Искандер Измайлов о символе на купюре: кто строил, была ли там мечеть и при чем тут царица
«Эта башня, непонятно с какими целями построенная и явно выделяющаяся из общей системы Казанского кремля, оказалась инородным телом и в глазах русских, и в глазах татар», — рассуждает в статье для «БИЗНЕС Online» ведущий научный сотрудник Института истории им. Марджани Искандер Измайлов. На этой неделе ЦБ остановил выпуск тысячерублевых банкнот с Казанью на фоне скандала: на видах города оказался исламский полумесяц, но отсутствовал крест, и теперь дизайн обещают доработать. О том, какие мифы и исторические факты окутали башню Сююмбике, имела ли она военное значение, как там оказался символ ислама, почему попытки связать сооружение с Казанским ханством нелепы, читайте в нашем материале.
Башня непонимания и раздора
…построим себе город и башню, высотою до небес.
Книга Бытия, гл. 11.
Если есть в истории татар спорное и противоречивое сооружение, возведенное в Казани, то это так называемая башня Сююмбике. Если бы каждый кирпич, из которого она сделана, вдруг стал статьей, описывающей ее историю и место татар в истории, она бы рухнула под грузом противоречий и взаимных несоответствий. Тем не менее объект до сих пор стоит и представляет собой явный и зримый символ Казани во всей своей сложности и расхождениях.
В этом и есть история нашего тысячелетнего города, который слишком стар, чтобы помнить все обиды, и слишком молод, чтобы обращать внимание на все попытки вычеркнуть из его истории какие-то страницы. Наш город ничего не забыл, но и не превращает память в поле битвы. Казань делает из нее новые смыслы и символы, призванные объединять своих горожан и показывать миру, что есть иные возможности сосуществовать, чем взаимная ненависть и нетерпимость.
Иногда мне кажется, что наш город и есть то общее будущее, к которому должно двигаться все человечество. Не без вызовов и сложностей, но последовательно и спокойно. Превращая взаимные обиды в повод задуматься: стоят ли они разрушения общего спокойствия, насколько решат проблемы, разрешат споры, доведенные до грани нервного срыва? Или наше прошлое — это повод задуматься? Поразмыслить над тем, чего оно требует — спокойствия и разума, обсуждения и некоторой недоговоренности. Мне хочется думать, что наш город достаточно зрел и самостоятелен, чтобы не поддаваться на провокации, достаточно разумен, чтобы понимать, что некоторые реалии лучше принимать такими, какие они есть, чем разжигать погасшие взаимные обиды и трения.
Вы спросите, как все эти сентенции связаны с современностью? Зачем я пытаюсь философствовать на очень простом вопросе, который стоит всего 1 тыс. рублей, или по новому курсу около $10?
Отвечу скептикам: мне кажется, что дискуссия, поднимающаяся вокруг дизайна новой купюры, вдруг стал центром больших исторических споров. В них проснулись демоны тысячелетней истории Казани, стали кровоточить старые обиды и нерешенные споры. Думаю, необходимо непредвзято взглянуть на некоторые вопросы истории города и татарского народа через призму дизайна российской банкноты и понять, стоят ли они дороже, чем ее номинал. Или эти взаимные претензии и обиды обернутся тысячекратным счетом тем, кто предъявляет счет векам.
Попытки связать башню с Казанским ханством нелепы
Спорная, непонятная, окутанная тайной башня, которая почему-то названа именем царицы Сююмбике, всегда будет в центре внимания Казани. И даже если она, не приведи Аллах, упадет, место, на котором она воздвигнута, не перестанет быть местом притяжения. Давайте взглянем на историю башни с точки зрения фактов и попытаемся понять, что она собой представляет, как стала символом татарской Казани, хотя находится в центре Казанского кремля.
