Глава 2.
- Мама, что с тобой? Мамочка! - Рита наклонилась над странно неподвижной матерью. Лицо Анны было залито кро вью. На разбитой бутылке тоже видна кро вь. Она растеклась ручейком по грязному полу. Рита схватилась за виски и завыла не хуже Хосьвося. Она пулей выскочила из дома и с криком побежала по улице. Соседка, сорокалетняя, одинокая женщина, Надежда распахнула окно:
- Ты что кричишь? Что стряслось, Рита?
- Там, там! Там мамка убитая!
- Да ты что? Ой, горе! Я так и знала, что эти драки добром не кончатся! Надо участкового звать! Кто ее? Жорка, конечно! Беги быстрее ко мне домой! Подожди здесь, золотко! А я за Михал Васильичем побегу.
Надежда затащила девочку в свой дом, дала трясущимися руками ей пряник и налила чаю.
- Жди меня! Я скоро! - и убежала.
Через минут двадцать она появилась вместе с участковым Михаилом Васильевичем. Они зашли к Снегиревым, а немного погодя вышли с напуганным Алешкой на руках и направились в дом Надежды.
Участковый спросил девочку:
- Как ты, Рита? Говорить можешь? Расскажи, что ты видела. Выпей немного водички! - он поднес кружку с водой к ее рту. Дрожащими руками Рита схватила кружку и сделала несколько жадных глотков. Взгляд ее из лихорадочного стал более осмысленным.
- Дядя Миша, я видела его! Это он уб ил мамку.
- Кто? Сожитель ее?
- Да! Георгий! Он навстречу попался, когда я уже к дому подходила. Он такой страшный! Поймайте его, дядь Миша!
- Я тоже видела, как он со двора выскочил, Жорка этот. Его рук дело, и не сомневайтесь, - говорила соседка, раздевая Алешу.
- Какой ты чумазенький! Сейчас умоемся! Ты голодный, конечно! Сейчас я кашки наварю, манной для тебя, - приговаривала соседка.
- Спасибо, Надежда Ивановна! Приглядывайте за домом Снегиревых. Пусть дети побудут с вами, а я за Георгием. Надеюсь, он недалеко убежал, - участковый поправил кобуру с табельным Макаровым и быстро вышел из дома.
Подъехала санитарная машина, медики констатировали см ерть и Снегиреву Анну увезли на судмедэкспертизу.
Злодей нашелся в общежитие леспромхоза распивающим самогонку в компании собутыльников. Услышав, что натворил их товарищ, подвыпившие мужики разом протрезвели, помогли скрутить Жору и затолкать в милицейский УАЗик. Сожитель убиен ной Нюры нес околесицу, кричал, что Нюрка сама виновата, что он защищался. Жору в наручниках отправили в район. А из района уже выехали представители опеки и Районо решать судьбу сироток.
Анну Снегиреву, не теряя времени, после судмедэкмпертизы, похоро нили на местном клад бище.
Сентябрьское солнце золотило плакучие косы берёз, роняющих свое золото на моги льные холмики. Ветер расчесывал их и снова путал. Рита стояла, прижавшись к Надежде и дрожала. Мать лежала бледная, умиротворенная. Бумажный венчик и белый платок, повязанный под подбородком, прикрывали раны.
Ругаться уже больше не будет. Бедная мама! - думала дочь, вглядываясь в лицо покой ницы. Без лишних слез и речей сосновый гр об заколотили. Стук по крышке Рита запомнила на всю жизнь. Каждый удар молотка отдавался в ее маленьком сердечке. Соседки плакали, глядя на худенькую строгую девочку, бросившую три горстки земли в яму на красный ситец обивки. Вот уже вырос рыжий холмик, установлен сосновый, наскоро сколоченный крест. Надежда сунула в руки сиротки букетик сентябрин, многолетних голубеньких цветочков. Рита шагнула к свежему холмику и положила букет...
Потом в их начисто вымытом соседями бараке вскладчину поминали убие нную рабу Божью Анну.
