Друзья! Мы все из многочисленных интервью знаем многое о наших любимых спортсменах, чуть меньше – о тренерах. А вот о других членах сборной России по лыжным гонкам знаем очень мало. Мы почти ничего не говорим про врачей, массажистов, сервисёров, психологов.
Знаете ли вы, что в нашей команде работает психолог – Дарья Лебедева?
Что именно она делает?
Сложно ли спортсмены идут с ней на контакт?
Как она вообще пришла в сборную России?
«На лыжи!» задали ей эти и другие вопросы.
– Насколько большая у вас загрузка, если учесть, что не только со спортсменами, наверное, приходится работать, но и с тренерами, сервисёрами?
– Вы правы, тренеры и ребята из сервиса обращаются по личным вопросам. А моя загруженность зависит от напряжения, которое скапливается у спортсменов. Летом моя работа с ними в основном профилактического характера – в виде лекций, в виде какой-то необходимой информации. Также продолжаем работу с тем, с кем работали в прошлом сезоне. В процессе вкатки и первых стартов работы становится гораздо больше, особенно с юными спортсменами, которых больше поджимает тревога.
– Как происходит процесс отбора тех спортсменов, с кем нужно поработать?
– Учитывая то, что я штатный психолог сборной России, а не приглашённый специалист, то я сама вижу спортсменов постоянно, общаюсь с тренерским составом. Я стараюсь не вызывать спортсменов «в лоб», а несколько трансформировать работу. В первые дни знакомства я говорю – я про вашу силу. Наша ментальность такова, что люди стесняются работать с психологом – я что, болею или слабак? Особенно часто приходилось бороться с таким отношением в начале своей работы в сборной. Первые два года было крайне сложно. Нужно было заслужить доверие от спортсменов, чтобы они понимали – вся информация, которую я получаю от них, не доносится до тренерского состава. Только в тех случаях, когда спортсмен сам об этом просит и только то, что касается коммуникации «спортсмен – тренер».
В начале сезона я вызываю каждого, чтобы выстроить план работы, узнать, как прошёл отдых после сезона, какие задачи были решены в прошлом сезоне, какие ставим в новом сезоне. В процессе соревновательной деятельности ребята обращаются сами в зависимости от своих потребностей.
– Бывает, что кто-то из спортсменов категорически отказывается работать с психологом, даже если настаивает тренер или Елена Валерьевна?
– Не думаю, что Елена Валерьевна будет заставлять спортсмена идти к психологу.
Конечно, есть спортсмены, которым моя помощь не нужна, а с какими-то ситуативными трудностями они справляются сами. Есть те, кто может захотеть работать с другим психологом, который будет только его или просто читать соответствующую литературу. Но за последние два года отношение к психологии у спортсменов поменялось. Пришлось за это побороться, (смеется) и доказать, что я специалист не «про ваши слабости», а тот, кто поможет вам стать ещё сильнее. Психика и «физика» взаимосвязанные вещи. Раз вы в физическом напряжении находитесь, то и в психологическом тоже. Помимо спортивной деятельности у вас масса забот и сложностей вне спорта. Я могу увеличить вашу силу. Важно доносить это до спортсменов. За рубежом это принято, психолог – норма. Уже странно выглядит, если в команде нет психолога.
Например, на Петтера Нортуга работали три или четыре психолога. Я общалась с его отцом в Зеефельде в 2019-м и задавала этот вопрос. Про Йоханнеса Клебо точно не знаю, но я уверена, что он тоже работает с психологами, учитывая его эмоциональность.
– На зарубежных спортсменов, на их работу в психологическом плане смотрите?
– Когда была на международных соревнованиях, обращала внимание на то, что те же норвежцы используют между забегами технику, которой я и своих спортсменов обучаю. У них здорово построена психологическая подготовка. В тот момент, когда наши слушают музыку или делают восстановительный массаж, многие норвежцы занимаются той программой, которую они отработали с психологом, а именно восстановительные техники дыхания, аутотренинги и другие техники, помогающие войти в ресурсное состояние. Кстати, их и с массажем можно здорово совмещать.
– Кто к вам чаще обращается – парни или девушки?
– 50 на 50.
– Как распределяете время на спортсменов? Ведь групп у нас много, все в разных местах обычно.