Если свести все городские легенды и мнения, можно выделить три основных сюжета. Во-первых, башня построена царицей в память о своем муже Сафа-Гирее, умершем в 1549 году. Во-вторых, сооружена Иваном Грозным за 7 дней (по дню на каждый ярус) после взятия Казани в 1552-м в качестве условия-просьбы Сююмбике, которая якобы затем бросилась с нее.
В-третьих, это минарет Хан-Джами, возведенной царицей, или часть дворца казанских ханов, строительство которого завершено при ней. Еще можно предположить, что все эти легенды не имеют никакого реального смысла, и допустить, что это воротно-дозорная башня, построенная русскими военными зодчими, чтобы торжественно оформить воеводский двор в ознаменование 100-летия взятия Казани. Или допустить, что на месте или рядом с этим русским сооружением находились важные для истории Казанского ханства памятники, которые могли в сознании татарского народа быть совмещены и отождествлены с башней Сююмбике.
Скупое архитектурное описание излагает факты, что башня является пятиярусной: три разных по высоте четырехгранника, поднимаясь уступами, несут два восьмерика, завершенных стройным граненым шатром с дозорной вышкой над ним, увенчанной шпилем с позолоченным полумесяцем на яблоке. Общая высота — 58 метров. Башня возведена из большемерного хорошо обожженного кирпича и имеет заметный наклон в северо-восточную сторону: на сегодняшний день отклонение шпиля от вертикали — 1,98 метра.
Нижний ярус башни состоит из двух пилонов, соединенных цилиндрическим сводом над проездом. Внутри каждого пилона — наклонные сводчатые коридоры с лестницей наверх. На западном и восточном фасадах пилоны имеют по две приставные декоративные колонны стилизованного ордера. Стены кирпичные, раствор кладки известковый, шатер облицован кровельным железом, фундаменты каменные и покоятся на дубовых сваях, вбитых для уплотнения грунта.
Если быть честным и не заниматься политиканством, стоит прямо сказать, что многочисленные раскопки, которые проводили разные археологические экспедиции под руководством Альфреда Халикова, Фаяза Хузина при участии целого коллектива исследователей в 1977–2005 годах (с перерывами), однозначно показали, что башня построена в конце XVII века. Все попытки как-то связать ее с эпохой Казанского ханства или с еще более ранними эпохами — это результат нелепой попытки противопоставить четкие и однозначные выводы археологии, основанные на анализе стратиграфии слоев и находок, в угоду мифам и легендам, рожденным в татарской среде в модерновый период. Или попытка представить дело так, что строивший Московский кремль Доменико Фьораванти заглянул на часок в Казань, чтобы услужить ханбике Сююмбике и построить эту башню (непонятно для чего), поскольку кирпич, из которого она возведена, якобы похож на итальянский.
«Эта воротная башня должна была стать частью какого-то помпезного сооружения»
Все эти дилетантские выводы не имеют ничего общего с реальной наукой и пытаются навести тень на плетень. Татарские легенды и сказки важны как источник для истории сознания народа, но в качестве описания реальности следует полагаться на стратиграфию, зафиксировавшую летопись земли — напластования, которые не могут быть истолкованы иначе, как-то, что эта башня возникла в конце XVII века.
К сожалению, не сохранилось четких и однозначных письменных источников, приказов или финансовых документов на строительство этой башни и всего комплекса воеводского двора, что является поводом для разных спекуляций и утверждения, что не все так однозначно. Уже достаточно давно архитектор и историк Нияз Халит, сопоставив панорамы Казани, выполненные различными художниками, проследил, как в XVII веке (рисунок Н. Витзена) возникают комплексы Благовещенского собора, Троицкого и Спасо-Преображенского монастырей и пропадает комплекс Ханского двора. В XVIII веке на рисунке Луи де Леспинаса появляется комплекс башни Сююмбике и Введенской церкви, монументальная Сергиевская церковь. Считается, что самым ранним ее изображением является панорамная зарисовка Казани от 9 мая 1703 года, когда она была изображена голландским путешественником Корнелисом де Брюйном, выполненная им во время путешествия по Волге в Персию.
