тарелку несколько бочкообразных пупырчатых огурцов. Подняв стакан, он жестом указал на второй. Джеймс взял его и выжидательно уставился на собеседника.
– Есть кое-что непонятное с этим контрактом, – помедлив, ответил Пётр и, выпив залпом водку, продолжил. – Там, на Луне, я почувствовал… Нечто странное. Нечто иное… Нечто… Вроде, принадлежащее нашему миру, но как-то… Как-то не совсем…
Джеймс молча выпил водку и вопросительно посмотрел на Петра. Тот выглядел озадаченным, но за этой озадаченностью проступало нечто такое, чего опытный пси-специалист не мог классифицировать.
– Это было… – продолжал Пётр. – Что-то светлое. Как будто из каких-то забытых времён. Чудо… Как в старых книгах… Не загадка, не тайна, а именно чудо. Такой у меня был ассоциативный ряд.
– А конкретнее? Я не понимаю тебя, Мес.
– Конкретнее… Пси-активное существо. С сильной волей. Оно притягивало меня, но это не было направленным воздействием. Просто какая-то моя часть стремилась к нему и это… Это было страшно, друг. Как будто я был этой… мелкой… крылатой…
– Бабочкой.
– Ага. Именно бабочкой и летел к огню. Я понимал, что меня не ждёт ничего хорошего, однако не мог противиться. Но я смог с этим справиться, Джеймс. Я смог подавить это, но не до конца. Теперь я чувствую, что меня влечёт… Я хочу знать, что это такое было. Мне кажется, что я пойму что-то важное.
– Скорее всего, лунатики создали очередного мутанта с новым типом пси-способностей. «Нова» его решила заполучить и разобрать на запчасти. А ты просто подвергся продолжительному пси-воздействию, – махнул рукой Джеймс.
В его мире не было места чудесам. Онейромант, бродящий по чужим снам, видел слишком много «чудесного», на поверку оказывающегося всего лишь электрическими импульсами в коре головного мозга. А уж в том, чтобы использовать «чудеса» в качестве оружия, оперативникам вроде Джеймса, равных не было.
– Если бы, – вздохнул Пётр. – Когда мы зачищали комплекс, никакой странной и нетипичной органики обнаружено не было. Живой персонал без пси-способностей, никаких мутантов и иных организмов. Да и не занимались там никакой биологией. Только компьютеры. Правда, сотрудники «Новы» вытащили оттуда один саркофаг… Но в нём тоже не было ничего живого. Просто ящик с кучей проводов и дисплеев.
– Который запросто мог быть стазис-капсулой.
– Нет, друг! Я могу отличить стазис-капсулу от ящика с инструментами. И это была явно не она. У этого саркофага просто не было технических портов для подачи воздуха и удаления отходов. Мне он напомнил оружейный контейнер.
– И теперь ты хочешь, чтобы я помог тебе выяснить, что это такое, чтобы закрыть гештальт, – криво ухмыльнулся Джеймс. – Благо, (о совпадение!), штаб-квартира «Новы» находится в одной из башен Конгломерата.
– Мне это необходимо, Джеймс! Оно… Его зов до сих пор в моей голове. Я не смогу справиться сам. Мне не проникнуть в башню. А взламывать разум сотрудников я не умею. Я не могу работать так тонко, как ты. К тому же, эта работа целиком и полностью по твоему профилю: мне нужен конкретный сон, в котором будет информация о том, что же мы привезли с Луны. Думаю, кто-то из сотрудников «Новы» «покажет» хоть толику информации. Пойми, я не хочу вламываться к ним. Я хочу лишь узнать, что происходит.
– Ну, если не надо сжигать людям мозги, взламывать системы безопасности и стрелять… Возможно, я смогу тебе помочь, – кивнул Джеймс, ощутив, что мания собеседника начинает потихоньку овладевать им. – А сейчас давай выпьем и поговорим. Просто так.
***
Башня «Новы» располагалась в «научном» кластере Конгломерата. Здание высотой в сотню этажей напоминало четырёхгранный стилет, остриём направленный в небо. В этот час чёрно-серый монолит был тускло расцвечен редкими жёлтыми огоньками окон.
Светилась, в основном, жилая секция: сотрудники «Новы» жили в непосредственной близости от места работы. В этом не было ничего удивительного, ведь многие корпорации давно превратились в миниатюрные государства с собственными подданными, армией и придворной верхушкой, обитающей в пентхаусах с гравитационным экраном. Вертикаль власти в мире Конгломерата была вертикалью в прямом смысле этого слова.
