XXXI.
Они, когда приговорили,
За то, что мерзко сделал он;
Когда собраньем осудили,
За ложь и наглый дерзкий тон...
Ах, вновь я забежал вперёд!
Всему свой срок и свой черёд.
Сотру из речи я злорадство.
Так вот, то воинское братство,
Что прежде меж племён арьянских,
Сложилось, верностью дыша,
И, против правды не греша,
Громило "псов" заокеанских,
Которые вторгались к ним,
С Уставом пагубным своим.
XXXII.
За долгих семь тысячелетий,
В родимых обретя краях,
Авторитет благих наследий,
И, культивируя в боях,
У воев бранных мастерство;
И, закаляя естество,
Отринув гибельные чувства,
Достигли ратного искусства,
В ведении любой войны:
Манёвренной и затяжной,
И партизанской, и иной,
Не маясь тяготой вины.
Один их рыцарь удалой,
Когорты стоил войсковой.
XXXIII.
На исторической арене,
Арьянцев смелых племена,
В геройском повторясь рефрене,
Когда столетий пелена,
Сокрыв в лагуне временной;
Отгородив глухой стеной,
Сменила их, дав путь потомкам.
На том пути коварно-ломком,
В своих потомках растворились,
Арьянцы, не исчезнув втуне,
Благодаря своей фортуне,
И миру старому явились,
Сарматы, скифы, массагеты,
Что всей античностью воспеты.
XXXIV.
В свою же очередь они,
В листы истории навечно,
Когда и их минули дни,
В веках столь шустро, быстротечно,
Успев познать судьбы уроки,
Вписали пламенные строки;
Оставив чёткий след вполне,
Наперекор кромешной тьме,
И, как живительный исок,
Познав своё происхожденье,
Другим народам дав рожденье,
Питают жизни их росток.
К народам тем с одной судьбой,
Принадлежим и мы с тобой.
XXXV.
Сменяли предков их потомки,
Но воинский святой союз,
Порой, собрав свои обломки,
Скреплённый кровью ратных уз,
Не только жил и возрождался;
Он бережно передавался,
От поколенья к поколенью,
Стремясь всегда к преодоленью,
Высот и ратных, и духовных,
Что возникали перед ним,
И храбрым рыцарям своим,
Отныне в Ордене сплочённым,
Как мог, активно помогал;
Везде и всюду продвигал.
XXXVI.
Не ведая других примеров,
Столь славных рыцарских времян,
Однажды Орден Тамплиеров,
Как копия им, был создан.
Он, если кратко подытожим,
Во всём старался быть похожим,
На Орден рыцарей благих.
Не зная символов других,
Он перенял у них печать,
Где двое воев на коне,
Спокойно едут; где оне,
Всегда привыкшие молчать,
И здесь сидят, не говорят,
И в сторону одну глядят.
XXXVII.
Уж, как профаны ни старались,
Чтоб символ тот истолковать;
Уж, как они ни изголялись,
Друг дружку чтоб перекричать.
Различных версий было много,
Но, поминая всуе Бога,
Никто из них не угадал,
Что символ этот им вещал.
Одни из них предположили,
Не знаю, сразу иль потом,
Что двое рыцарей верхом,
Вдаль скачут на одной кобыле,
Гоня лошадку поскорей,
По крайней бедности своей.
XXXVIII.
Хотя, насколько мне известно,
В печати символизм иной,
Заложен был; вам интересно,
Услышать; комментарий мой,
Возможно, будет в виде справки,
Внеся по ходу дел поправки,
Не медля, сразу сообщу,
Преамбулу я опущу:
Конь - это явный символ тела;
На нём из всадников из двух,
Один - есть усмиренный дух,
Что правит удилами смело;
Другой - смятенная душа,
Что едет, гнева зов глуша.
XXXIX.
Достигнув полного согласья,
Инстинктов, разных чувств и дум,
Все трое, ожидая счастья,
Очистив от скабрезы ум;
С судьбою больше не шутя,
Свой путь по жизни обретя,
Все дружно движутся под светом,
Сойдясь в гармонии при этом;
И оттого устремлены,
Их взгляды в сторону одну.
Здесь круг логический замкну:
Уста их слова лишены,
Ведь жизнь начав воспринимать,
Как есть, не стали к ней роптать.
XL.
Итак, сказать мы можем твёрдо,
Не почитая пустяком,
Лишив привычного комфорта,
Тем самым яростным врагом,
Прибегшим к быстрому отлову,
Миллиардеру Богаткову,
Был Орден рыцарский Храмовный.
Свой скрежет жалобный зубовный,
Когда про Орден вспоминал,
Все муки ада ожидая;
Себя в их "лапах" представляя,
От ближних, уж, едва скрывал,
Свой страх, граничащий с безумьем,
Покинутый благоразумьем.
XLI.
Какой же факт необычайный,
Иль, может, скопище невзгод,
Смогли старинный Орден тайный,
Подвинув прочих дел черёд,
К себе внимание привлечь?
