Пассажирские дебаркадеры пристаней города Горького стояли у правого берега ниже Окского моста, там где встречаются воды Оки и Волги – знаменитой “Стрелки”. Это о ней пелось в известной песне тех далёких лет:
“ На Волге широкой, на Стрелке далёкой
Гудками кого-то зовёт пароход."
Дебаркадеры имели массивные двухэтажные надстройки. Их удерживали на месте якоря и заведённые на берег стальные тросы. Это был район пассажирских пристаней. На дебаркадерах размещались диспетчерские службы, билетные кассы, склады и залы ожидания для пассажиров. Прибывающие в Горький пассажирские пароходы швартовались к ним, высаживая или принимая пассажиров, возможный груз и ожидали время своего выхода в новый рейс. У одного из таких дебаркадеров готовился к новому рейсу двухпалубный пассажирский теплоход "Парижская коммуна" постройки завода "Красное Сормово".
хххх
Солнечным днём начала июня 1956 года по Нижне-Волжской набережной уверенной походкой шли три молодых человека. Это были курсанты Горьковского речного училища и направлялись они к дебаркадеру, у которого была ошвартована “Парижская коммуна”, имея на руках направление отдела кадров пароходства для прохождения на ней очередной плавательской практики.
Неделю назад их рота прибыла из далёкой военно-морской базы Балтийск, где курсанты прошли практику на военных кораблях и приняли Военную Присягу. По прибытию в училище они сразу были направлены на пассажирские суда Волжского речного пароходства. И сейчас, шагая по асфальту набережной, курсанты были полны ожиданием встречи со своим будущим судном. Им уже 17 лет и впереди каждого ждёт столько нового, необычного.
Они спустилась с набережной на берег Волги, где лежали штабеля груза, укрытые брезентовыми полотнищами. Пахло водой, строганным деревом и дёгтем. По широким сходням поднялись на палубу дебаркадера и прошли на борт “Парижской коммуны”, где были остановлены вахтенным матросом с красно-белой повязкой на рукаве. Объяснили вахтенному, что прибыли на практику и стали ждать первого штурмана, который решит как им быть и где устраиваться. Здесь надо пояснить, что на гражданских судах старшинство помощников капитана определяется цифрой 1,2,3 - чем меньше цифра, тем старше помощник.
Посадка пассажиров ещё не объявлялась. Команда занималась погрузкой продуктов для судового ресторана и приёмкой почтовых отправлений. “Парижская коммуна” стояла на скорой линии Горький - Астрахань и её использовали для доставки почты в населённые пункты, где были остановки согласно расписанию. Для этой цели на борту имелось специальное помещение и небольшой трюм, в который брали попутный груз.
Появился мужчина в форменном кителе с тремя нашивками на рукавах. Движением руки он пригласил курсантов следовать за собой.
- Зовите меня Григорием Степановичем, - представился мужчина.
- Значит, это и есть первый штурман, - догадались курсанты.
Прошли длинным коридором с металлической рифлёной палубой и где-то, почти в корме, первый штурман открыл дверь довольно большой каюты по правому борту.
- Это будет ваша каюта, - сказал он, - вот вам ключ, оставьте свои вещи и пройдём ко мне оформить нужные бумаги.
Каюта была 4-х местная с койками, расположенными одна над другой, большим окном, выходящим на главную палубу, умывальником и двумя шкафами для вещей. Спартанское убранство будущего жилища курсантов не смутило, а окно на главную палубу давало возможность быть в курсе всего там происходящего. "Парижская коммуна" начинала им нравиться.
ххх
Так началась наша практика на пассажирском теплоходе. Григорий Степанович ознакомил нас с будущими обязанностями, техникой безопасности и дал каждому расписаться в получении инструктажа. Мы - это трое курсантов 3-го курса: Смирнов Коля, Молчанов Гена и я – Литвинов Станислав. До начала посадки пассажиров ещё было время и мы, разложив свои вещи, переоделись в чистое рабочее платье, застелили свои койки и пошли знакомиться с теплоходом.
В то время ещё редко звучало в обиходе такое слово как “турист”, а потому пассажирские суда для туристических перевозок не использовались. Весь наличный пассажирский флот Волги работал на определённых линиях, перевозя пассажиров и небольшие партии груза. Так “Парижская коммуна” стояла на скорой пассажирской линии Горький – Астрахань, о чём говорила широкая голубая полоса, опоясывающая её дымовую трубу. Кроме пассажиров она могла принять 150 тонн различных грузов в свой единственный трюм. Расписание было составлено так, что ежедневно одно судно этой скорой линии, приняв пассажиров и почту, выходило в свой рейс на Астрахань. Оно делало по пути остановки в населённых пунктах, где одни пассажиры покидали судно, а другие занимали освободившиеся места. Через 10 дней теплоход приходил в Астрахань, высаживал пассажиров и переходил к грузовому причалу, где принимал груз на обратный рейс. На следующий день новые пассажиры поднимались на его борт и начинался обратный рейс, который занимал уже 12 дней, поскольку судно шло против течения. Конечно, бывало в рейсах немало таких пассажиров, кто сразу покупал билеты в оба конца и совершал интересное путешествие, знакомясь со своей страной и с пользой проводил отпуск.