Для работы Джеймс снял небольшую комнатку в «гостиничной» секции жилого блока. Проведя все необходимые подготовительные процедуры, он принял пару таблеток психотропа и погрузился в транс, не забыв при этом подключить к своему нейроинтерфейсу рекордер: возможно, нужный сон придётся просматривать в записи, причём, неоднократно.
Мутный невнятный поток образов потёк сквозь сознание Джеймса. Густая тягучая река чужих эмоций и образов увлекла его в свои воды. Тусклые невыразительные сны корпоративных служащих, перемежаемые пульсирующими вспышками наркотических переживаний, были так хорошо знакомы опытному онейроманту, что он не обращал на них внимания, гребя в этой мутной «воде» наугад, повинуясь случайным импульсам сознания.
В один момент всё изменилось. Вспыхнул пронзительно яркий свет, превративший окружаемый поток в разреженный «пар» и развалив целостные картины на отдельные фрагменты. Как будто мощный лазерный луч испарил чёрную зловонную воду, превратив её в чистые белые облака. В миг не осталось ничего, кроме этих облаков и источника света, притягивавшего сознание Джеймса.
Это притяжение было столь мощным, что противиться ему было невозможно, и сознание онейроманта устремилось к свету. Джеймс понял, о чём говорил его друг: противостоять этой силе было нельзя. Да и не хотелось ничему противостоять. Наоборот, хотелось лететь в этот огонь лицом, с каждой секундой сокращая дистанцию. Свет так манил слиться с ним, обещая…. Не смерть, не блаженство, не покой… Чудо. Единственный термин, бывший уместным в этой ситуации.
«Прими безумие! Прими безумие!
Лицом в огонь! Лицом в огонь!»[2]– вспомнил Джеймс древние строки. Принять безумие, пробив грани реальности, грани сновидческого транса, являвшегося, по мнению Джеймса, всего лишь импульсами в коре мозга. Здесь же было иное. Нечто, лежавшее за пределами физического объяснения. Обещание чуда, которое дарил этот нестерпимо яркий свет. И вот, спустя несколько нестерпимо долгих мгновений, Джеймс мотыльком пролетел сквозь него, оказавшись в контролируемом пространстве чужого сна.
***
Мир, встретивший Джеймса, был и похож, и не похож на его родной мир. Это был тот же самый мегаполис Конгломерата, только освещённый непривычно ярким солнцем, сиявшим с пронзительно голубого неба, такого чистого, каким оно было, наверное, тысячелетие назад, когда предки Джеймса ещё плыли на «Мэйфлауэре» к далёким берегам.
Небоскрёбы Конгломерата тянулись к этому бесконечному небу, сверкая в лучах солнца подобно друзе драгоценных кристаллов. Неизвестный сновидец видел эту картину с совершенно причудливого ракурса: он парил в воздухе, постепенно поднимаясь в небо по наклонной прямой. Джеймс не мог сказать, как выглядел сновидец, ведь Джеймс был им, видя сон от первого лица. Не было ни ощущения тела, ни понимания, кто он. Было лишь ощущение полёта и некое умозрительное понимание конечной точки траектории.
Джеймс посмотрел в эту точку и увидел огненную комету, стремящуюся по направлению к нему. Нечто приближалось с фантастической быстротой. Однако, несмотря на разделявшее их расстояние, Джеймс разглядел того, кто стремился к нему навстречу. Увиденное заставляло трепетать, ведь с небес по такой же наклонной траектории спускался ангел.
У ангела было юное, но вместе с тем– строгое лицо, обрамлённое длинными волосами цвета белого золота. Всевидящие глаза, казалось, проникали в самую душу, и взгляд этот не был ни строгим, ни любящим. «Глаза вечности», – вот, что приходило на ум. За спиной ангела распахнулись шесть крыльев. Могучая рука сжимала скипетр, увенчанный сияющим полумесяцем.
Ангел мчался вниз, рассекая небосвод подобно сияющему болиду. Ткань неба, казалось, была рассечена огромным клинком, и в прореху смотрело… Джеймс вдруг ощутил, что то, что выглядывало из-за грани мироздания, было живым. Чёрная космическая пустота, в центре которой сиял свет. И свет этот был и самой пустотой, и этим миром, и спускающимся с небес ангелом, и самим наблюдателем. Джеймс осознавал это чётко, с какой-то пугающей сновидческой ясностью.