О чём идти могла бы речь?
Чем Богатков им насолил?
Что он без меры натворил?
Давайте взглянем осторожно,
На свиток, что зажат в руке.
Разжавши пальцы в кулаке,
И, развернув его, возможно,
(Не позабыв об отпечатках,
Конечно, в латексных перчатках),
XLII.
Получится сей текст прочесть.
Хоть чтенье слов затруднено,
Но вот я вижу слово "честь",
Довольно явственно оно.
Вот следом: "казнь за наш позор,
За ложь и наглый оговор...," -
Здесь не пойму, - "...никто не брал,
Никто тебя не принимал..."
Что ж, я признаюсь вам украдкой,
На сердце руку положив;
И, ненадолго отступив,
С наскоку справится с загадкой,
Увы, пока не удалось.
Попробуем вот так. Авось,
XLIII.
Словарь санскрита здесь найдётся.
Я поищу на книжных полках.
Дай бог, коль быстро попадётся.
Сейчас я весь, как на иголках."
Полюбопытствовать успев,
И, бегло полки осмотрев,
С трудом, но всё-таки решился -
Владимир Берест отступился.
"Нет. Здесь не вижу я такого.
Как говориться, право, зря,
Но нет с санскритом словаря."
Бубнит себе он бестолково.
Используем другой приём:
Пойдём логическим путём.
XLIV.
Сегодня, роясь в интернете,
Когда был в парке, прочитал,
В какой-то новостной газете,
Что Богатков устроил бал,
В дворце сибирском отдалённом;
В глуши лесов уединённом,
Лишь для того, чтоб шикануть,
Богатством нажитым блеснуть.
Однако, в этом ли причина?
Я усомниться в ней готов.
Имея столь лихих врагов;
Когда, как гнёт, давИт кручина,
Такою ль целью, право, он,
Мог быть так сильно увлечён?
XLV.
В другом здесь дело я считаю;
И в этом твёрдо убеждён,
И оттого предполагаю,
Что Богатков был увлечён,
Как вам я прежде говорил,
Когда развязку всем сулил,
Иной насущною задачей:
Он просто жизнь свою спасал,
И потому дворец построил,
В котором для себя устроил,
Этаж секретный, и создал,
Для всех гостей на удивленье,
С своим убийством представленье.
XLVI.
Со мной вы, верно, согласитесь,
"Спектакль" сей в здании другом,
Когда на шаг такой решитесь,
Свершился бы с большим трудом.
А мог, как часто говорится,
И вовсе с треском провалиться.
А здесь же отдалённость мест;
Отсутствие друзей окрест;
Дворец огромный специальный;
"Прирученный" давно двойник;
Набор из показных улик,
Сподвигли б план сей гениальный,
Не только грамотно свершиться,
Но зрелищем большим явиться.
XLVII.
Когда б улёгся "дым пожарищ",
И был бы Богатков забыт,
Предстал какой-нибудь товарищ,
Что был до сель от взоров скрыт;
Он унаследовал б толково,
Всё состоянье Богаткова.
Такой всему бы был итог.
Никто подумать бы не смог,
Что новоявленный счастливчик,
Тот самый Богатков и есть,
Который, переживши месть,
Вновь ставший для судьбы любимчик,
Как здравый ум ему велит,
В больнице изменил свой вид.
XLVIII.
Давайте же теперь вернёмся,
К вопросу, что, уж, мучил нас;
Предположить сейчас возьмёмся,
Подслушав провиденья глас,
Фальшивой не прельстясь личиной,
О том, что истинной причиной,
Деяний всех на днях свершённых,
И ядом мести окроплённых,
Был занимательнейший факт,
До сроку всем нам не известный,
Но, кстати, очень интересный,
Приведший, чтобы драмы акт,
Когда к трагедии привёл,
Пред нами здесь произошёл.
XLIX.
Снедаем любопытством личным,
Когда осмотр был завершён,
Я, посчитав весьма приличным,
Своей догадкой искушён,
Когда вы осмотрели сами,
Взялся буквально вслед за вами,
Коль смог здесь с вами очутиться,
Решил немножечко порыться,
Сред разных деловых бумаг,
Что на столе у мертвеца,
Лежали. На краю торца,
Заметив необычный знак,
На старомодной папке серой,
С торчащею бумагой белой;
L.
Не удержался от соблазна,
И папку серую раскрыл.
В ней на листах благообразно,
Строками чёрными чернил,
Написан текст был авторучкой.
Под ним с знакомой закорючкой,
Стояла подпись Богаткова.
Из текста понял я, что снова,
Магистра Ордена просил,
Он за былое не пенять,
И в Орден рыцарем принять;
И щедрый взнос за то сулил.
Но под письмом, всем на показ,
Категоричный был отказ.
LI.
