Этот случай произошел с отцом моего близкого друга - ветерана Великой Отечественной войны.
С фронта он вернулся рядовым, имея два ранения и тяжелую контузию.
В семейном же альбоме имелась датированная 1943 годом фотография, на которой Владимир Иванович был снят бравым старшиной, с двумя орденами «Красной Звезды» и медалью «За отвагу».
Однажды, заехав с сыном к нему в гости, я и услышал от старого солдата этот рассказ, который привожу дословно…
«На войне мне везло. В окружении не был, калекой не стал, и командиры не обижали.
До зимы 44-го служил в разведке. Сначала батальонной, а затем полковой. Ходил за линию фронта в составе групп, а чаще возглавлял их. Иногда мы возвращались с «языками», а порой и со своими мертвыми товарищами, если тех удавалось вытащить. Всяко случалось.
Зато, в отличие от обычных пехотинцев и жили вольготнее: после удачного поиска отдых, награды и питание получше. Да и штабные к нам благоволили - любили получать от разведчиков всевозможные сувениры - немецкие парабеллумы и вальтеры, портсигары и зажигалки.
Где-то в начале декабря, на территории Венгрии у местечка Адонь, наш полк понес значительные потери, а штаб оказался в окружении. Да таком плотном, что не прорваться.
В оборону положили всех: офицеров-штабников, роту охраны и разведку, связистов, писарей, ездовых и даже поваров.
Отбивались от немцев несколько суток. Боеприпасы еще оставались, а вот с продуктами беда - есть было нечего.
Вот и решили мы с командиром взвода ночью, когда наступило затишье, разжиться харчами для ребят. На поле боя. У фрицев. Тем более, что это была какая-то отборная часть, и уложили мы их порядочно.
Я отобрал трех опытных разведчиков, проверили оружие и поползли.
Задача облегчалась тем, что местность была пересеченная, с многочисленными воронками, сгоревшими строениями и брошенной техникой.
При свете ракет и далеких разрывов, шарились в месиве из снега и грязи больше часа. Зато основательно набили сидоры галетами, консервами и флягами со шнапсом, найденными у убитых.
А в одном из разбитых бронетранспортеров, я обнаружил небольшой кожаный саквояж, который прихватил с собой.
Вернулись благополучно.
Продукты роздали бойцам, шнапс передали для раненых, а в саквояже обнаружили жареную курицу в вощеной бумаге, пару десятков новеньких швейцарских часов и множество крестов в коробочках. Курицу съели, часы раздарили всем желающим, а кресты выбросили.
Утром блокировавших нас немцев разгромили подразделения морской пехоты, действовавшие на этом же участке.
А в полдень, в полк прикатил командир нашей дивизии и устроил штабникам разнос. Мол, позорно, попадать в окружение в конце войны. С генералом был подполковник из «Смерша», которому кто-то рассказал о нашем «поиске».
К нему сразу же вызвали начальника штаба и нашего командира взвода. Какой там состоялся разговор мне неизвестно, но, вернувшись, лейтенант прятал от всех нас глаза.
А меня на следующий день арестовали, доставили в контрразведку и обвинили в мародерстве.
Следствие шло споро - всего три дня.
Затем состоялся суд военного трибунала.
И снова повезло - не расстреляли.
Разжаловали, лишили наград и отправили в штрафной батальон. До первой крови.
Там меня второй раз и шибануло. Да так, что провалялся в госпиталях до конца войны.
Самое интересное то, что когда меня судили, на руке председателя трибунала - упитанного полковника, были те самые часы, которые мы взяли у немцев. Я их сразу узнал…»