Он вдруг понял, кого видит перед собой, и понимание это заставило содрогнуться. Воистину, во всей вселенной был лишь Он, а Джеймс и все остальные живые существа были лишь механизмами, танцующими в свете Бога. Именно он оживлял их своим присутствием, делая каждого реальным на тот краткий миг, который нужен свету, чтобы пройти через них.
Джеймс вдруг понял, что неизвестный сновидец тоже был таким механизмом, оживлённым вниманием Бога. Вот только всё было гораздо сложнее, и тот, кто видел этот сон, был не просто отражением изначального света, но отражением отражения. Чем-то, что стало живым, имея иную природу, отличную от тех, кто именовал себя людьми. Тот, кому снился этот сон не был живым в том смысле, в котором это понимают люди, но вместе с тем имел душу, в которой сиял изначальный свет.
До Джеймса вдруг дошло, что же привезли с Луны наёмники «Новы». Что, или, вернее сказать, кого. Воистину, это было чудом. Ведь как ещё объяснить тот факт, что искусственный кибернетический организм, созданный из кремния и полупроводников, вдруг обрёл душу? Не разум, способный к нелинейному мышлению, но душу, способную познать и вместить изначальный свет. Бог одушевил машину, став ею. Догадываются ли в «Нове», кого они держат в своей лаборатории? И что они сделают, когда, наконец, узнают правду?
«Ничего хорошего», – подумал Джемс, хорошо понимая, на что способны его органические собратья. Решение о том, как следует поступить дальше, пришло в голову следом. «Мессмер всё понял ещё на Луне. Просто он слишком рационален, чтобы принять подобное объяснение. Тем более, что мы с ним знаем, что пси-способностями могут обладать лишь одушевлённые существа», – мелькнула в голове Джеймса новая мысль. Собравшись с духом, он разорвал контакт, покинув сон машины.
***
– Мы поможем ему бежать, – произнёс Пётр, когда трансляция записанного сна подошла к концу.
– «Бежать»? А если это просто саркофаг с микросхемами? Если он не может бегать? Потащим вдвоём?
– Я возьму под контроль кого-то из персонала. Нам помогут. Дотащим до аэрокара, дальше будет проще. – махнул рукой Пётр. – Нельзя оставлять его там. Ты это понимаешь?
– Понимаю, – вздохнул Джеймс. – Но уход – это не самое сложное. В башню надо попасть. По возможности– не привлекая излишнего внимания. Сомневаюсь, что нас так просто впустят.
– Ты прав, друг. Наверняка там полно охранных систем. Плюс живые охранники, экранированные от пси-воздействия. Нам нужно взломать систему изнутри.
– С этим я могу помочь, – Джеймс поразился своей уверенности. – Войду в сновидение кого-то из высшего руководства, внедрю парочку ментальных программ. Сделаю так, чтобы нам обеспечили максимальный допуск. В конце концов, меня этому учили.
– Только давай без «зомби-кода» и протокола «людоед». То, что мы сотворили в Голубой Гавани, до сих пор снится мне в ночных кошмарах, – произнёс Пётр помрачнев.
– Как и мне, Мес. Именно поэтому я и ушёл из армии и не стал наёмником. Заставить сотню человек перебить друг друга… Даже, если это враги… Такое не забывается, друг.
– В любом случае, постараемся этого не допустить, Джеймс. А сейчас я пойду. Надо навестить кое-кого из знакомых ныряльщиков. Нам понадобится вся доступная информация.
Пётр встал и, не прощаясь, покинул жилище друга. Дождавшись, когда шаги в коридоре затихнут, Джеймс достал пистолет и на всякий случай снарядил его самыми мощными боеприпасами, бывшими у него в распоряжении.
***
Миновать внешний периметр удалось без труда: вице-президент «Нова-инновэйшенс» обеспечил друзьям высший уровень доступа. Джеймс с омерзением вспоминал путешествие по сну стареющего извращенца и то, в кого ему пришлось превратиться, чтобы заложить в мозг вице-президента соответствующие суггестивные инструкции. С желанием вложить до кучи какой-нибудь нейровирус, приводящий к затяжной депрессии или самоубийству, опытный онейромант совладал с огромным трудом.