Сопоставив эти данные с материалами археологических работ, можно сделать вывод, что на краю оврага, спускающегося с Казанского холма к реке Казанке и воротам Нур-Али, ставшими в русское время в конце XVI века Тайницкой башней, существовала мечеть Нур-Али. Вероятно, она была возведена в XV веке и разрушена в конце XVII века, что соответствует данным писцовых книг этого времени, в которых упоминается «мечеть у Царева двора».
Судя по всему, мечеть использовалась в хозяйственных целях и была разобрана при строительстве комплекса обер-комендантского дома, причем минарет ее оказался под башней Сююмбике. Интересно отметить, что обер-комендантский дом, въезд во двор которого, судя по ранним планам города ХVIII века, оформляла именно башня Сююмбике, сохранявшая старую, еще ханскую градостроительную композицию и ее традиционный силуэт. На месте Ханского дворца возник дом обер-коменданта, на месте Ханской мечети — церковь Введения, а въездом в него стала высокая надвратная башня.
Возведение ее имело явное военное значение. В конце XVII — начале XVIII веков Казань спешно укреплялась — вокруг городских стен и стен крепости копались дополнительные рвы и бастионы, возводились эскарпы, ремонтировался периметр кремля. В ряду этих мероприятий логично было возведение дозорной башни на самой высокой точке Казани, издревле служившей наблюдательным пунктом: отсюда визуально можно было контролировать Волгу на протяжении почти 50 км — от Свияжска до Ташевки. Но не только. Эта воротная башня должна была стать частью какого-то помпезного сооружения — воеводского, а позднее обер-комендантского двора, олицетворяя незыблемость Российского государства на этих рубежах, его силу и мощь.
При этом сама башня возводилась в большой спешке. Фундамент был заглублен всего на 1,4 метра. Он не пересек даже толщу насыпных грунтов и частично опирается на напластования культурного слоя, что впоследствии и послужило причиной ее наклона в северо-восточном направлении. Но после начала Северной войны эти планы стали не актуальными, а средства из казны потрачены на другие цели. От всего сооружения осталась только одна башня и остатки стен.
Как русская башня XVII века оказалась связанной с именем ханбике Сююмбике?
Очевидно, чисто ситуативно. С одной стороны, само это место у татар, видимо, было почитаемым и даже святым долгие века после завоевания. Но это почитание не связано ни с какой башней или даже с мечетью Нур-Али, которая, вероятно, располагалась под Дворцовой церковью, а именно — с мавзолеями казанских ханов (они находились рядом). Они были изучены в разные периоды и в настоящее время музеефицированы. Два скелета из этого мавзолея не только изучены, но и сделаны их скульптурные портреты, которые не оставляют сомнений в том, что это родственники, возможно казанские ханы Ибрагим (или Махмудек) и Мухаммед-Амин. О принадлежности к конкретным ханам можно дискутировать, но нет сомнений в том, что это место упокоения ханов и ближайшей к ним элиты.
После падения ханства мавзолеи были разрушены, чтобы навсегда изгнать из сознания татар память о государственности и прежнем величии. Но народная память очень живуча и неистребима. Разрушенные мечети и сровненные с землей мавзолеи не оставили зримых следов на поверхности, но из уст в уста, в легендах и сказаниях память о них жила у татар. Она просто искала повода для объективации. И постепенно спустя века память нашла свой выход. В объекте, который всем своим видом не был связан с белокаменными и казенными стенами Казанского кремля. Он явно напоминал что-то восточное и являл собой нечто инородное.
Повторю вопрос: как случилось, что башня прочно оказалась связанной с казанской царицей? Вполне очевидно, что ее образ возник из русской культуры периода романтизма. Думаю, для современных татар будет некоторым откровением, но сама ханбике Сююмбике не являлась у татар объектом почитания и не занимала в их исторической памяти сколько-нибудь значительной роли. Во всяком случае, не настолько, чтобы стать объектом памяти, воплощенным в башне. В ранние времена, о которых нам мало что известно, к великому сожалению, если и существовала память, то была прикована к «святым местам» и могилам святых. Не исключено, что статусом святых мучеников народная молва и легенды наделяла ханов и место их упокоения на Кремлевском холме.