“Парижская коммуна” имела двухэтажную надстройку, а в качестве силовой установки 2 дизеля по 600 л.с. каждый, которые обеспечивали ему скорость 25 км в час на спокойной воде. Надстройка первого этажа состояла из хозяйственных помещений и кают 3-го класса. Экипаж располагался в помещениях кормовой части. Носовая же часть корпуса ниже главной палубы предназначалась безкаютным пассажирам 4-го класса, которые сидели там на обычных скамьях.
Были ещё и палубные пассажиры. Они занимали свободные уголочки на главной палубе, чтобы не мешать действиям матросов. На этой же палубе располагался буфет для пассажиров 3-4 классов и столовая команды. Камбуз обеспечивал приготовление пищи для команды и ресторана.
Второй дек предназначался для кают пассажиров 1-го и 2-го классов. В корме его располагался ресторан. По всей длине надстройки по обоим бортам проходили террасы для прогулок. Кормовая часть этой палубы в вечернее время использовалась как танцплощадка. Мы, практиканты, стояли назначенные нам вахты и участвовали в авральных работах. По вечерам приходили на танцы, приобретая навыки общения с женским полом.
С палубы второго дека по обоим бортам вели на самый верх два трапа, пользоваться которыми могла только судовая команда, управляющая движением теплохода. Пассажирам вход туда был запрещён. Поскольку мы относили себя к экипажу, то спокойно поднялись на самый верх, где находилось святое место каждого судна – рулевая рубка! Нам открылся простор палубы и крыло мостика, опоясанное надраенными латунными поручнями. Эти латунные поручни нам предстоит драить до блеска во время нашей практики, освободив от этой работы штатных матросов. Осторожно вошли в рулевую рубку, где в центре находилась паровая рулевая машина, штурвал и блестел медью “машинный телеграф”.
- Вот отсюда и идёт всё управление судном! – сдерживая дыхание сказали мы себе.
В это время по трапу поднялся небольшого роста, крепкого сложения молодой мужчина лет 30-ти. Он по-хозяйски зашёл в рубку и спросил:
- Кто вы и что здесь делаете?
Мы дружно объяснили, мол, направлены сюда на практику.
- Ясно. А меня зовут Василий. Я рулевой. Смотрите, сейчас дам первый гудок. Он даётся за 30 минут до выхода в рейс.
Василий взялся за ручку сигнального троса, потянул её и тут же раздался низкий рёв главного тифона. Дав длинный гудок он, спустя пару секунд, добавил ещё один короткий звук этим же тифоном. Таким вот способом в то время оповещали пассажиров о готовности парохода к отходу. Второй гудок заканчивался двумя короткими, а третий, как вы правильно догадались, уже тремя. Этот третий-то и был сигналом отхода судна в рейс.
Мы заторопились вниз, чтобы увидеть посадку пассажиров. На дебаркадере толпилось много людей, держа в руках свой багаж. Они постепенно заходили на судовой трап, снабжённый для безопасности поручнями и по нему попадали на судно. Здесь их встречал третий штурман, который проверял билеты пассажиров.
Показав штурману билеты, пассажиры устремлялись к местам, указанным в билетах: в каюты на главной палубе, или вниз в трюм, или поднимались по широкому трапу на второй дек. Здесь звуки шагов пропадали в мягких ковровых дорожках, устилающих палубу коридоров, а двери кают обозначены медными табличками с номером. Пассажиры 1-го или 2-го класса заметно отличались и своим видом и неспешностью поведения от остальных. Палубные пассажиры, чей скарб обычно состоял из мешка, перетянутого верёвкой, чтобы его было удобно нести на плече, скромненько устраивались где-нибудь в уголочке на главной палубе.
Но вот прозвучал второй гудок, приближая время отхода. Последние пассажиры переходили по трапу на борт “Парижской коммуны”, чтобы отправиться в дальние края. Первый штурман расставил нас по вахтам, которые будем нести в ходовой рубке, дублируя обязанности рулевого. На стоянке нам надлежало быть вместе с вахтенным матросом у трапа. Каждому достались 4 часа дневной вахты, а всё остальное время было отведено для самостоятельного изучения судна, написания отчёта по практике и нормального ночного сна. Кроме того, мы были обязаны принимать участие в грузовых операциях аврального порядка.
Звучит третий сигнал отхода, пассажиры на борту машут руками провожающим, а матросы начинают убирать трап. Коля Смирнов отправился в рубку на свою первую вахту, а Молчанов Гена и я поднялись на прогулочную палубу, чтобы оттуда наблюдать отход судна. Звуки марша "Прощание славянки" обозначили начало очередного рейса “Парижской коммуны”.
Было видно, как на крыло мостика вышел капитан, высокий, худощавый мужчина в кителе с четырьмя нашивками. Матросы стали отдавать швартовы с дебаркадера и сворачивать их на вьюшки. Было слышно, как запустился левый главный двигатель и “Парижская коммуна” пошла вперёд. Между ней и дебаркадером появилось свободное пространство, которое с каждой минутой увеличивалось. Течение ударяло в левую скулу судна, разворачивало его вправо и относило всё дальше от причала.
