Западный консерватизм часто воспринимается как философия крупных землевладельцев в прошлом и руководителей бизнеса в настоящем. Повышенное осознание расовых и классовых различий в последние годы усилило восприятие того, что консерватизм является идеологией элиты. В этой статье мы исследуем консервативную философию трех людей, которые противоречат этому представлению: Цицерона, Эдмунда Берка и Александра Гамильтона.
“Консерватизм хорош ровно настолько, насколько он сохраняет”. Это чувство, сформулированное в эссе с метким названием "Почему я не консерватор", уже давно разделяют те, чей класс, раса или другие неизменные характеристики ставят их вне господствующего класса, созданного традицией и сохраняемого консерваторами.
В то время как либеральные философы, такие как Джон Локк и Жан-Жак Руссо, рассматривали природу человека и его изначальное состояние как универсальную концепцию, консерваторы, такие как Цицерон, Берк и Гамильтон, писали о своих людях, то есть о римлянах, британцах и американцах соответственно. Вместо того чтобы интересоваться траекторией развития человечества в целом, эти авторы рассматривали историю и будущее своих культур конкретно и понимали, что эти культуры передаются через общие традиции и ценности.
Эдмунд Берк писал, что “обстоятельства... в действительности придают каждому политическому принципу свою отличительную окраску и различающий эффект. Обстоятельства - это то, что делает любую гражданскую и политическую схему выгодной или вредной для человечества”. Цицерон не задумывался об идеальном правлении для всех людей, когда писал "Республику".; он искал идеальное правительство для римлян. Александр Гамильтон не ставил своей целью описать правительство, пригодное для какой-либо иной ситуации, кроме ситуации новых Соединенных Штатов, когда они боролись в соответствии со статьями Конфедерации, и большую часть своей пятидесяти одной федералистской статьи посвящает исключительно американским проблемам.
Примечательно, что Цицерон, Гамильтон и Берк были в первую очередь политиками, а во вторую - философами, если они вообще считали себя последними. У всех троих была обширная карьера на политических постах, и писательство чаще всего применялось, когда мужчинам мешали решить что-то исключительно политическими средствами, например, когда Гамильтону нужно было убедить американцев использовать политический процесс в пользу Конституции или, когда Цицерон находился в изгнании.
Сосредоточенность консерваторов на природе и управлении своей конкретной группой порождает вопрос: что является непременным условием этой культуры? Что делало англичанина англичанином для Берка, американца американцем для Гамильтона или римлянина римлянином для Цицерона? Хотя каждый человек, конечно, отреагировал бы по-разному, связующая ткань между их идеями остается относительно схожей. Цицерон, Берк и Гамильтон - все они сильно подчеркивали ценности, традиции и уникальность своих культур.
В "Республике" Цицерон заходит так далеко, что воображает райскую загробную жизнь, созданную добродетельными римлянами и для них, и поддерживает ее через Сципиона Эмилиана, которого римские консерваторы обожали за его военные достижения и который к моменту написания работы Цицерона был давно мертв. Берк часто говорит об англичанах, исключая французов, противопоставляя две культуры, как будто они разных пород, и едва удерживается от использования такой грубой терминологии. Эти особые ценности и традиции являются не только исключительными, но и, возможно, частично врожденными для представителей данной культуры; они должны активно сохраняться теми, у кого есть для этого положение и знания.
Консерваторы видят неотъемлемую ценность в “сохранении тесного соответствия практике своих предков”, потому что это сохранение - это то, что делает человека частью той же культуры, что и их предки. В отличие от Берка, ни Цицерон, ни Гамильтон не происходили и не писали, как граждане нации, основанной на родословной и традиционной территории. И Рим, и ранние Соединенные Штаты были обширны и разнообразны, и оба подчеркивали принадлежность к национальному государству, а не к этнической или религиозной группе. Таким образом, “предки”, о которых говорит Берк, являются предками в мышлении и норме для Цицерона и Гамильтона в большей степени, чем они являются предками в каком-либо буквальном, генеалогическом смысле.
Предки, на которых делают упор консерваторы, — от Сципиона до Уильяма и Мэри — являются хранителями традиций, от которых произошли нормы и которые воплощали интеллектуальную родословную, которую традиционалисты стремятся сохранить. Консерваторы считали себя наследниками великой традиции, уникальной для их культуры и народа. Эта традиция служила целям определения этих людей и их культуры, служила ориентиром на будущее, придавала им смысл и место в истории, а также давала план того, как воспитать новые поколения таких людей, как они, которые будут соблюдать традицию, управлять ею и, в конечном счете, передайте это так, как это унаследовали их предки. Наследование и бережное отношение к этой культурной традиции лежит в основе консервативной идентичности.
Если традиции и культурная идентичность являются ядром консервативной мысли, то драматические социальные и культурные изменения являются ее естественными угрозами. Необходимо отметить, что консерваторы по своей сути не выступают против любых изменений, поскольку “государство, не имеющее средств для каких-либо изменений, лишено средств для их сохранения”. Скорее, консерватизму угрожают перемены, ведущие к трансформации идентичности и культуры народов, которые они воспринимают как неотъемлемую часть общества. невосполнимая потеря.
Цицерон яростно выступал против лидеров-популистов, которые стремились изменить фундаментальный социальный порядок Рима, даже несмотря на то, что он вышел за рамки своего первоначального положения в рамках этого общественного порядка. В его политической карьере это проявилось в его агрессивном уничтожении Катилины и его сторонников и последующем призыве к “согласию между классами” вместо классового сознания. В тот год, когда Цицерон написал “Республику”, его политическая карьера была сосредоточена вокруг оппозиции земельной реформе, проведенной Тиберием Гракхом, чью программу перераспределения Цицерон считал "началом конца Римской республики".
В отличие от Берка и Цицерона, Гамильтон пришел к власти не в устоявшейся империи: он помогал ее строить. Родившийся в одной британской колонии, а позже сражавшийся за независимость другой, консерватизм Гамильтона неизбежно отличается от консерватизма его предшественников. Его работы, хотя их, возможно, труднее классифицировать как консервативные, чем работы Цицерона и Берка, тем не менее демонстрируют, что “консервативный революционер” - это не оксюморон.
Развитие консервативных идей получило широкий размах после смерти Гамильтона в 1802 году. Тем не менее, многие из нитей, которые можно проследить в трудах Цицерона, Берка и Гамильтона, сегодня идентифицируются в консервативных партиях и движениях. Теория Сэмюэля П. Хантингтона о мире, состоящем из разных “цивилизаций”, которые изначально отличаются друг от друга и приписывают ценности и интересы, изначально противоречащие друг другу.