Переключение внимания на «царицу мудрую и прекрасную», как ее характеризует «Сказание о Казанском царстве» — историко-публицистическое произведение, написанное и распространенное в XVII веке, произошло гораздо позднее. Когда произведение стало основой для различных поэм, романов и драм, написанных в конце XVIII — первой половине XIX века. В них Сююмбике представала весьма противоречивой, трагичной и колоритной фигурой. Своего рода Марией Стюарт и Маргаритой Наваррской в одном лице, да еще и помещенной в театральные подмостки Востока, но с местным колоритом. Произошло это тогда, когда русская публика нуждалась в ярких и трагичных образах местной истории, устав от пьес о итальянской и французской жизни. А здесь драма происходила буквально в казанских интерьерах, повествуя о переломной эпохе, когда зарождалась Российская империя, когда молодая страна распространяла свет цивилизации «уснувшим» варварским народам своего Востока. Имя Сунбеки (Сююмбеки) стало нарицательным, олицетворяя драматизм эпохи. В ней была трагическая любовь, гибель любимого человека, предательство и гибель царства.
«Башня оказалась инородным телом и в глазах русских, и в глазах татар»
Впервые в литературе романтическое название «Башня Сююмбике» («башня Сумбекина») появляется в 1832 году в четвертом номере казанского журнала «Заволжский муравей» в главе «Казань», после которого оно пошло в народ, став общеупотребительным, но неофициальным названием памятника.
Все это не могло не вызвать ответного внимания со стороны татарского общества. Произошла интересная метаморфоза: место безличных ханов или святых-мучеников заняла царица Сююмбике, вытеснившая из памяти другие образы, впитав в себя весь драматизм и трагедию эпохи. Возникнув, как ответный интерес в противовес представлениям русского просвещенного общества, она стала важной фигурой у татар.
В трудах некоторых татарских историков она превратилась в мать нации, восполнив недостаток женских образов. Во второй половине XIX века стали появляться татарские труды, в которых Сююмбике преобразилась в фигуру не просто исторического масштаба, но стала символом поражения, предательства и потери государственности. Невзирая на реальные обстоятельства истории, она стала общенациональным символом. От этого образа остался один шаг к объективации этой памяти. И он был сделан в привязке памяти народа к русской дозорно-проездной башне.
Скорее всего, здесь мы имеем дело с двойным процессом — со стороны русской публики и татар. Эта башня, непонятно с какими целями построенная и явно выделяющаяся из общей системы Казанского кремля, оказалась инородным телом и в глазах русских, и в глазах татар. Вполне очевидно было связать ее с таким непонятным и трагичным образом, как Сююмбике.
Заключительным аккордом, окончательным закреплением за этой башней статуса татарского наследия стали события февраля 1918 года, когда по инициативе Центрального мусульманского комиссариата (комиссариата по делам мусульман внутренней России при наркомнаце) были подписаны декреты совнаркома о возвращении мусульманам памятников национальной истории и культуры — башни Сююмбике в Казани и караван-сарая в Оренбурге. Телеграмма об этом, подписанная Муллануром Вахитовым, была оглашена Яковом Шейнкманом на общем собрании Казанского совета, а 14 марта об этом событии сообщила газета «Правда».
В тот же день российский герб с двухглавым орлом на башне заменили на серебряный полумесяц. В 1930-х в связи с антирелигиозной государственной политикой полумесяц с башни убрали. А в 1993 году по просьбам татарской общественности на вершину башни вновь установили полумесяц, но уже позолоченный. В связи с тем что она «используется как минарет для чтения азана во время поминальной молитвы в честь жертв 1552 года».
Мнение авторов блогов необязательно отражает точку зрения редакции