– Справляюсь с помощью видеосвязи. Лавировать приходится, конечно (смеётся). Большее внимание приходится уделять молодёжке и юниорам, так что если все в разных местах, то я с большей вероятностью буду с ними, чем со взрослыми группами. Когда контакт установлен, общение налажено, достаточно и видеосвязи.
– Чаще всего в команде меняются юниоры. Процесс постоянный. Как они воспринимают общение с психологом?
– Поколение спортсменов поменялось. Молодые быстрее понимают, что занятия с психологом – такая же часть тренировочного процесса, как интервальная работа, например. В прошлом сезоне я очень ярко это ощутила. Запрос от юниоров вырос. Даже если эти запросы не касались трудностей, то им просто интересно – что такое спортивная психология. Некоторые из них в будущем хотят связать свою жизнь с этой специальностью. Всё меняется в положительную сторону. У молодых нет страха общения с психологом. Но бывает, конечно, я случайно слышу в разговоре одного спортсмена с другим такую фразу: «Мне точно психолог не нужен!» или, знаете, самые ярые в открытой форме открещиваются, а я их даже не звала на беседу. А как показывает практика, по истечении времени, когда все друг к другу привыкли с такими ребятами и девчонками получается хорошая работа.
– Вы предпочитаете общаться со спортсменами на «ты» или на «вы»?
– Только некоторые взрослые спортсменки обращаются ко мне на «ты», таких немного. Остальные на «вы» - я изначально выстраиваю общение именно так, особенно с теми, кто помоложе. Очень важна субординация.
– Вы сказали, что основная работа идёт на вкатке и первых соревнованиях. А потом что?
– После первых результатов психика стабилизируется: я имею ввиду тот факт, что момент неизвестности прошёл, все получили свои результаты и, отталкиваясь от этого, мы с психологической точки зрения понимаем, где и какие техники нам важно применять, ведение спортсмена уже осуществляется как бы «на контроле». Бывают моменты, когда кто-то пишет «я вам завтра буду звонить перед гонкой». Конечно, я держу руку на пульсе и у меня наготове для каждого есть все, чтобы поддержать спортсмена. К каждому свой подход, поскольку у каждого свои затыки и сильные стороны, а моя задача научить спортсмена компенсировать, «вытягивать» себя за счёт именно своих сильных сторон. Видеть свои возможности шире.
– Пусть без имён, но всё же – есть яркие примеры вашей работы, которые помогли спортсмену преодолеть какую-то слабость и улучшить результаты?
– Да, в нынешней команде есть такие спортсмены. Примеров много, ну из тех кто сейчас здесь, а здесь почти все (смеётся), например на первенстве мира среди молодёжи и юниоров некоторые спортсмены перед гонками были в жуткой тревоге, мы работали с этим, ребята потом подходили ко мне и благодарили за проделанную работу и за места, которые стали удовлетворительными. Ведь как бывает: спортсмен уже заранее настраивается на проигрыш и всё, отсюда полезли все негативные состояния, а главное, успеть выявить эту внутреннюю установку вовремя. Как работает тревога? Она отключает, вышибает голову. Когда мы эмоционально дисбалансируемся, то условно «отлетаем» от собственного тела, перестаём принадлежать себе. Перестаём контролировать. Нас охватывает чувство страха, паники, мандража. Проще говоря, мы «не в себе». Моя задача здесь – увидеть это, понять причинно-следственную связь и вернуть человеку самого себя. У нас очень сильная команда, мы работаем в комплексе, в тесной связи друг с другом.
– Читаете ли вы интервью спортсменов? Можно ли по их словам понять, в каком они эмоциональном состоянии?
– Обязательно читаю интервью. Мне кажется, можно невооружённым взглядом понять, в каком он был состоянии – в каком настроении точно легко понять даже непрофессионалу. Ну а мне тем более это ясно, особенно, когда я знаю человека лично, работала с ним.
– Сколько времени нужно психологу, чтобы в разговоре, по тестам или какими-то другими методиками понять человека, выявить его проблемы?
– Зависит от запроса. Выстраивать качественную работу можно только с теми спортсменами, у которых есть запрос. Можно взять человека и помимо его желания, например, тренер потребует, но из такой работы ничего не получится. Был уже такой опыт в моей практике. Всё это привело лишь к тому, что спортсмен начал от меня отстраняться. Вообще, всё понятно уже на первой встрече. У меня есть возможность наблюдать за ними во время тренировочного процесса, видеть коммуникацию спортсмен – тренер, делать определённые выводы. Проблем обычно нет. Но есть примеры, когда спортсмен приходил с одним запросом, а в процессе разговора мы выявляли совершенно другое.