Доверившись досужим слухам,
Мы все считали (Боже, мой!),
Что Богатков с греховным духом,
Был принят в Ордене, как свой;
Для них своим невольно стал,
Когда магистру взятку дал.
Похоже, Богатков презренный,
Сам слух сей наглый, дерзновенный,
По Белу Свету распустил,
В отместку за второй отказ;
Был оскорблён он в этот раз,
И своей ложью глупо мстил.
Но Орден ложь ту не стерпел,
И отомстить ему хотел.
LII.
За оскорбление такое,
Был вариант всего один,
У Ордена: ничто другое,
Он не преемлил. Господин,
Для рыцарей указ издал,
В котором гневно приказал,
За наглость, за его давленье,
За ложь, за злое оскорбленье,
Ему отмщенье учинить:
Как Богатков бы ни старался;
Где б от возмездья не скрывался,
Лжеца им надлежит казнить.
Так получается, что вновь,
Позор способна смыть лишь кровь.
LIII.
Мы те же фразы и слова,
Нашли в скупом уведомленьи,
От Ордена; те, что сперва,
До сроку находясь в сомненьи,
Смогли не сразу разгадать,
И, прочитав, истолковать.
Хоть, может, смысл их не приятен,
Но нам он всё же стал понятен.
Сам спровоцировав несчастье,
Был Богатков всему виной;
Хоть ждал он участи иной,
Но только грозное "ненастье",
Над его домом приключилось:
Судьбы грозою разразилось.
LIV.
Не тяготиться чтоб сомненьем,
Всем тем, кто ждёт, собравшись здесь,
Пусть косвенным, но подтвержденьем,
Ещё одним (стремясь учесть),
Прошу завериться сейчас же,
И в его истинности так же,
Не усомниться, так как я,
Экспертом выступив не зря,
С уверенностью заявляю,
Что Орден рыцарей казнит,
Клинком меча - так долг велит;
В том вас сейчас уведомляю;
Всех прочих - пулей иль петлёй,
Он отправляет в мир иной.
LV.
Хотя язык ранений скуп,
Но, призывая убедиться,
Прошу вас вновь взглянуть на труп,
Чтоб в моём мненьи утвердиться.
Труп, что сегодня нам здесь дан,
Имеет свой характер ран.
В нём все каналы раневые -
Отверстия сплошь пулевые.
У Богаткова здесь на теле,
Ран от клинка не отыскать,
Коль был бы он зачислен в рать,
Став рыцарем на самом деле,
То за проступок скверный он,
Был остриём клинка пронзён.
LVI.
На два волнующих вопроса,
Составивших большой секрет,
Без скучного официоза,
Мы отыскать смогли ответ.
На третий же вопрос, увы,
Пожалуй, что ни я, ни вы,
Сейчас ответа не найдём,
Хоть страстно с нетерпеньем ждём:
Как с Орденом Лукин был связан?
Совместно действовал иль врозь?
Иль одному ему пришлось,
В усадьбе действовать? Обязан,
Нам следствия второй этап,
Сказать, кем был им божий раб?"
LVII.
"За это вы не беспокойтесь,
Мы непременно связь найдём;
Когда (Вы сроков тех не бойтесь),
Всю информацию о нём,
Собрав, тот час определим,
Что связывало прочно с ним,
Лихих подельников его?
Какой мотив? Из-за чего,
Они так рьяно помогали,
Во мщеньи скорбном Лукину?
Быть может, чувствуя вину,
Из них иные жертвой пали?" -
Словесной следуя проформе,
Сказал ему мужчина в форме,
LVIII.
Который явно главным был,
И следственно-экспертной группой,
В усадьбе той руководил.
"Довольно странной, но не глупой,
Вся ваша версия звучит,
Но, кто ещё изобличит,
Как фигуранта, Орден тайный?
Сам факт - весьма необычайный,
Что некий Орден дерзко мстит.
Мне, как "унылому невежде",
Простите мой сарказм, но прежде,
(Пока он вновь не наследит),
Хоть из глубин веков он вышел,
О нём никто пока не слышал.
LIX.
Вдруг факты новые найдутся,
Для подтвержденья ваших слов,
И чистой правдой обернутся,
Тогда безропотно готов,
Я в них немедленно поверить,
И, дам команду их проверить.
Пока же это не случилось,
И тайное не обличилось,
Мы главным действующим лицом,
Пока оставим Лукина,
Чья, уж, доказана вина;
Его подельников потом,
Кто жив остался, мы найдём,
В суде к ответу призовём.
LX.
Вся доказательная база,
Что помогли вы нам собрать,
Столь убедительна, что сразу,
В суд дело можно передать,
Когда б живым был наш Лукин.
Из всех лишь только вы один,
Свою активность проявляя,
Внимания не ослабляя,
Смогли помочь. Вам говорю,
Без вас нам было бы сложнее;
А с вами всё пошло быстрее.
Вас искренне благодарю!"
На том, решив остановиться,
Собранье стало расходиться.