Пассажиры, прощально махая руками, пошли на корму, чтобы видеть остающихся на берегу. Но вот "Парижская коммуна" закончила разворот и, набирая ход, пошла по рейду. На корме заполоскался красный флаг с Серпом и Молотом. Свежий ветер начал играть подолами платьев пассажирок. Наш первый рейс на пассажирском судне начался. Проходим рейд, где стоят на якорях разные суда: грузовые теплоходы, буксиры и множество самых разных барж. "Паркоммуна" нарядным белым лебедем скользит мимо этих скромных тружеников. На рейде можно увидеть и совсем необычные пароходы с единственным колесом на корме. Как раз такой пароход показан в известном всем кинофильме "Волга-Волга". Они возили разный груз, скорость имели небольшую, но названия носили громкие: "Изумруд", "Бирюза", "Малахит", "Яхонт".
ххх
“Парижская коммуна” вышла в очередной рейс на Астрахань в 14.00 и сейчас полным ходом проходит вход в затон Калинина, а впереди Безводнинские перекаты. На возвышенности правого берега виднеются дома известного нам села Безводное, где каждую осень первый курс штурманского отделения собирает на совхозных полях картошку, часть которой идёт училищу для питания курсантов.
Первая короткая остановка в Лысково. "Паркоммуна" разворачивается носом против течения и подходит к дебаркадеру, где простоим всего 1 час. Здесь сошли несколько ”палубных” пассажиров и была передана почта. Снова разворот и "полный вперёд". На левом берегу видим каменные постройки бывшего Макарьевского монастыря. Здесь же в Волгу впадает река Керженец, в верховьях которой жили герои Мельникова-Печёрского “В лесах”, ”На горах”. До 1917 года в Макарьево проводилась ежегодная Нижегородская ярмарка, но сейчас всё пришло в запустение. Ныне по Керженцу сплавляют лес, из которого на Макарьевских плотовых рейдах формируют новые плоты, которые колёсные буксировщики поведут в низовья Волги.
Впереди нас будет ждать Васильсурск - это те самые Нью-Васюки, где известный всем Остап Бендер играл сеанс одновременной игры в шахматы. Рейс идёт своим чередом, а мы осваиваемся в новой для нас обстановке. Первое впечатление о работе на пассажирских судах скорее отрицательное: слишком много людей ходит туда-сюда и ты не чувствуешь себя в едином коллективе – команда как-то растворяется среди пассажиров.
На пригорке по правому борту раскинулось село Бармино. Его жители обычно везут на рынки Горького выращенные на собственных огородах картошку в мешках и помидоры в огромных плетёных корзинах. Переноска картошки и помидор на борт судна является дополнительный заработком матросов. За одно место они взимают единую таксу, независимо от его веса. Но местные жители не лыком шиты, а потому корзина с помидорами весит у них под 40 кг, а картошку засыпают в большие мешки, куда помещается больше 80-ти кг. Матросы парни крепкие, но когда на спину взваливают такой груз, то у них подрагивают ноги. В пику такой хитрости аборигенов придумана частушка, которую с успехом распевают и местные парни:
“Самогоночка – не водочка,
а пиво - не вино.
Кому надо старых девок
приезжайте в Бармино!”
Насколько это верно утверждать не буду, поскольку дисциплина училища не способствовала нашим ранним познаниям в отношениях с противоположным полом.
Крутой поворот у Васильсурска. Это маленький сонный городок, а его дома разбросаны по склону высокой горы. Можно представить как по кривым улочкам вниз к Волге в ночной темноте мчался Остап Бендер, удирая от разгневанных любителей шахматной игры. Возможно вон там в лодке его нетерпеливо ждал Киса Воробьянинов. "Паркоммуна" швартуется к здешнему дебаркадеру и многие пассажиры стремятся ступить на здешнюю землю, где у пристаней самоорганизуется базар. Здесь местные продают свою продукцию пассажирам. Возможностью купить-продать довольны все. Совсем недалеко от города впадает частично судоходная река Сура. На перекатах Суры может случится, когда путь преграждает стадо коров. Они стоят в воде и отмахиваются хвостами от назойливых оводов. Звучит третий гудок, рейс продолжается. Затемно прошли Чебоксары. Мы свободны от вахт и наблюдаем со стороны за ночной жизнью пристани.
После проведённых двух практик на буксирных судах с наличием за кормой буксируемых барж, за которыми нужно постоянно следить, плавание на “пассажире” кажется прогулкой. Судно лёгкое и прекрасно реагирует на перекладку руля. Нет тяжёлых работ по заводке буксира на баржи, когда требуется усилие всего экипажа. Я вспоминаю нашу первую практику на большом колёсном буксире "Андрей Жданов". Он имел паровую машину тройного расширения мощностью 1200 л.с. Каждое его колесо было снабжено 6-ти метровыми плицами, которыми он загребал воду. Вот наш буксир готовится, например, взять нефтеналивную баржу грузоподъёмностью 10-12 тысяч тонн. Буксирный стальной трос диаметром 48 мм. Можно представить, как мы, 15-ти летние мальчишки, поднимали из воды на борт баржи этот стальной трос под запев бывалого матроса:- "Акулина хрен люби-ЛА! Её старость погуби-ЛА!"
Мы хватали тот трос и под конечное ”ЛА!” из всех сил тянули тяжеленный канат. Трос, подчинялся нашим усилиям и начинал идти равномерно. "Ходом, ходом, ходом!” командовал запевала, мы быстро разбегались вдоль каната и несли его к месту, где намеревались укладывать. Когда первый добегал до нужного места, звучала команда:- “Шишка, забегай!” Курсант бросал канат, бежал в конец очереди и там снова хватал трос, создавая непрерывную цепочку. На пассажирском судне не надо таскать тяжёлые тросы и другие заботы ждут нас на борту “Парижской коммуны”.