Рита с аппетитом ела и кутью, и щи, и лапшу с курицей, и блины с медом. Жалела об одном, что в ее живот мало влезает этой вкусной еды. Тетя Надя, погладила ее по светлым волосикам и сказала тихонько:
- Не налегай так, Риточка! Плохо станет. Останется все, потом покушаете с Алешкой.
Остались и блины, и кусочки капустного пирога, и суп-лапша. Только вот есть все это было уже некогда. За детьми приехали две женщины из опеки и велели собираться, пока они заполняют какие-то бумаги.
Рита сложила в пакет свои тетрадки, платьишки, кофточку, штопанные перештопанные рейтузы, подшитые здоровенные валенки, драную цигейковую шапку и старенькое, давно малое ей пальтишко. Глянув одним глазом на Ритино приданое, инспекторша велела оставить дома весь пакет. С кривой ухмылкой, которая должна была, наверное, обозначать добрую улыбку, она объявила, что в интернате, куда поедет девочка, ей выдадут все новое.
- А Алёшка со мной поедет! - спросила Рита.
- Нет! - отрезала дама из опеки. - Алексей маленький для школы-интерната, куда едешь ты, Маргарита. Он будет пока в Доме малютки в Сыктывкаре.
На глаза опять навернулись предательские слезы. Единственный родной человечек Алёшка будет от нее далеко-далеко! И она, сама ещё маленькая девочка ничего не может изменить. Придется ждать, когда братик подрастет.
- Тетя Надя, возьмите себе нашего Хосьвосеньку. Я потом его заберу.
- Конечно, Риточка! За своего Хосьвося не волнуйся. Я заберу вашего волкодава. Будет мой домишко сторожить. Пиши мне, не забывай!
- Обязательно напишу! И вы мне пишите! У меня кроме вас и Алешки никого теперь нет.
Пёс, почувствовав неладное, положил лапы на грудь девочки и печально заглянул ей в глаза, как будто прощался.
А потом был Сыктывкар. Туда ехали вместе с Алешкой. Рита обнимала братишку, крепко прижимая к себе. Целовала его худенькие щёчки. Расставались, плача в три ручья. Маленький Алеша ревел, размазывая по лицу слезы. Инспекторша чуть оторвала его от сестры. Разлучили детей надолго, можно сказать, на всю оставшуюся жизнь.
В Сыктывкаре собрали группу сирот и повезли не много, ни мало... в заполярную Воркуту (хорошо ещё, что не на Северный полюс). Ехали в плацкартном вагоне. Первый раз в жизни девочка ехала на поезде. Все ей нравилось. Если бы только ещё Алеша был с ней! Сопровождающий воспитатель Сергей Алексеевич то и дело кормил ребят сухим пайком, выданным Сыктывкаре. Проводница выдала ему пять стаканов в красивых подстаканниках. Рита уже несколько раз ходила к титану за кипятком вместе с воспитателем. Заварка и сахар у них были свои. Столько много вкусностей она никогда не ела. Колбаса, тушёнка, рыбные консервы, сгущенка, печенье, вафли, яблоки. Всего и не перечесть, что положили для них в коробки с сухим пайком.
Мелькающие за окном пейзажи русского севера Рите безумно нравились. Лес ещё не догола разделся, темные развесистые ели вперемешку с нарядными осинами и рябинами стеной стояли с обеих сторон железной дороги. Потом лес стал редеть, деревья уже не радовали глаз своей могучей красотой. Жиденькие берёзки, тощенькие ёлки постепенно сменялись тундрой, покрытой кустарниками всех оттенков от бордового до золотисто-лимонного цвета.
На подъезде к Воркуте кто-то закричал: "Смотрите, смотрите, горы!" Все бросились смотреть на виднеющийся справа на горизонте живописный хребет Полярного Урала. Кроме того из окна было видно сразу и голову и хвост состава. Рита прилипла к стеклу. Зелёная змея поезда выгнулась так, что и тепловоз, и последние вагоны были видны, как на ладони. А впереди уже совсем скоро замаячили постройки. Поезд приближался к Воркуте, котороя стала для нашей героини на долгие годы родным домом.