В ростовском издательстве «Мини Тайп» вышла моя книга «Степан Разин», посвященная легендарному донскому казаку Степану Тимофеевичу Разину, которого великий поэт А.С. Пушкин назвал «единственным поэтическим лицом русской истории». Продолжаю поглавно публиковать эту книгу в своей Дзен-студии.
Весь о приближении разинского отряда к Астрахани неведомыми путями проникли на улицы города, став достоянием народа астраханского. Все ждали Степана Тимофеевича. Несмотря на строжайший запрет произносить “воровское имя” донского атамана, то на рынке, то на пристани, а то и у самого воеводского дома нет-нет, да и послышится здравица атаману Степану Тимофеевичу – народному заступнику и радетелю. Не забыл Тимофеич прошлогодних обещаний ослобонить голь астраханскую от ярма и рабства боярского! Не забыл, пришел, родимый!..
Чем дальше, тем больше… “Народ, - писал Стрейс, наблюдая кипение страстей в Астрахани, - без всякого страха открыто проклинал, поносил и оскорблял наместника и даже плевал в лицо начальству, говоря: “Пусть только все повернется, и мы начнем!” И я видел многих высоких господ, которые прежде не замечали этих людей, а теперь испуганно уходили со слезами на глазах”. Угроза быть побитыми во время штурма разинцами Астрахани касалась не только местного начальства, но и иноземцев, волею судеб оказавшихся в городе. Тот же Стрейс вспоминает, как собрал их (экипаж корабля “Орел”) капитал Дэвид Бутлер и встревоженно сказал: “Мы теперь в воровской ловушке и нет нам спасения; как придут казаки, они с нас сдерут кожи: ненавидят они немцев! Собирайте скорее свои пожитки, сядем в лодки и убежим в Персию…” Тревожно было в граде Астрахани!..
Вслед за “шатостью” горожан на воеводу Прозоровского навалилась новая беда: неожиданно взбунтовались стрельцы, которым многие месяцы не платили положенного жалованья. Решив, что настал их час, конные и пешие стрельцы собрались на воеводском дворе.
- Что нам служить воеводе нашему без денег и даром отдавать себя на убой и посрамление. Довольно, не будем! – возбужденно ревели ратники. – Подай нам, Иван Семенович, наше жалованье, уж сколь месяцев службу нелегкую несем, а нам не плачено. Подай, воевода, немедля, а то не станем службу нести и боронить город от Стенькиных работничков!” Князь Прозоровский сквозь мутные оконца наблюдал за смутьянами со второго этажа своего каменного дома, надеясь, что стрельцы пошумят-пошумят – было не раз! – да и разойдутся по домам и местам службы. Но на сей раз вышло иначе: шум и крики воинов не прекратились, и воевода вынужден был выйти на крыльцо в сопровождении нескольких иноземных офицеров, состоявших на государевой службе.
- Что шумите, братцы!? – голос Прозоровского звучал просто и проникновенно, от было спеси не осталось и следа. – Жалованья требуете? Я и сам рад выдать вам его, заслужили вполне, но доселе казны великого государя ко мне не прислано”. Погодьте малость, братцы!” Ропот был ему ответом.
- Подай жалованье, Иван Семенович! – обезживотели мы совсем, детишков кормить нечем! – подал голос Иван Красулин. – Нет сил терпеть более… Стрельцы снова глухим стоном одобрили слова своего старосты. Прозоровский, движением руки подавив голоса протеста, твердо сказал:
- Хоть и нету у меня государевой казны, но жалко мне вас и семьи ваши, и я не оставлю вас без жалованья и дам своего сколько смогу. Дастца вам так же и из сокровищницы преосвященного владыки нашего Иосифа и из сокровищницы Троицкого монастыря. Только уж вы, братцы, не попустите взять нас богоотступнику и изменнику Стеньке Разину, не сдавайтесь, братцы, на его лживую изменическую прелесть. Поборайте доблестно и мужественно против его воровской силы, не щадя живота своего за святую соборную и апостольскую церковь, и будет вам милость великого государя такая, какая вам и на ум не взойдет!”