Эти новые заботы я ощутил сразу, когда заступил на свою первую вахту в рулевой рубке. Вахтенному штурману не было желания снимать с руля штатного рулевого ради того, чтобы тренировать практиканта. Хлопотно подавать команды на руль, когда судно проходит речными изгибами, а потому предпочтительно иметь на руле матроса, который наизусть знает участок плавания и сам без подсказки ведёт судно. Рулевые все были мужчинами лет сорока и реку знали не хуже штурманов. Видимо потому и услышал я:-
- Что, Литвинов, на вахту прибыл? Давай-ка, дорогой, займись чисткой меди, чтобы всё у нас блестело.
Я уже успел проконсультироваться по этому вопросу и начал действовать: две половинки красного кирпича трёшь друг о друга, а кирпичную пыль собираешь на разложенную заранее бумагу. Потом влажной тряпочкой наносишь кирпичный порошок на медь и чистишь её до блеска. Красота получается необыкновенная, жаль только достаточно кратковременная, а потому операция по чистке меди повторяется ежедневно.
Справа тянется высокий берег. Прошли село Козловка и впереди видим пересекающий Волгу железнодорожный мост. Его называют Казанским. Мы под мостом и обмениваемся приветственными гудками с паровозом, тянущим за собой длинный грузовой состав. Раннее утро, а среди невысоких островков встаёт необыкновенной красоты город Свияжск, высоким холмом вырастая среди окружающих низин. "Паркоммуна" минует всю эту нарождающуюся красоту утра и, наконец, добирается до Казани.
ххх
В Казани причал расположен далеко от города и нам видна вдалеке старинная городская стена, здания за ней и несколько минаретов. Прошлой осенью состоялось окончательное перекрытие дамбы плотины Куйбышевской ГЭС и уже ощущается подъём уровня воды в будущем водохранилище. Началось подтопление невысоких береговых участков и песчаных островов. Когда уровень воды поднимется до расчетного, то причалы и сам порт подойдут вплотную к городу.
Прозвучал третий гудок и ”Парижская коммуна” покинула причал, продолжая свой рейс. Время обеда и мы, курсанты, занимаем свои уже привычные места за обеденным столом. Первое блюдо каждый наливает из супниц, стоящих на столе, а второе подаёт официантка, которая и убирает столы, когда команда пообедает. Капитан питается отдельно в ресторане. Пассажиры нижней палубы что-то покупают в буфете, а палубные, примостившись где-нибудь в уголочке со своим мешком, перекусывают “тормозком”.
В перерывах между чисткой меди так приятно ощущать движение теплохода и тебя захватывает картина проплывающих по бортам берегов, зелени полей, сёл на возвышенностях с обязательной церквушкой. Когда судовой ход идёт близко к берегу, то совсем рядом ты видишь ивы, опустившие к воде свои ветви и местных ребятишек, машущих руками проходящему пароходу. Из состояния созерцания тебя выводит продолжительный звук тифона и команда штурмана: -"Литвинов! Дай-ка отмашку с левого борта!". Ты вытаскиваешь из специального пенала квадратный белый флаг на деревянной ручке и вытянутой в левую сторону рукой машешь им, выписывая в воздухе “восьмёрку”. Этим показывается борт, которым мы собираемся разойтись со встречным судном. Из свистка на трубе встречного парохода вырывается белый столбик пара и на мостике его левого борта видна фигурка человека, который тоже отвечает тебе взмахами белого флага, подтверждая своё согласие на такое расхождение. Если вдруг появляется необходимость разойтись правыми бортами, то суда обмениваются уже двумя гудками и “отмашка” белым флагом даётся с правого борта. Мы расходимся с колёсным буксиром, который тащит за собой деревянную баржу. На ней всю навигацию живёт семья шкипера и видны дети, занятые своими играми. Всё семейство прекращает занятия и взглядом провожают нас, а ребятишки дружно машут вслед ”Парижской коммуне”.
Река не знает обеденных перерывов, она ни на минуту не прекращает трудиться, неся на своих плечах самые разные пароходы. Ты видишь нарядные пассажирские суда, грузовые теплоходы ”Большая Волга”, медлительные “Данилихи”, паровые буксиры гребут колёсами и ведут за собой баржи.
Незаметно подступает вечер. Солнце опустилось за ближайшую гору и вахтенный матрос спустил флаг. Проходим село Камское Устье и огибаем угрюмый массив большой горы, круто уходящий в Волгу. Это гора Лобач или, как когда-то её называли волжские бурлаки, “гора Смерти”. Дело в том, что гора отвесно уходила в глубину и бурлаки были вынуждены тянуть баржу, карабкаясь по обрыву и бывало тонули, срываясь в воду. Слева остаётся устье реки Камы, добавляющей Волге свои воды. Включены ходовые огни, которыми мы обозначим себя для других судов. Включили освещение палуб и на корме стали собираться любители потанцевать, ожидая когда радист включит радиолу.