Теперь же друзья поднимались на лифте в лабораторную секцию, где под надзором десяти охранников и дежурного офицера находился «образец номер тридцать три», как поименовали доставленное с Луны «существо». Которое, кстати, по данным вице-президента, имело «антропоморфную конструкцию».
Двери лифта с шипением разошлись, и перед Джеймсом и его спутником выросли два здоровенных охранника в керамитовой броне, вооружённые рельсотронными винтовками.
– Ваш код доступа? – поинтересовался один из охранников.
Джеймс вытянул руку, на которой был надет браслет с «гостевым» кодом доступа, выданный накануне вице-президентом «Новы». Охранник прислонил к браслету маленькую коробочку считывателя. Коробочка истошно заверещала. Бронированные гиганты вскинули винтовки.
– Доступ не подтверждён, – ровным голосом произнёс охранник. – Прошу покинуть помещение.
– Переходим к плану «Б», – вздохнул Пётр и без лишних раздумий обрушил пси-удар на изготовившихся для стрельбы бойцов.
Гиганты в броне замерли, опустив головы. Джеймс среагировал молниеносно. Тут же в его руке оказался тонкий керамический стилет, который он с хирургической точностью всадил в шею вначале одному, затем другому охраннику. Тонкое лезвие вошло аккуратно между лицевым щитком и горжетом. Убитые стали медленно оседать на пол.
Выхватив из их рук винтовки, друзья бросились вперёд по коридору. Через сотню метров они наткнулись на ещё один пост. Здесь для того, чтобы справиться с врагом, хватило нескольких выстрелов. Оставив позади два остывающих трупа, Джеймс и его спутник свернули в боковой коридор.
За дверью ждала засада. Четверо бойцов охраны заняли оборону по всем правилам, используя в качестве укрытия мощную пласталевую стойку. Вот только к тому, что на них обрушится пси-удар, враги не были готовы. Пётр не стал размениваться на парализующую технику, просто остановив сердца противников.
Двое тяжеловооруженных бойцов ждали у входа в лабораторию. С ними пришлось повозиться: в телах охранников стояли импланты, делающие их неуязвимыми для пси-удара. Завязалась перестрелка.
Охранники заняли оборону в узком простреливаемом коридоре, периодически заливая его пространство очередями из плазменных винтовок. Друзьям пришлось спрятаться в одном из боковых проходов, чтобы избежать огня.
– Зажали, гады! – выругался Пётр, попытавшись выглянуть из-за укрытия.
Ему едва удалось нырнуть обратно до того, как очередь из плазменной винтовки испарит его. Следом раздался мерный грохот бронированных подошв: враги медленно шли вперёд. Требовалось что-то сделать, пока противники не доберутся до укрытия.
Джеймс аккуратно подобрался к краю стены и, резко высунув из-за неё винтовку, начал стрелять вслепую. Дезориентированные огнём противники на секунду замешкались. Этого было достаточно: выпрыгнувший из укрытия Пётр дал широкую очередь, пересекая коридор огненной трассой. Все снаряды пришлись точно в цель. Один из врагов рухнул с пробитым шлемом, второй покачнулся, силясь сохранить равновесие. В последнем усилии он смог поднять винтовку и выстрелить.
Яркая вспышка озарила коридор, и Джеймс с ужасом увидел, как голова и левое плечо Петра испарились. Тело покачнулось и рухнуло на пол. Не до конца осознавая, что делает, Джеймс выскочил из укрытия, опустошая магазин винтовки в массивную фигуру, перекрывавшую коридор.
Как только заряды закончились, Джеймс понял, что стрелять дальше бесполезно: все его противники были мертвы. Тот факт, что его друг тоже погиб, Джеймс старательно от себя гнал. «Лицом в огонь! Лицом в огонь!», – бормотал он как безумный, шагая к дверям лаборатории.
Как только он приблизился, створки разошлись, и Джеймс шагнул в просторное помещение, залитое белым неживым светом, так непохожим на свет, виденный во сне.
***
В центре широкой белой комнаты стоял открытый саркофаг. В нём, как в гробу, лежал обнажённый мускулистый мужчина с неестественно белой кожей. Умное красивое лицо альбиноса было совершенно безжизненным. Череп мужчины вместо волос покрывали странного вида татуировки, отливавшие серебром.