Воевода дал знак слугам, и они притащили сундучок с деньгами и передали стрелецким начальникам две тысячи шестьсот рублей. Те приняли подношение и стали нехотя расходиться, так до конца и не примиренные с воеводой.
Князь Прозоровский, несмотря на некоторое успокоение стрелецких страстей, прекрасно чувствовал, что никакой надежды на их стойкость и верность нет, что единственной его опорой в городе оставались иностранные наемники, которых немало скопилось к тому времени в понизовой Астрахани. На рейде, недалеко от пристани, покачивался на волнах двухпалубный военный корабль “Орел” – первенец военного флота Русского государства. Весь командный состав этого корабля состоял из иноземцев, во главе которых стоял уже упоминаемый нами капитан Дэвид Бутлер. Не сумев выйти из-за низкой осадки в Каспийское море, “Орел” застрял в Астрахани, и теперь его экипаж вынужден был включиться в работу по подготовке города к обороне. Капитан корабля и его офицеры получили приказ князя Прозоровского направиться на самые ответственные участки по укреплению стен города. Оборонительными работами непосредственно руководил расторопный английский полковник Бойль, служивший наемник русскому государю. Персидский посол, оказавшийся в Астрахани с небольшой свитой, слугами и охраной, занимался формированием отрядов обороны из персов, калмыков, татар, застрявших в Астрахани. “Они маршировали каждый день в добром порядке вокруг валов, подбадривая солдат танцами, пением, литаврами и дудками”, - отмечал капитан Бутлер, которому была поручена охрана всех городских ворот.
Наблюдая предосадные приготовления, князь Прозоровский постепенно приходил к убеждению, что общими усилиями удастся отбить “вора Стеньку”, а потом приспеет помощь от государя. Верхом на лошади в сопровождении свиты он объехал город, в который раз знакомясь с его оборонительными сооружениями, проверяя и расставляя людей. Астрахань опоясывали три стены: внешняя – земляная – окружала посад, прочная каменная стена, воздвигнутая незадолго до разинского восстания, окружала Большой и Белый города, в центре возвышался кремль, построенный еще в 1580 году во времена царя Ивана Грозного. Около четырехсот ушек разного калибра, грозно застывшие на стенах, готовы были огнем и смертоносным металлом встретить повстанцев.
Возбуждение в городе нарастало, все ждали появления разинцев, но они не появлялись, хотя слухи об их скором приходе овладели умами горожан. В середине четверга девятнадцатого июля в Астрахань хлынула шумная толпа перепуганных рыбаков и луговых татар. Вместе с ними в город пришла тревога и неуверенность в завтрашнем дне. Некоторое время спустя под городом показались конные отряды Разина. Мокрые, грязные и злые, разинцы шли под проливным холодным дождем и градом, обильно сыпавшимся с небес. На Жареном бугре разинцы остановились, поджидая отставших. Здесь, на этом холме, некогда стояла древняя Астрахань, называвшаяся Хаджи-Тархань или Адяш-Тархань. Город на бугре появился в конце тринадцатого столетия. Город возник тут не случайно, здесь был перекресток торговых путей, торговать куда приезжали купцы из разных окрестных стран и регионов. Высокие стены оберегали роскошные дворцы, прекрасные по архитектуре мечети, выложенные голубыми изразцами, богатые караван-сараи. А на окраинах располагались гончарные, оружейные, ювелирные, кожевенные и другие мастерские, где в поте лица своего, дыму и гари трудились пленные ремесленники, согнанные монголо-татарами из завоеванных стран. Здесь же в неприхотливых мазанках и сырых землянках ютилась беднота. Свирепым, испепеляющим вихрем промчался здесь со своим непобедимым войском в 1395 году “железный” хромец Тимур. Цветущая старая Астрахань в несколько часов превратилась в груды дымящихся развалин. Население частью пало, частью было уведено в плен. С тех пор и называли это страшное место Жареным бугром…
…Мало-помалу устроившись с войском здесь, Степан Разин послал в Астрахань на переговоры двух своих людей. Один из послов, священник астраханской Воздвиженской церкви, попал в разинцам под Царицыным, другой был боярским человеком князя Семена Львова и перешел на сторону Разина под Черным Яром.
- Передайте князю Ивану, - напутствовал посланцев Разин, - штоб не мешкая здал Астрахань-город без кровопролития. Скажите воеводе, что ежели будет пролита кровь моих людей, не миновать князюшке лютой смерти!” Степан повернулся к священнику Воздвиженской церкви и, протягивая скатанное в рулон письмо, твердо сказал: “Сие передашь иноземному капитану мое предложение сохранить их жизни. А сие возможно только тогда, ежели он и его люди не учнут против нас никакого боя! С богом!”
…Князь Иван не стал даже читать Степаново послание: разорвав письмо в клочья, он велел схватить и пытать разинских послов. Священник после страшных истязаний признался, что у Разина в войске восемь тысяч бойцов и что он скоро пойдет на штурм Астрахани. “Где и в какое время это будет, того не ведаю!” – помертвевшими губами прошептал священник. Палачи грубо схватили потерявшего сознание священнослужителя и отволокли в подземелье. После этого мастера заплечных дел принялись за другого посла Разина. Но “боярский человек”, как значится он в документах того времени, показал во время пыток высочайшее мужество. На все вопросы он отвечал молчанием. Палачи положили его спиной на раскаленные угли – снова молчание, исхлестали бичами – молчание! Потеряв надежду что-либо выведать у храбреца, князь велел повесить его на виду разинского войска. “Боярского человека”, не сказавшего ни слова палачам, повесили на рассвете, когда лучи утреннего солнца осветили окрестности и лагерь повстанцев, когда новая жизнь начиналась с новым днем. Разинцы скорбно наблюдали за муками и смертью своего товарища, выкрикивая:
- Запомни, воевода, муки сии скоро примешь и ты!
- Шкуру сдерем, князь Иван, ужо погоди малость!
Позже мужество безвестного разинского посла будет воспето в народных песнях, и песни эти сохранились в веках:
Из славного из устьица синя моря
Тут плывет, выплывает нова выкладна,
Хорошо кладно изукрашена.
Она плывет подплывает к Астрахани,
К тому ли царству Астраханскому.
Добры молодцы в городе во Астрахани,
Погуляли, поцарствовали,
Попили, поели, на отвал пошли:
Увидали молодцы воеводу из окна
Закричал воевода громким голосом:
“Заловите, поимайте добрых молодцев!”
Добрый молодец противности не чинил,
Во дворец сам подскочил.
Стал воевода его спрашивати:
“Ты скажи, скажи, добрый молодец,
Не утай сам себя”.
“Я сам тебе расскажу,
Всю правду объявлю:
Я со Камы со реки
Стеньки Разина сын,
Заутру хотел к тебе батюшка
В гости побывать:
Чем будешь батюшку подчивать?”
“Я пивушка не кушаю,
Винца в рот не беру;
Есть у меня наготовлены сухари;
Они в Москве крошены,
В Казани сушены,
То я встречу его-буду подчивать!”
Испугался добрый молодец,
От него прочь бежал.
И подбегает к своей выкладной
Закричал громким голосом:
“Ох братцы, мои товарищи!
Не оставьте меня при бедности:
На нас воевода осердился”.
Добры молодцы ужаснулися
Заторопились, отгрянули к крутому берегу”. (Костомаров Н. Бунт Стеньки Разина. С.183-184).
Посланец Степана Разина, повешенный по приказу князя Прозоровского на виду повстанческой армии, очень скоро аукнется воеводе. Казаки неистовствовали, грозя на днях поквитаться с воеводой, дворянами и купцами-толстосумами, а стрельцы, перешедшие на сторону Разина под Черным Яром, снизу кричали своим отцам, детям и братьям, оставшимся в Астрахани, чтобы те бросили дурость и не вздумали сопротивляться батюшке Степану Тимофеевичу. В противном случае стрельцы грозились забыть родственные чувства и изрезать на куски всякого, кто учнет биться против них и атамана Степана Тимофеича…
…Жизнь шла стремительно, ежедневно к Разину переметывались из Астрахани крыткие горожане, ярыжки, прочие сочувствовавшие атаману люди. В один голос они уверяли Степана Тимофеевича, что лишь только он учнет штурмовать город, люд астраханский враз примется бить своих кровопивцев, сидящих в Астрахани. Перебежчики указали Степану и слабые места в обороне города, после чего был выработан план штурма. Атаку, шумную и намеренно громовую и вызывающую, намечалось открыть у Воскресенских ворот, чтобы привлечь туда главные силы князя Прозоровского. А как только они завязнут в сражении, главными силами войска штурмовать слабо укрепленную часть крепостной стены в противоположной части города. А, главное, Разин крепко надеялся на помощь астраханской бедноты.
Князь Прозоровский в эти дни мало спал, почти не прикасался к еде, находясь в тревожно-возбужденном состоянии. Ежедневно в сопровождении иноземцев-офицеров и свиты своих подчиненных он объезжал на коне крепостные сооружения Астрахани. Кирпичная стена в полторы сажени толщиной и четыре сажени высотой была в полном порядке. В двухъярусных башнях с колоколами вод шатрами, стоявших по углам стены, беспрерывно звонили, возбуждая отвагу и боевой дух астраханцев. В крепостной стене в два мощных яруса располагались пушки. Воевода подолгу пребывал на стене, расставляя пушкарей у орудий и убеждаясь, что на своих местах стоят воротники и затинщики при затинных пищалях, вделанных в узкие отверстия стены. Побывал князь и у всех ворот города, заваленных по его приказу грудами камней, чтобы пресечь всякую попытку общения астраханцев с казаками Степана Разина. Под барабанный гром на улицах и площадях города был объявлен приказ воеводы, чтобы все посадские люди, кто с чем может: с пищалью ли, самопалом, топором или кольями – вышли на оборону города. Поэтому-то сейчас, когда князь в сопровождении свиты медленно ехал по улицам Астрахани, у дверей домов горожан грудились кучи каменьев, варилась смола и кипятилась вода, чтобы обрушить все это на горячие головушки казаков атамана Степана Тимофеевича. Воевода с тревогой заметил, что особого энтузиазма среди горожан не наблюдается и трудно было поверить, что они будут насмерть драться с “ворами” Стеньки Разина, как уверяли князя начальные люди. Назначив из отставных дворян “осадных голов” начальствовать на посадскими сотнями, князь Иван, душевно и физически изможденный, вернулся в свой дом.
Не проводил времени праздно и митрополит Иосиф. Собрав все духовенство города и толпу паствы, преосвященный устроил внушительный крестный ход с хоругвями и песнопением, прося господа бога оборонить град Астрахань “от вора и богоотступника Стеньки Разина”. Гремели колокола всех астраханских церквей, торжественно вел песню церковный хор, огромная процессия с иконами, дымящимися кадилами, хоругвями шла по городу, останавливаясь у каждого перекрестка, у каждых ворот. Здесь Иосиф совершал торжественное молебствие, чтобы силой божьей укрепи врата астраханские. И теплилась в душах дворян, воеводы и начальных людей великая надежда, что спасет град Астрахань всемогущий господь. Но все было напрасно: Астрахань воеводская и дворянская, обреченная на штурм и взятие казаками, доживала последние дни.
Готовясь к решительному штурму города, Степан Разин придумывал различные хитрости, чтобы сбить с толку воеводу и его офицеров. Посоветовавшись с ближними атаманами, Степан посадил свое войско на струги и без лишнего шума двинулся по Болдинскому протоку, окружавшему Астрахань с востока, а потом вошел в небольшую реку Кривушу, что текла с полуденной стороны. Здесь он высадился на берег незамеченным, потому что в этом месте сплошной стеной стояли сады и виноградники, надежно прикрывавшие казаков. Лазутчики Прозоровского скоро обнаружили отсутствие основных сил Разина и после недолгих поисков определили их местонахождение. Митрополит Иосиф отдал приказ пустить воду из своих прудов, чтобы затопить низменные места, где укрепились разинцы. Начались земляные работы. С крепостных стен гулко загремели пушечные выстрелы: это воевода, опасаясь связи астраханцев с разинцами, приказал разнести в щепы все казачьи и рыбачьи лодки на этой стороне реки. Приказ воеводы был выполнен, лодки уничтожены, а заодно сожжен татарский квартал.
Но эта мера не дала полного эффекта: связи разинцев с астраханцами продолжались. Накануне штурма под видом нищих к Разину пробрались два жителя города. Встретившись с атаманом, они пообещали вернуться в Астрахань и поджечь несколько домов богатеев в Белом городе Астрахани, чтобы тем самым усилить панику среди осажденных. В надежде на помощь горожан Разин отпустил своих собеседников обратно в город. Стража, заметив возвратившихся нищих, схватила их и доставила к воеводе, присовокупив, что сии подозрительные люди, особливо Тимошка Безногий, горазды на злые дела.
- Пытать! – распорядился воевода.
- Не надо! – взмолился Тимошка Безногий. – И без пытки скажу, что обещалися мы атаману Степану Тимофеичу поджечь боярские дома в Белом городе. Жаль, не сподобил господь…
- Казнить! – кивнул князь Иван, и палачи подхватили обреченных…
Муторно и тревожно было на душе князя Прозоровского. “На кого опереться?” – мучительно думал он. – Стрельцы ненадежны, псы. Голь астраханская давно мечтает перебить всех нас, только иноземные офицеры не за совесть, а за страх готовы служить мне, вить ежели вор Стенька войдет в Астрахань – борони господи от сего! – то смерть лютая ждет и их. Эх, надобно снова повидатца с стрелецкими начальниками и лучшими людьми города, надобно пообещать им вознагражденье государево”.
…Встреча состоялась на просторном митрополичьем дворе. Приглашенных стрелецких начальников, дворян, “лучших людей города” радушно встретил сам владыко Иосиф. Тяжело опираясь на митрополичий посох, преосвященный обратился с речью к гомонящей толпе начальных людей. Его голос, громкий и нервный, покрыл шум собравшихся:
- Чада мои возлюбленные! Смутные времена пришли ныне в богоспасаемый град Астрахань. Вор и богоотступник Стенька Разин с такими же, как он, ворами подступил к граду нашему и жаждет войти в его священные пределы. Поборитесь же, братия, за дом пресвятыя богородицы и за великого государя нашего, послужите верой и правдой великому государю и царю Алексею Михайловичу, сражайтесь мужественно с изменником и богоотступником. За то ждет вас великая милость государская здесь, в земном житии, а скончавшихся на поле брани за веру и великого государя ожидают вечные блага с христовыми мучениками.”
- Порадеем за государя и православную церковь! – загудели “лучшие люди”. – Благослови на бой праведный, владыко!” Из толпы собравшихся уверенно выдвинулся стрелецкий голова Иван Красулин, тайный сторонник Степана Разина и спокойно-басовитым голосом проговорил:
- Рады служить, владыко, великому государю верою и правдою, не щадя живота своего, аже до смерти! Благослови!
- Правду гутаришь, Иван! – раздалось со всех сторон. – Постоим за дело государево и за церковь православную! Благослови, преосвященный владыко!” Иосиф широким жестом осенил собравшихся крестом, подал руку для целования и отпустил начальных людей с смутным сердцем…
Тяжелый осадок в душе воеводы и митрополита Иосифа оставила эта встреча. Вроде бы все собравшиеся клялись биться с Стенькой до конца, до победы иль смерти, но не было в этих клятвах того искреннего тона, который всегда отличал настоящее от притворного. Но зная, что в Астрахани мало сил для удержания города, Прозоровский готовился к сражению, надеясь в глубине души, что сумеет продержаться до подхода помощи от соседних воевод. Но надежды эти были тщетными… “Мы ясно видели и замечали, - писал голландец Стрейс, - что невозможно устоять против такой внешней силы при великом предательстве и волнении внутри”. И, сознавая это, иностранцы стали тайно покидать город. За ними последовал ногайский мурза Ямгурчей, откочевавший со своими людьми в степь. Боярская и дворянская Астрахань доживала последние часы…
Михаил Астапенко, член Союза писателей России, академик Петровской академии наук (СПб).