На судах, с которыми расходится ”Парижская коммуна”, слышат долетающие от нас звуки музыки. В наступающих вечерних сумерках музыка несёт особое очарование и красоту. Танго сменяет фокстрот, вальс и мелодии смешиваются с шумом вод, вспоротых судовыми винтами. Нам ведь всего 17 лет и мы тоже не упускаем возможность потанцевать с молодыми пассажирками, тем более что ночные вахты нас не ждут. Последствий от временных танцевальных знакомств у нас, слава Богу, не было. А из динамика звучала модная песня тех лет:
“Мишка, Мишка, где ж твоя улыбка,
Полная задора и огня...“
Пары с удовольствием танцуют фокстрот, а любопытные пассажиры всё подходят и за пределами освещённой палубы образуется стена зрителей. Но вот звуки быстрого танца затихли и тоскующая мелодия танго приглашает тебя и твою даму к танцу:
"Мы с Вами встретились случайно
И Вы взглянули на меня ..."
Её ладонь в твоей ладони, а другой рукой ты легко обнимаешь талию девушки. Время от времени девичьи бугорки касаются твоей груди и жар ударяет в голову, а ты делаешь вид, что ничего не случилось:
"Скажите, почему нас с Вами разлучили,
Зачем навек ушли Вы от меня..."
И пусть ты знаешь, что завтра рано утром твоя партнёрша по танцу покинет борт "Парижской коммуны" и останется на дебаркадере пристани села Тетюши или городка Юрино и больше вы не встретитесь, но сейчас об этом не хочется думать. Пусть танец длится и длится...
Глухой ночью прошли Ульяновский мост. Справа на высокой горе остаётся Ульяновск. Его редкие огни разбросаны на её тёмной массе. Они постепенно теряются в ночной темноте. Подтопленное русло Волги вьётся на равнине множеством поворотов. Все бывшие леса вырублены и ожидают затопления брошенные деревни. Здесь планируется большое зеркало нового водохранилища. Жаль, но пройдёт время и память о бывших деревнях померкнет у живших здесь когда-то людей. Оставленные под толщей воды кладбища вместе с упавшими крестами тоже постепенно будут забыты. Ведь уже никто и не вспоминает тех бурлаков, которые когда-то давно шли здешней равниной несколько дней по изгибами Волги, видя впереди на горе город Симбирск и говоря при этом:- “Симбирск видён, семь дён идём”.
Тем временем "Паркоммуна" оставила по корме редкие огоньки Ульяновска и пробирается новым фарватером. Я пристроился в уголке рулевой рубки, чтобы не мешать капитану и третьему штурману разбираться с новым судовым ходом. Мне было интересно, как судно проходит новым путём, среди почти затопленных островов. Ночь осталась позади и наступал утренний рассвет, обещая солнечный день.
Положение осложнялось тем, что судоводители привыкли, когда опасные места на реке ограждены белыми и красными бакенами, которые в ночное время светили постоянным огнём. В новом водохранилище решено использовать вместо деревянных бакенов металлические буи. Отпадёт надобность заправлять керосином лампы бакенов, а придёт пора аккумуляторных батарей. В тёмное время суток они будут светить мигающими огнями. И вот теперь среди многочисленных речных изгибов было трудно определить, за каким поворотом и какой буй мигает. А потому капитан и штурман всячески поносили нововведение.
Пройдёт какое-то время, к новой плавучей навигационной обстановке все привыкнут и будет смешно вспоминать первую встречу с буями. Пока же, сверяя лоцманскую карту с полученной временной корректурой, судоводители “Парижской коммуны” вели её, стараясь не выходить из старого русла Волги, которое хорошо знали. Пассажиры с интересом наблюдали как исчезает река, которая тысячи лет прокладывала здесь свой путь к Каспийскому морю.
К концу 3-го дня плавания по просторам Волги с плановыми остановками согласно расписания, мы подошли к плотине Куйбышевской ГЭС. Перед пассажирами открывалась величественная картина огромного строительства. Волга была перегорожена 3-х километровой дамбой, которая справа начиналась у подножия Жигулёвских гор и широкой земляной насыпью перегораживала могучую реку. Ещё по водосливной плотине не скатывались потоки излишней воды, поскольку уровень её только-только начал повышаться. Другое крыло плотины упиралось в левый Волжский берег шлюзовым комплексом. Здесь на рождающихся шлюзах шла круглосуточная работа. Верхняя часть камер шлюзов сверкала огнями электросварки в сплетениях арматуры. Но уже выполненные работы позволяли принимать суда в соответствии с уровнем рождающегося водохранилища. “Парижская коммуна” осторожно вошла в левый шлюз верхнего бьефа. На плавучий рым шлюза был подан швартов. Главный тифон коротко рявкнул, подтверждая готовность к шлюзованию. Сразу несколько электросварщиков, прекратив свои работы, прыгнули на наш борт и направились в буфет за пивом.
