Традиция передавать заложников из высшей знати победителю с целью гарантии обеспечения исполнения обязательств существовала еще с давних времен. Особенно часто она использовалась в Средние века, и особенно на Востоке, где таких заложников называли аманаты. Часто такими аманатами были старшие дети правителя побежденного государства. Если сторона, предоставившая заложника, не выполняла свои условия договора, то заложники могли за это поплатиться своей жизнью. Во время войн предоставление аманата было обычным явлением.
В 1839 году, во время Кавказской войны, аманатом стал старший сын имама Шамиля – Джамалуддин.
Битва при Ахульго и выдача заложника
В июне 1839 года русский отряд под командованием генерал-лейтенанта П.Х. Граббе осадил резиденцию имама Шамиля - горный аул Ахульго. Два месяца шли бои, обе стороны теряли людей, но перевес был на стороне русского отряда. Чтобы предотвратить дальнейшие большие потери, Граббе выдвинул Шамилю условия капитуляции:
1.Принять подданство Российской империи.
2.Дать обещание не выступать с оружием против законного государя.
3.Шамиль должен выдать в качестве гарантии своего полного подчинения русскому императору своего старшего сына Джамалуддина.
Шамиль пытался отклонить требования капитуляции, но под давлением соратников ему пришлось пойти на уступки, и он выдал генералу Граббе сына.
Сын Шамиля в России
Джамалуддин, которому исполнилось 9 лет, оказался у русских. Он, правда, был не один – с ним отправился Юнус, верный сподвижник отца. Он сам вызвался сопровождать сына имама, чтобы обучать его обычаям ислама. Несколько дней Джамалуддин пробыл в русском лагере. Генерал Павел Граббе писал:
«Сын Шамиля девяти лет, бойкий мальчик, без робости распоряжается как у себя дома».
Мальчика привезли в Россию, и там император Николай I взял сына Шамиля под личную опеку.
Сначала император зачислил его в Александровский сиротский кадетский корпус, находящийся в Москве, где в основном воспитывались малолетние дворянские дети-сироты. Уже в конце того же года Джамалуддина перевели в Санкт-Петербургский 1-й кадетский корпус, где учились и дети из императорской семьи. Кроме того, там был мусульманский священник, и никто не настаивал на том, чтобы мальчик перешел в православие. Ему даже разрешили носить черкеску и кинжал за поясом, совершить намаз, вести переписку с Шамилем.
Джамалуддин писал отцу:
«После долгой разлуки извещаю вас, любезный родитель, что я благодаря Аллаху жив и здоров; с тех пор как после сражения в 1839 году при Ахульго отправили меня в С.-Петербург, где я благодаря Творцу и Милостивейшему Государю Императору нахожусь в воспитательном заведении Его Императорского Величества Государя Императора. В этом же заведении воспитываются почти все генеральские дети, со мною здесь очень хорошо обращается Начальство, и ни в чём моего достоинства не унижают. Скажу вам также, милый мой родитель, что все обряды магометанской веры я исполняю, как исполнял дома».
В остальном он был обычным мальчишкой, дружелюбным и надежным. Друзья знали, что на него можно положиться - не сдаст.
Мальчик быстро выучил не только русский, но и французский, немецкий языки, увлекся математикой. А еще - гимнастикой и танцами. Этому не мешало даже то, что после ранения, полученного еще в детстве, у него плохо работала рука.
В 1849 году Джамалуддин получил гимназическое образование и был произведен в корнеты. Для службы он был направлен во Владимирский 13-й уланский полк, расположенный в Торжке. В 1852 году был произведён в поручики. Карьера шла своим чередом, как и у обычного русского дворянина.
Вскоре поручик лейб-гвардии Джамалуддин-Шамиль был направлен в Польшу. Там он и узнал о том, что может вернуться на родину.
Возвращение аманата на Родину
Следует сказать, что взятие Джамалуддина в заложники никакой роли в том, чтобы закончились боевые действия на Кавказе, не сыграло. Его отец, имам Шамиль, продолжил собирать вокруг себя сторонников и воевать с русскими. На отношении к Джамалуддину ни Николая I, ни других русских это не сказалось.
А Шамиль продолжал упорно вести свою борьбу и искать возможности для возвращения сына. Он неоднократно предлагал варианты обмена, но они были неравноценными. Наконец, через 15 лет поисков и ожиданий ему повезло – в его руках оказалась действительно важная «добыча».
Летом 1854 года Шамиль совершил поход в грузинскую Кахетию, и в родовом поместье князя Давида Чавчавадзе Цинандали взял в плен отдыхавших в то время там жену князя - 28-летнюю Анну Ильиничну Чавчавадзе с двумя маленькими детьми, ее сестру - 26-летнюю княгиню Варвару Орбелиани с младенцем сыном и 18-летнюю княжну Нину Баратову.
Шамиль, поняв, что у него появился реальный шанс вернуть сына, объявил женщинам условия выкупа: возвращение Джамалуддина и миллион рублей серебром. После этого их перевезли в чеченскую резиденцию имама – Ведено. 8 месяцев шли переговоры. Николай I не торопился выдавать воспитанника, к которому привязался. Да и сумма в 1 млн рублей серебром была очень велика. В итоге выкуп все-таки удалось снизить до 40 тыс., и наконец в марте 1855 года обмен заложниками состоялся.
Джамалуддина при обмене сопровождал генерал Н.Н. Муравьев, от него же юноша узнал и об обмене. По его словам, сын Шамиля, услышав о предложении о его обмене, два часа находился в размышлении. Джамалуддин колебался. Но ему сообщили, что отец пригрозил, что если сын откажется вернуться на Родину, то тот отречется от него.