– С детьми вы тоже работаете?
– Мне было бы это интересно делать и даже устраивать такие полезные группы посредством социальных сетей для детей. Дети с раннего возраста должны эмоционально-психологически быть укреплены, чтобы они росли с правильным психологическим настроем. Многие перегорают раньше времени, хотя потенциально могли бы дойти до более высокого уровня. Это очень важно. Но я, к сожалению, редко общаюсь с юными спортсменами, если говорить о возрасте до юниорского, а вот обращение родителей атлетов и самих тренеров увеличилось, и это очень радует. А я надеюсь, что смогу сформировать у ребят этого возраста интерес к психологии и понимание роста возможностей, благодаря ей.
– Вы уважаете таких родителей, которые советует своим детям обращаться к психологу? Ведь в основном родители считают, что лучше них психологов нет.
– Мне приятно, что есть такие родители, которые понимают, что специалисты для того и существуют, чтобы решать проблемы. Конечно, лучше родителей и тренера ребёнка никто не знает, но в современном мире нужно учиться делегировать специалисту то, в чём у вас нет профессионального образования, и обязательно быть с ним в контакте. Это же не значит, что отдал специалисту ребёнка и забыл. Потому и говорю про постоянный контакт. Многие уже понимают, что психолог может быть ещё одним фактором, который поможет спортсмену стать более сильным и успешным.
– Вы сказали, что молодые проще воспринимают работу с психологом. Взрослые вообще «в штыки»?
– Я пришла в команду, костяк которой был уже сформирован. Им было сложно. Моя работа, по сути, обесценивалась какое-то время шуточками-прибауточками: «Какой психолог? Да я сам психолог». Но я не лезла со своими услугами. Потребность возникала – они обращались. Но постепенно всё нормализовались.
– Как вы вообще в лыжной сборной России оказались, какой был путь?
– Это интересная история из психологии и любви к ней. Спортивная психология — это колоссальный опыт и очень интересная работа.
В детстве я профессионально занималась народными танцами, была солисткой в ансамбле. Восемь лет репетиций и выступлений. Но в результате операции пришлось танцы забросить и сосредоточиться на учёбе. Окончила школу, поступила в Плехановскую академию и чудом её закончила, получив бухгалтерское образование. Если хотите развалить компанию за пару дней – смело меня приглашайте (смеётся). Я с математикой на «вы», для меня это тёмный лес. Единственное, что позволяло мне закрывать сессии – мои коммуникативные способности. Преподавателей я доводила до тошноты, пока по сорок раз приходила долги сдавать: «Лебедева, иди уже, чтобы тебя здесь больше никто не видел». Я им клялась и божилась, что бухгалтером никогда не буду, только диплом дайте. А когда защитилась на «хорошо», а не на «отлично» – горько плакала. Мама меня даже упрекнула – мы, мол, на «трояк» рассчитывали вообще.
– Зачем вообще вы туда поступали?
– Родители меня направили в эту сторону с условием, чтобы я получила серьёзное образование, а потом занималась, чем захочу. Кстати, пока я в «плешке» училась на втором курсе, прошла первый отборочный тур во ВГИК, а потом решила, что это не моё. Мне перезванивали оттуда, сказали, что ждут, но я отказалась. Мотивировала тем, что я в больнице с воспалением почек – так и было на самом деле. В общем, я закончила Плехановскую академию, целый год пыталась строить бизнес, у меня был небольшой шоу-рум, куда я возила вещи из Италии. Потом поняла, что это тоже не моё. Еле-еле это дело закрыла и пошла учиться туда, куда мне хотелось.
Правда, к этому я тоже не сразу пришла. В связи со сложными обстоятельствами в личной жизни я обращалась за помощью к специалисту. Мой психолог и в дальнейшем учитель направил моё внимание в сторону психологии, обосновав это тем, что у меня есть данные, хорошие способности к психологии, а я их не вижу. Через четыре года меня просто озарило: нужно идти и подавать документы, и если сейчас я этого не сделаю, то потом крупно пожалею. Начала искать институты, в МГУ пригласили на собеседование. Потом поступление и так я и начала обучение по специальности «клиническая психология». Это те специалисты, которые имеют право работать в психиатрических больницах, а у меня и была цель работать в психиатрической больнице. Но нигде же не брали без опыта работы, даже секретарём! Но мне повезло. В одной больнице открылся ещё один стационар – я пришла на собеседование, а главный врач сказал: «Покупай халат, послезавтра начинаешь работать». Пять лет я работала в психиатрической больнице, разбиралась с шизофренией (смеётся). Работала просто фанатично, с восьми утра и до двух ночи, пока не началось выгорание. Я и не заметила, как пролетели эти пять лет в психиатрии. Я очень выросла, ну а потом судьба свела меня со сборной России по лыжным гонкам. Всё сошлось.