Опустились в камере на несколько метров и вышли в будущий канал межшлюзового бьефа. По его дну сейчас изгибалось узкое судоходное русло. Берега выложены бетонными плитами и ожидают планового затопления. Самым малым ходом прошли в мутной воде до нижнего шлюза. На левом берегу уже стояли новые 3-х этажные дома и рождались цеха судоремонтного завода, укладывались на шпалы рельсы слипа для подъёма на берег судов. Это сюда, в маленький аккуратный посёлок с названием "Ново-Шлюзовой" через 2 года я и три моих друга приедем по направлению отдела кадров Волжского пароходства для работы на буксирах-плотоводах. Но это будет ещё когда-то, а сейчас "Паркоммуна" вошла в недостроенный нижний шлюз, который тоже полыхал огнями электросварки. Шлюзование. Осторожно выходим из шлюза и направляемся к выходу на просторы Волги. Слева в густой зелени садов видны дома села Фёдоровка. Не дано мне было знать тогда, что пройдёт 40 лет и здесь, на местном кладбище, начнут один за другим ложиться в землю мои товарищи юности, рано закончившие свой земной путь. Так распорядится жизнь.
Вышли из канала в реку, идём вдоль правого берега. Широкий, спокойный плёс и Жигулёвские горы, густо заросшие лесом. "Ох, вы горы Жигули, до чего ж вы довели..." Эти слова тогда звучали с грампластинок. Это у их начала встала плотина Куйбышевской ГЭС, устремившись к левому берегу.
хххх
Оставив по корме огромную стройку, “Парижская коммуна” прошла плёсом Жигулёвских гор, миновала Царёв курган, Поляну Фрунзе. Начинаются кварталы города Куйбышева, носившего ранее имя "Самара". Со старых грампластинок ещё можно услышать припевки "Эх, Самара-городок, беспокойная я, беспокойная я, успокойте меня". Швартуемся к пассажирскому дебаркадеру. Здесь судно покинет часть пассажиров, а на освободившиеся места вновь примем на борт других путешественников и почту. Впереди ещё длинный путь и много промежуточных остановок. Мы вполне освоились на борту, познакомились с командой и нам очень нравятся вечерние танцы. Капитан нами доволен, медяшка блестит постоянно и, кроме того, мы взяли на себя выпуск судовой стенгазеты. Для этой цели нам выделена каюта 2-го класса, где одновременно занимаемся и своими отчётами по практике. Также помогаем 3-му штурману проверять проездные билеты. Он важно проходит между рядами скамеек в 3-м и 4-м классах и внимательно смотрит на предъявленный билет. Не забывает он и палубных пассажиров. За его спиной, как охрана, следуют два курсанта в наглаженной форме. Правда, безбилетников не было.
"Паркоммуна" тем временем огибает известную каждому школьнику Самарскую Луку, приближаясь к небольшому дебаркадеру пристани Междуреченск. Сумерки опускаются на Волгу. Идём близко к правому берегу. На фоне светлого неба, на четкой линии сумрачного обрыва вдруг появляется одинокий высокий деревянный крест, который угрюмо смотрит в бездонное небо. Рядом виден небольшой склеп. Как гласит молва, здесь когда-то, ещё перед революцией, некий заводчик хотел купить участок земли, но был убит и ограблен лихими людьми. Вот на месте убийства сестра несчастного и поставила этот могучий дубовый крест, который многие десятилетия одиноко охраняет покой склепа с останками убиенного. Не могу ручаться за достоверность, но так говорят люди.
Впереди у нас Переволоки - самая узкая часть Самарской Луки и Сызрань с нефтеперегонными заводами. Проходим перекаты и спокойные речные плёсы, весь в яблоневых садах небольшой городок Хвалынск и провинциальное Балаково, где со временем встанет очередная ГЭС и заработает атомная электростанция. А пока Балаково это небольшой затон для зимовки грузовых теплоходов и судоремонтный завод. "Паркоммуна" делает остановки и в Сызрани, и в уютном Хвалынске, и в Балаково. Частая смена пассажиров.
Ночью проходим Вольск, задержавшись на пару часов у его пыльного причала. Даже ночью видны дымы многочисленных цементных заводов. Перед рассветом минуем Рыбную слободу и наша следующая длительная стоянка будет в Саратове. Прекрасный солнечный день говорит о том, что мы уже много южнее нашего Горького. Встречаем другие пассажирские суда, на которых также есть наши товарищи и мы машем руками, приветствуя друг друга. Но вот начинается окраина Саратова. Проходим центр города. Он выходит к Волге и стоящим здесь дебаркадерам. “Паркоммуна” разворачивается носом против течения и встаёт к одному из них левым бортом для высадки пассажиров.
Закончив высадку, новых пассажиров не берём. Нам предстоит 4-х часовая стоянка, в течение которой нужно перейти к грузовому причалу и там принять в наш единственный трюм 150 тонн муки в мешках на Астрахань. Отдаём швартовы и спускаемся по течению к грузовому причалу. Буксир подводит к нашему правому борту крытую баржу с громким именем “Святогор”. Вот с этой баржи и будем брать муку. Готовимся к погрузке.
“Святогор”служит складом для муки в стандартных 65-ти килограммовых мешках и судовой команде надо успеть за 4 часа стоянки погрузить в свой трюм эту муку и приготовить судно к посадке пассажиров, которые сейчас ушли гулять в город. Чтобы не носить на плечах эти тяжёлые мешки, волжские грузчики испокон веку применяли специальное приспособление - “баланку”. Она позволяла укладывать груз на спину значительно облегчая его переноску. “Баланка” чем-то напоминает ранец нынешнего школьника. На баланке имеется “полочка”, на которую укладывается груз и всё это удерживается лямками, охватывающими плечи. Лямки делают мягкими, чтобы не натереть кожу плеч и подмышек. В трюм ставят лоток из досок, по которому вниз будут скользить мешки.