Обмен состоялся 22 марта на реке Мичик. Джамалуддину было уже 23 года, он привык вести европейский образ жизни и прибыл в мундире поручика. На переправе он тепло простился со своими русскими друзьями, среди которых было два его однокурсника.
Первым Джамалуддина встретил его младший брат Гази-Магомед. Он привез старшему брату черкеску и оружие, попросил переодеться. После этого они поехали к отцу, который ожидал его в окружении нескольких сотен конвоя и с двумя взрослыми сыновьями.
Отец долго держал сына в объятьях, не стараясь сдержать слезы. Сопровождавший Джамалуддина русский офицер так описывал встречу отца и сына:
«Наступила необыкновенная минута, не лишённая торжественности. Джамалуддин приблизился к нему и хотел поцеловать его руку, но Шамиль прижал его к груди, долго держал в объятиях. После первого объятия Джамалуддин стал по правую руку своего отца, а Шамиль, казалось, погрузился в созерцание сына и беспрестанно сжимал ему руку…».
Встреча с братьями была такой же эмоциональной. Мать Патимат не дождалась возвращения сына, она умерла еще в 1845 году. По дороге их приветствовала толпа, поздравляя с окончанием долгой разлуки. Чтобы посмотреть на сына имама, вернувшегося от русских живым и здоровым, горцы приезжали издалека и толпились у дома Шамиля. Джамалуддину даже приходилось подниматься на крышу дома, чтобы люди увидели его.
Разногласия с отцом
Радость отца и сына от встречи была недолгой.
Джамалуддин, получивший отличное европейское образование, имевший светлый ум и склонность к научным изысканиям, стремился использовать свои знания для улучшения жизни и просвещения соплеменников. Объезжая аулы, он видел, в каких удручающих условиях живут его соплеменники. Осматривая крепости, он, как человек военный, остался недоволен и их устройством, и царившими в них порядками. Он встречался с учёными, и уже решил перевести Коран на аварский язык с арабского. Но Шамиль начинания сына встречал в штыки. Он заявлял:
«Сейчас не пером работать, а мечом рубиться надо!».
И интересовали его не советы по благоустройству аулов – он надеялся, что Джамалуддин выдаст замыслы русского императора. Джамалуддин привез с собой книги, географические карты, готовальню, канцелярские принадлежности, а Шамиль считал, что его сыну достаточно знать Коран и хорошо уметь владеть мечом.
Отец доверил, все-таки, сыну административное руководство делами, а сын уговорил отца начать диалог с генералом Н.Н. Муравьевым, возглавлявшим в то время Отдельный Кавказский корпус. Это принесло свои результаты - были прекращены активные боевые действия и начались обмены пленными.
Беседуя с отцом, Джамалуддин приводил тому примеры из российской жизни, а тот, выслушивая, старался искоренить в сыне его русское прошлое. И чтобы еще больше оторвать его от мыслей о России, по которой сын, как Шамиль прекрасно это видел, тосковал, он решил женить его на дочери местного наиба (правителя). Джамалуддин смирился – но только внешне. Все в нем вызывало отторжение, неприятие. Внутри он очень страдал – и от непонимания близких, и от разлуки с любимой, которая осталась там, на его второй Родине.
Русская любовь кавказского аманата
Во время службы в Торжке Джамалуддин познакомился с сестрой своего однокурсника – Елизаветой Олениной. Она была внучкой президента императорской Академии художеств, и привлекла внимание сына гор своей живостью, острым умом и непосредственностью. Джамалуддин тоже выделялся среди ровесников брата. Он был русским по духу, но при этом имел яркую восточную внешность. А на его стройной от рождения фигуре так великолепно сидели и офицерский мундир, и кавказская черкеска. К тому же, все отмечали его образованность, воспитанность и благородство. А попечительство самого императора придавало ему еще больше веса. При этом в поведении он был прост и естественен.
Молодые люди любили друг друга, дело шло к свадьбе, император Николай I даже уже пообещал быть посаженым отцом, а Джамалуддин решил принять православие. И тут – этот обмен. Стоит ли удивляться, что он не сразу согласился вернуться домой.
Влюбленные страдали в разлуке. Всякие попытки переписки, и так сложные в условиях военных действий, пресекались Шамилем. А тут еще требование отца жениться на горянке.
Тоска смертельная
Джамалуддин затосковал. И по Лизе, и по своей второй Родине. Непонимание близких, постоянные стычки с родней и недовольство отца показывали ему, насколько он здесь чужой, лишний. И еще эта женитьба. У Джамалуддина началась депрессия, которая привела к обострению имеющихся недугов. И главным из них был туберкулез, или чахотка, как тогда говорили. Он подхватил ее в Петербурге, но молодой организм боролся с болезнью, пока Джамалуддин не потерял радость к жизни, желание жить.
Стараясь спасти сына, Шамиль отправил его сначала в горное село Карата, воздух которого считался целебным, а затем даже обратился за помощью к генералу Барятинскому, наместнику Кавказа (позже он примет капитуляцию Шамиля). Тот прислал опытного врача С. Пиотровского, за что Шамиль даже отдал в заложники 5 наибов. Врач констатировал у него запущенную чахотку, упадок жизненных сил и предупредил отца, что жить сыну осталось недолго. Оставив все необходимые лекарства, он вернулся в русский гарнизон.
Джамалуддин умер 8 июля 1858 года, ему было 29 лет.
Через год, в августе 1859 года, его отец, имам Шамиль, сдался в плен. Находясь в почетной ссылке, он даже просил о встрече с Елизаветой Олениной. Во встрече ему было отказано, но портрет девушки ему все же принесли, и он подолгу его рассматривал. Наверно, он жалел, что не позволил сыну быть счастливым.