– То есть в сборную России вы пришли из психбольницы?
– Так и есть (смеётся). Всё было импульсивно, я прошла крупное обучение по спортивной психологии и более того моя профессия подразумевает под собой постоянное обучение и развитие, и вот с 2018 года со сбора в Эстонии я работаю с нашей лыжной командой.
– Были в психиатрической больнице ситуации, когда становилось страшно?
– Я шла туда, потому что мне было безумно интересно. Даже хотела испугаться, но не получалось(смеется). Это не то, что мы привыкли видеть в фильмах или каких-то страшных репортажах на ТВ. Состояние всех буйных пациентов медикаментозным образом стабилизируется. Но даже зафиксированные к кроватям пациенты в состоянии психоза обладают неимоверной силой, хватало мощи на то чтобы встать вместе с кроватью, либо разорвать все фиксаторы, это опасно да. Но чаще было такое, что кидались с подносами, едой (смеется). Если я шла к пациенту с нестабильным состоянием, то всегда была подстраховка – санитары, тревожная кнопка и т.д.
– После психбольницы тяжело было перестроиться на работу со спортсменами?
– В клинике ты постоянно в работе, дверь в кабинет не закрывается, ты в постоянно контакте с пациентами и тебе там верят (смеется). Когда я пришла в сборную, то сидела в номере на базе, смотрела на дверь и думала – постучится кто-то или нет? Как мы уже говорили, поначалу отношение было, что стыдно к психологу ходить. Кроме того, ребята в большом коллективе всегда друг друга подкалывают. Но если взрослые могут отфильтровывать информацию, то юниоры не всегда правильно воспринимают. Я всегда им говорю – если есть сомнения в моей этике, подходите и говорите прямо. А то кто-то шутит, что я про них другим спортсменам рассказываю, и доверие уже теряется. Такого рода подколы о работе психолога иногда создают трудности, но всё решаемо, конечно. А вот на третий год работы я стала замечать, что ситуация поменялась. Я прошла школу «молодого бойца» (смеётся).
– Вы упомянули про психбольницы в фильмах. А какие-то психологические фильмы можете выделить? Или ужастики, где объясняется, как люди становятся психопатами?
– Люблю психологические триллеры, где нужно подумать. Мой любимы из классики — «Пролетая над гнездом кукушки», обожаю фильм с Леонардо ди Каприо «Остров проклятых», помню, этот фильм меня поразил. Наш российский фильм «Дочь» не для слабонервных. Я вообще люблю фильмы, из которых можно что-то почерпнуть для своей работы: из всем известных – «Джокер», «Помни», «Сплит». Ну и многие другие. Вот ужастики не для моей нервной системы. Только не надо думать, что все психологи и психиатры сумасшедшие. Да, мы обычные люди со своими недостатками, но поверьте в нашей среде люди с диагнозом, отсеиваются ещё на этапе обучения обычно.
– Гении, в том числе в спорте, все не от мира сего? Сумасшедшие?
– Мне не нравится слово сумасшедший. Гении – особенные. Работа их когнитивных функций, их мышление, видение, конечно, отличается от работы когнитивных функций обычных людей. Это и делает их успешными, первыми! Гениальные тренеры и спортсмены сильно выделяются среди обычных людей у них особенный ритм жизни.
– Сложно с ними работать?
– Психология – не простое дело, это совсем «не про поболтать», как многие думают. С гениями работать интересно, но нужно очень чётко и быстро понять мишени в терапии, чтобы ускорить результат, все зависит от задачи конечно.
– До вас в сборной России были психологи?
– Были. Но как сказал Роман Семёнович Эрлихман (руководитель медицинского штаба сборной России), так долго в нашей команде из психологов не работал еще никто. Теперь лыжные гонки в моём сердце.