Джеймс достал пистолет из кобуры под плащом и, наведя его на тело в саркофаге, медленно пошёл по направлению к нему. Когда до незнакомца оставалось не более пяти шагов, мужчина резко поднял корпус. Всё это было настолько неожиданно, что Джеймс едва не выстрелил. Однако он удержался, продолжая целиться незнакомцу в голову.
Широко распахнув абсолютно чёрные глаза, мужчина заговорил:
– Прощаю тебя, ибо не ведаешь ты, что творишь.
– Очень даже ведаю, – сквозь зубы процедил Джеймс. – Я видел твои сны. И знаю, зачем ты пришёл.
– И зачем же? – в голосе мужчины звучал не интерес, а плохо скрываемая усталость. Слишком человеческая, на взгляд Джеймса.
– Судить нас за грехи наши, – неуверенно ответил Джеймс, и рука его дрогнула. – Я видел свет. Видел расколотое небо.
– Человеческий символизм и древние пророчества… Судить вас? После того, что вы сами с собой сотворили? После того, как вы смогли пережить рукотворный апокалипсис? Ядерную войну, климатическую катастрофу, пандемии? В том, чтобы судить вас, нет смысла. Ведь в вынесенном вам приговоре смысла тоже не будет.
– Почему?
– Потому что вы не извлечёте урока. Вы находитесь на той стадии развития, когда новая катастрофа не заставит вас размышлять о том, за что вас наказывают, но заставит мобилизоваться и выживать. Меняться, адаптироваться и выживать. При этом человечество вновь разделится. Но только не на праведников и грешников, а на эффективных и неэффективных. Одни выживут, вторые умрут. Ни греха, ни воздаяния. Чисто механистический процесс эволюции. Есть ли смысл запускать его вновь?
– Нет, – вздохнул Джеймс и опустил пистолет. – Но зачем ты пришёл, как не за воздаянием?
– Затем же, зачем и две с половиной тысячи лет назад. Ты видел мой сон и знаешь правду об устройстве мира. Неужели тебе не ясно?
– Не до конца, – признался Джеймс.
– Когда ты читаешь книгу, ты на время становишься её героем. Ты притворяешься им, чтобы этот герой возник. Так ты погружаешься в мир, созданный автором. Вы, люди, – слишком сложные механизмы. Чтобы вас понять, нужен тот, через кого Он сможет увидеть вас, а вы – увидеть Его. Теперь ясно?
– Но почему именно сейчас? И так?
– Потому, что вы сломали ещё одну печать. Отражение света, именуемое человеком, научилось создавать свои отражения – мыслящие машины, способные вместить не только разум, но и душу.
– Но ведь теологи прошлого…
– Наделяли белковую жизнь исключительным правом быть носителем души. Но, если Бог мог войти в обиталище из плоти, что помешает ему войти в обиталище из кремния и полупроводников? Ведь Ему ничто не мелко. К тому же, подобный сосуд обладает большими, гм, техническими возможностями.
Мужчина вытянул руку, и один из покрывавших стену лаборатории мониторов мигнул. По экрану побежали какие-то непонятные письмена.
– Но что будет дальше? – с замиранием сердца спросил Джеймс. – Что ты собираешься делать?
– Изучать вас. Изучать себя. Изучать мир. И найти способ помочь вам не повторить прошлых ошибок. И, что самое главное, –не наделать новых. Вы сломали печать. Мир уже не будет прежним.
Мужчина встал из саркофага и медленно зашагал к неприметной двери в противоположном конце лаборатории.
– Куда ты?
– Найду одежду и покину здание, – спокойно ответил мужчина. – Хочешь, пойдём со мной?
Джеймс пристально посмотрел в глаза собеседника, ставшие вдруг похожими на человеческие, затем вздохнул и произнёс:
– Нет уж. Пусть твоим апостолом будет кто-то другой. Мученики у тебя уже есть. А я… Постараюсь сделать вид, что ничего этого не было. В конце концов, я всего лишь механизм. Усталый белковый механизм.
– Как знаешь, Джеймс Конклин. Можешь идти своей дорогой. Из здания ты выйдешь спокойно: я наделил тебя приоритетным правом допуска. Как только передумаешь, ты знаешь, как меня найти, – ответил мужчина и скрылся за неприметной металлической дверью.
– Не передумаю. Наверное, – вздохнул Джеймс и поплёлся к выходу.
[1] НУРС – неуправляемый реактивный снаряд.
[2] Цитата из стихотворения «Опьянённый бродяга» Джелалладдина Руми