Но вот команде объявляется аврал, кроме женского персонала. Мы участвуем в погрузке наравне со всем экипажем. Двое самых крепких мужиков спускаются в трюм. Им придётся подхватывать каждый мешок и укладывать в штабель. На “Святогор” тоже наряжают самых крепких. Им поднимать мешки и класть на спину очередного переносчика. Все выстраиваются друг за другом и погрузка началась. Подошла очередь и ты ныряешь под очередной мешок, который опускают тебе на спину. Бегом, немного прогнувшись вперёд, несёшь свой мешок к лотку у трюма и, подталкивая локтем с разворотом корпуса, сбрасываешь свою ношу на лоток, Мешок быстро скользит в трюм, где его подхватывают сильные руки и кладут в штабель.
Погрузка идёт без остановок и у тебя есть несколько секунд передышки, пока подходит очередь нырять под мешок. Мы все в одних трусах и пот смешивается с мукой, образуя на теле слой теста. Но нам интересно и общая работа увлекает. Короткий 5-ти минутный перерыв и продолжение работы. Мы устали, но штабель груза уменьшается на глазах. Конец погрузки подошёл незаметно и вот последний мешок скользнул по лотку в трюм. Всё.
Пока матросы убирают лоток и закрывают трюм, мы идём в душ, чтобы быстро смыть с себя остатки теста, переодеваемся в чистую робу и принимаем участие в приборке главной палубы. В руках швабры, которые мы споласкиваем за бортом, выжимаем их и протираем палубу. До посадки пассажиров надо навести чистоту. Приготовлены машины и судно идёт к дебаркадеру, где нас уже ждут старые и новые пассажиры. Процедура посадки, третий гудок и рейс продолжается. Наступают вечерние сумерки, солнце садится за горы правого берега. На "Паркоммуну" надвигается железнодорожный мост, соединяющий берега Волги, по нему идёт грузовой состав и машинист паровоза даёт короткий гудок, приветствуя нас. Мы отвечаем ему.
хххх
Ниже Саратова берега Волги низкие и заросли кустарником. Но как-то незаметно правый берег повышается, кустарник и одинокие рощи деревьев пропадают. Теперь правый берег тянется однообразными лысыми горами с выгоревшей на солнце травой. Левый берег – сплошная равнина, уходящая за горизонт. Бесконечное число перекатов. Часто обгоняем буксиры-плотоводы. Буксир шлёпает колёсами и медленно тянет плот, состоящий из множества связанных между собой пучков леса. На концевой части плота обязательно стоит дом, срубленный из брёвен этого же плота. В доме живёт плотовая команда, которая помогает буксировщику проходить крутые повороты со свальным течением. Для этой цели с угла плота в воду спускается груз, чтобы замедлить скорость свала плота течением. После благополучного прохода крутого поворота груз из воды поднимают на плот при помощи воротов. Около домика прямо на брёвнах горит костёр – плотовщики готовят себе обед. Уютная картина, особенно в вечерние сумерки: языки пламени костра освещают фигуры людей, шлёпает плицами колёс по воде буксир, время от времени сверкают далёкие зарницы. “Парижская коммуна” проходит совсем близко к плоту и плотовщики с интересом рассматривают нас, а на буксире детишки членов команды дружно и долго машут нам вслед.
Проходя бесконечными перекатами, через которые Волга пробирается к Каспийскому морю, мы не задумывались о том, что пройдёт десяток лет и от нынешней Волги мало что останется. Тогда мы гордились размерами рукотворных водохранилищ: какая страна может позволить себе перегородить свою главную реку, чтобы зеркало образовавшихся вод было местами более 30-ти километров? Были загублены огромные площади земель, исчезло естественное течение реки. В жаркое лето уровень водохранилищ падает, а больная рыба мечется среди стоячей воды. Но всё это будет позже, а пока "Паркоммуна" оставляет за кормой перекаты и идёт по главной реке России, строго выдерживая расписание.
Обращает на себя внимание, как резко изменился ландшафт. Теперь правый берег это выжженные солнцем горы, когда зелёный кустарник и самая обычная трава только у самого уреза воды. Проходим утёс Степана Разина, испытывая разочарование от обыденности картины. Есть известная песня, которую помнят все граждане Страны Советов, где поётся, что:
"Есть на Волге утёс, диким мохом порос
Он с вершины до самого края..."
В действительности же “утёс” представляет из себя обычный холм, на котором ни деревца, а только сухая трава. Кстати, рядом с ним находятся более высокие горы Столбичи. Нам ведь представлялось, что утёс это огромная угрюмая скала, тем более об этом говорила песня. Такое вот несоответствие реальности и песенного видения.
После жаркого дня вечер почти не приносит прохлады, а тёмное покрывало ночи с вкраплениями звёзд изредка распарывают всполохи зарниц. Короткая стоянка в Камышине. Маленький провинциальный городок с множеством садов. Нас покинула часть пассажиров, а мы продолжили свой путь и следующая длительная стоянка в Сталинграле.
