Пишет журналист и литератор Сергей Николаéвич
Под этим плакатом с Катрин Денев я просыпаюсь уже не первое утро в берлинской квартире наших друзей. Фильм «Любимое время года» Андре Тешине. Видел его в Нью-Йорке в начале 90-х. Там раньше был кинотеатр в центре Манхэттена, где шли иностранные фильмы. Такой уютный островок Европы, где, кажется, даже не продавался попкорн. И главная героиня, которую играла Катрин Денев, уже не очень молодая, но по-прежнему ослепительная, все пыталась понять, что не так с ней и ее жизнью, почему все рушится и все вокруг так несчастны. И только ее брат, странный парень с галльским кривоватым носом и умными глазами-смородинами (его играл Даниэль Оттой) о чем-то таком догадывался, назвал ее «petite soeur» ("маленькой сестричкой") и робко гладил по волосам, которые она в то лето зачем-то впервые коротко остригла.
Катрин шла новая прическа. Но что-то она тогда нарушила не только в привычном облике победительной блондинки, но и во всем нашем мироздании. Потому что Денев - это Мадмуазель Вечность. Она не должна меняться. Она - один из самых узнаваемых символов нашей цивилизации или, точнее, того, что от неё осталось. Сколько кинопленки на неё ушло, сколько слов ей посвятили, столько жизни на нее потрачено… А сколько любви!
Служить Катрин Денев - почетно. Это что-то вроде миссии, которая приобщает тебя к вечным культурным ценностям. Писать о ней - увлекательно. Она умеет вдохновлять и даёт простор для самых смелых фантазий. При этом довольно трудно сформулировать, в чем именно состоит ее неповторимость и магия. Почему так меняется температура в кадре, где она появляется. Почему несмотря на более чем солидные цифры, она по-прежнему остаётся в центре французской киноиндустрии. Как это ей удалось?
Не хочу сейчас разматывать бесконечную нить Ариадны, приведшую смешливую, разбитную шатенку Катрин Дорлеак, очередную креатуру неутомимого Роже Вадима к нынешней гранд-даме, упакованную в Chanel, из фильма «Бернадетт». Это такой длинный и запутанный путь - пострашнее любого лабиринта Минотавра, который Денев доблестно одолела и подошла к финалу в статусе не только «живой легенды», но и вполне себе действующей и востребованной актрисы.
Может, секрет в том, ей все ещё не надоело кино. Она любит атмосферу съёмочной площадки. Раннее утро, тяжёлый грим, яркий свет, команду «action»… Это все про неё. Ее территория, которую она без боя никогда не сдаст.
Вечное облако сигаретного дыма, односложные ожидаемые ответы, особенно, когда ей скучно или она чем-то раздражена. Командирские нотки в голосе. Очень быстрая французская речь. Неизменное staccato. Никакой дамской приторности или желания понравиться. Никакой улыбчивой гейши со стажем. Катрин - женщина строгая, прагматичная, деловая. К тому же социалистка. Искренне верит в прогресс и возможность построения более справедливого мира. Это, впрочем, никак не объясняет ее странную тягу к леопардовым принтам, чулкам в сетку и тренчкотам от Burberry, которые она носит, как стюардесса свою униформу. Но в конце концов, и на солнце бывают пятна.
Мне рассказывала знаменитая парижская фотографиня Беттина Реймс, что на все съёмки Катрин обычно приезжала, нагруженная сумками, пакетами. Времени всегда в обрез. Вместо полагающихся двух часов под кофе и разговоры, у неё на все про все сорок минут. Классический хронометраж урока во французском лицее. Ни минутой больше! Поэтому снимать ее надо быстро. Делать все четко. И не докучать экспериментами со светом. Катрин «свой» свет знает наизусть. Ее неизменный ответ всем любителям селфи: «Разве вы не видите, что здесь ужАсный свет».
Как многие профессионалы ее уровня, она - мастер первого дубля. Дальше пустая трата времени. Но она готова терпеть чужую криворукость, выдаваемую за творческий поиск, только чтобы не вступать в утомительные и долгие объяснения. На площадке, как и жизни, ей полагается безоговорочно подчиняться и слушаться. А если на этот счёт у кого-то вдруг возникают сомнения, Катрин достаточно всего один раз удивленно приподнять правую бровь, и бунт будет раздавлен, подавлен и в ту же секунду забыт.
Представляю, как ей были непонятны все эти бабьи причитания по поводу харассмента и тяжелой женской доли в мировом кинематографе. Она, всю жизнь купавшаяся в мужском обожании, просто не могла взять в толк, на что жалуются эти бедные создания и чего собственно хотят? И как вообще можно снимать кино без любви? Без того, чтобы тебя желали или хотя бы пытались пофлиртовать? Наверное, тем самым Катрин безнадёжно выдавала свой возраст и недостаточную, по мнению прогрессивной общественности, политкорректность. Пусть! Ее года - ее богатство. И все эти ее любовные истории, о которых она упорно молчит в своих интервью, - это такая же часть мирового кинематографа, как и сами ее фильмы, как она сама.
За мою журналистскую карьеру мы общались трижды. Все строго по протоколу. Три небольших дежурных интервью, имевшие вполне конкретные информационные поводы. Впрочем, один раз я набрался храбрости и решил ее спросить, кто все-таки был самой большой любовью ее жизни. Правая бровь Катрин угрожающе поползла вверх. Но в следующую секунду она передумала выставлять меня вон, и грустно сказала по-английски, доверительно и невесомо дотронувшись до моей руки: «He knows». Типа, вполне достаточно того, что великая любовь была и Он это знает. Или знал? Столько лет прошло. Никого и в живых-то уже не осталось.
С Днем рождения, Катрин!
Понравилось? Подпишись на наш канал и читай:
Сергей Николаéвич (с)