Политические и экономические связи Руси с Византией и Западной Европой не прекратились поле смерти Ярослава Мудрого, летописи утверждают, что «великая слава русских князей доходила ко странам дальним: к грекам и к венграм и к ляхам и к чехам и даже до Рима».Посольства, дипломатические миссии, династические браки, княжеские «снемы» (съезды), союзы, военная помощь – всё это тесно связывало Русь и государства Европы.
А вот с конца XII века Северо-Восточная Русь выпадает из поля зрения европейских властителей, и не потому, что становится бессильной – силы есть, но они направлены на новые земли – это доказывает совершенно невероятный прежде факт: Андрей Боголюбский, князь Владимирский, в молодости ушёл против воли отца из Киева на северо-восток, потом оружием завладел Киевом, принял титул Киевского князя, но лично править не стал и передал власть своему подручному! Ему интересны новые земли, он и его наследники ставят города Юрьев-Польской, Дмитров, Переславль-Залесский, Кснятин, Дмитров, Звенигород и Стародуб, Тверь и Кострому.
Земли нужно осваивать, а население редкое, и князья помогают переселенцам с юго-западных земель, дают скот, зерно, льготы. Но если население редкое, информация передается медленно, да и не нужны этим людям новости, важнее своя жизнь, свои события. Жизнь трудна: подсечная система даёт богатые сборы несколько лет, дальше нужно опять выжигать участок, сеять среди пней, работать трудно и много – это самый архаичный способ земледелия, те древние формы ведения хозяйства, которые исчезли в южных и западных княжествах Руси. А «бытие определяет сознание»! Общественная жизнь соответствует способу производства: какое вече, какие политические страсти – хватило бы зерна себе и лошади – на одном сене такую работу лошадь не осилит!
Деревни редки, малолюдны – две-три избы, все родственники. Изоляция очень мешала северо-востоку Руси просто хотя бы понимать, что же вообще говорит «другой», не навязывать «другому» собственные представления. Для понимания нужен хоть какой-никакой культурный уровень, а его-то порой и не хватает, поэтому чужак – всегда враг. И «другой» становится «неправильным», чужим, только своё единственно верное – это убеждение впитает Москва, когда начнёт собирать силы. Появится самодостаточность, исключающая, отвергающая возможность нормальных контактов (это сохранится надолго – когда Дмитрий Самозванец заговорит об открытии в Москве университета, это тоже поставят ему в вину: ишь, что выдумал, учить, как на проклятом развратном Западе!).
И возникнет этноцентризм: если себя не с кем сравнить, свое начинает казаться единственно возможным, само собой разумеющимся, свойственным всем правильным, нормальным людям, всё остальное – ложное, вредное, лживое.
В таких условиях не нужны никакие монголы, «затормозившие развитие Руси», потому что любые идеи, любые духовные (а затем и материальные) ценности, пришедшие из других стран, преобразовывались в соответствии с местными ценностями и «отеческими» установками или отбрасывались, как «суетная новизна». Северо-восточная Русь сама себя законсервировала, опираясь на первобытное подсечно-огневое земледелие, отвергая всё новое, ориентируясь на вековые традиции. Судьба Андрея Боголюбского, попытавшегося создать единое самодержавное государство среди удельных властителей и бояр-вотчинников, показательна – он был убит своими же приближёнными, увидевшими в нём нарушителя вековых порядков.