Тёплый тихий вечер. Мы отвалили от дебаркадера в Камышине и, развернувшись на течении, дали полный ход. Торопимся утром быть в Сталинграде. Включено палубное освещение и на кормовой части прогулочной палубы опять начались танцы. Чем хороша была та практика на “Парижской коммуне”, так это возможностью едва ли не каждый вечер танцевать и общаться с молоденькими пассажирками, а с некоторыми даже и целоваться.
Раннее утро. По правому борту начались постройки пригорода Сталинграда. Город тянется вдоль Волги на 30 километров и в нём ещё много развалин, но центр города уже отстроен и выглядит красиво. Швартуемся к пассажирскому дебаркадеру. Стоянка 4 часа и пассажиры устремляются на берег, чтобы посмотреть город, а не томиться в духоте кают. "Паркоммуна" уходит в грузовой порт. Мы тоже остались на причале, чтобы погулять по городу и немного развеяться. Ещё не начинали стройку на Мамаевом кургане. На стене главного универмага прикреплена табличка, что в подвале этого здания был пленён фельдмаршал Паулюс со своим штабом. В районе центральной набережной на полуразрушенной стенке строгие слова: “Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева. Выстояв, мы победили смерть”. Среди уже отстроенных домов выделяются развалины Дома Павлова. Мы набрались впечатлений и к приходу “Парижской коммуны” готовы к дальнейшей службе.
Закончена посадка и продолжаем свой путь. Сталинград остаётся по корме, а справа минуем вход в Волго-Донской канал имени В.И.Ленина. Здесь, на обрывистом высоком берегу у входа в канал, на гранитном постаменте стоит большая статуя И.В.Сталина. Он с непокрытой головой в длинной солдатской шинели делает короткий шаг вперёд и держит в левой руке фуражку. Пройдёт 4 года и летней ночью, применив танковую тягу, статую уберут с постамента и он долгие годы будет стоять пустым, ожидая другого героя.
Чем ближе к Астрахани, тем меньше перекатов. Их сменяют перевалы. Они длинные и широкие со спокойным течением. Обращает внимание большое число буксировщиков с наливными баржами. Буксиры мощные и ведут за собой одну или две такие баржи. Они поведут их к нефтеперерабатывающим заводам Сталинграда, Сызрани или Ярославля. Два года назад мы всем взводом проходили плавательскую практику на одном из этих речных гигантов. Он назывался "Андрей Жданов". Каждое гребное колесо пароходов той серии имело 6-ти метровые плицы-лопасти, а сам пароход шириной более 26 метров. Мощность его паровой машины тройного расширения 1200 л.с. Гребное усилие колёс позволяло водить нефтеналивные баржи грузоподъёмностью 12 тысяч тонн. И когда такой буксир, загребая воду 12-ти метровыми колёсами вёл гружёную баржу, то этот караван оставлял сильное впечатление.
Но вот и Астрахань. Рейс закончен, все пассажиры покидают судно и на борту становится непривычно пусто и тихо. Закончив высадку, переходим к грузовому причалу, где нам предстоит выгрузить саратовскую муку и принять груз сушеной рыбы – воблы. Рыба хранится в больших складских помещениях на причале. Она в мешках из дерюги и при желании можно раздвинуть лыковые ленты, из которых он сделан, и опробовать вкус товара. Второй штурман привёл меня на склад и объяснил обязанности по контролю за счётом мест.
- Всё ли понял, Литвинов? - на всякий случай спрашивает штурман.
- Да, понял, - уверяю его и очищаю очередную рыбку. Аппетит всегда при мне. На складе вкусно пахнет воблой.
В течение ночи браконьеры подвезли для команды рыбу разных пород и все желающие получили возможность задёшево купить себе требуемое. В магазинах свободно продаётся осетровая икра: паюсная - 19 рублей, а зернистая - 21 рубль за килограмм. Кило осетрины стоит 4 руб.50 коп. Бери сколько хочешь. Чтобы читатель мог представить соразмерность денег того времени, скажу, что по окончании практики за участие в грузовых операциях я получил наличными 240 рублей. Этих первых заработанных денег хватило на покупку наручных часов"Победа" Чистопольского часового завода, чем я был горд.
Незаметно прошёл день, занятый погрузкой продуктов для ресторана, уборкой палуб и других мелких судовых дел, где мы принимали активное участие. Вместе с тем, выбрали время и посмотрели центр города и Астраханский Кремль, который по нашему мнению не мог равняться с нашим, Горьковским. И вот первый гудок приглашает пассажиров на борт. Вместе с вахтенными матросами помогаем третьему штурману следить за посадкой и по собственной инициативе подносим вещи пожилым пассажирам. О возможности "денежной благодарности" от пассажиров за помощь нам и в голову не приходило. Мы уже знаем расположение кают по классам и можем помочь найти требуемый номер. Нам приятна наша занятость. Мы здесь не лишние.
Третий гудок и “Парижская коммуна” в 17.00 выходит в обратный рейс на Горький. Я стою на корме и смотрю на удаляющийся причал. Приятный лёгкий ветерок лениво шевелит складки красного флага с Серпом и Молотом. Незаметно приходит тихий южный вечер. На данный момент жизнь прекрасна, но ты ещё не знаешь, что пройдёт много-много лет и тебе вдруг вспомнится идущая полным ходом ”Парижская коммуна”, вечерние сумерки, первые звёзды на темнеющем небе и прекрасное ощущение свободы.
Предыдущая часть:
Продолжение: