История началась в седьмом классе, когда началась «История». Предмет вела директриса, суровая статная женщина с властным взглядом и голосом. Что-то в чертах её лица напоминало императора Наполеона с картинки учебника. Сказать, что Вера её не любила, нет, она её ненавидела всем своим пылким юным сердцем. «Горгона» (как звали за глаза историчку), давила и прессовала любые проявления свободы.
Года за два до этих событий Веркин отец привёз из командировки черный дорогой плащ из монгольской кожи маме в подарок. Тот оказался бессовестно мал, и долго валялся, ожидая звездного часа. В ту осень с деньгами было совсем туго. Вера за лето вытянулась, но купить новую куртку было не на что. Старая пальтушка износилась окончательно.
Тогда мама нашла выход: знакомая в швейном ателье совсем недорого соорудила девчонке из распоротых кусочков черную короткую «косуху». Это был шик и восторг! В таких ходили только рокеры и звезды из телевизора.
За вечер Вера сшила себе черную прямую неприлично короткую юбку из отцовых старых брюк. На рынке подешевле мама раздобыла высокие ботинки на шнуровке и подошве «трактор».
Весь юный образ «сверх моды на вершок» был соткан из нужды, нищеты и огромного желания жить и нравиться. Вера, гордо расправив плечи, вышагивала с утра в школу, невероятно счастливая от собственной красоты.
На втором уроке зашла секретарь и вызвала ее к директору. Горгона сидела за огромным полированным столом и всем своим видом давала понять, кто тут главный. При виде взъерошенной Верки она грузно поднялась, подошла, и нависнув своим мощным барельефом, начала отчитывать, громыхая на весь кабинет: «Ты что же думаешь, что все тебе позволено? В коже она ходит, посмотрите на неё, вырядилась, как на панель. Ты, дрянь, жизни не знаешь, а красуешься. Стыдно богатством трясти. Что нам всей школой за твою куртку выплачивать, если украдут? Больше не смей являться в таком виде! И мамаша твоя завтра чтоб в школу пришла».
Верку изнутри колотило будто током: «Да что эта тварь вообще знала об их жизни, как она смела?»
«Чтоб ты сдохла, ненавижу!» – крутилось в голове.
Девчонка гордо подняла подбородок и дрожащим от негодования голосом сказала: «В куртке ходить буду, другой у меня нет. Украдут, значит, украдут. Мама моя работает и в школу прийти не может. И я поводов не давала, чтоб её вызывать.»
Внутри дрожал маленький беззащитный мышонок, но внешне мышонок держался дерзко, и готов была сражаться с гадиной на смерть.
Горгона хмыкнула, и отползла в глубину кабинета: «Ишь, какая. Ну посмотрим ещё, иди».
С тех пор в Веркином сердце начал тлеть уголек ненависти. История и так была не из любимых, а теперь и вовсе стала ненавистной.
Вера много читала. В одной из книг встретилось изречение, что с каждым новым королём пишется новая удобная властителю история.
Все эти цифры, сражения, захваты, переделы власти казались пустыми забавами игрушечных солдатиков, которые совершенно не хотелось впихивать в голову. Но, чтобы не расстраивать маму, она наступала на горло собственной «песне» и старательно училась. Директриса цепляла её на уроках, придиралась к ответам, задавала вопросы не из параграфа. Верка ещё больше готовилась к этим ненавистным урокам, чтобы не позволить унизить себя. И всякий раз при виде Горгоны все внутри сжималось от ненависти и страха.
Однажды на русском Вере приперло в туалет, да так, что сидеть не было сил. Она отпросилась и выскочила из класса. Но, влетев в уборную, просто оторопела и забыла зачем бежала. В туалете между унитазами стояли фанерные голубые перегородки, дверей в кабинках не было, чтобы учащиеся не набедокурили. И вот в одной из ячеек, неуклюже раскорячившись на толчке, огромной толстой жабой восседала Горгона и беспомощно смотрела на Веру снизу-вверх, потому что двинуться по понятным причинам не могла.
– Здравствуйте! – сказала девчонка и весело зажурчала в соседней кабине, давясь от смеха.
С тех пор каждый раз, когда директриса орала на кого-нибудь, Вера представляла её раскоряченной жабой, и страх улетучивался. Для победы над страхом нужно сделать его смешным. Этот метод сработал безотказно.
Жизнь шла своим чередом. Мама работала целыми днями, отец месяцами пропадал либо на вахтах, либо в запоях. В обязанности дочери входило готовить и ходить в магазин за продуктами.
У соседнего подъезда частенько сидела древняя старушка, даже в самый жаркий день укутанная в тулуп и валенки. Вера, пробегая, всегда вежливо здоровалась. Однажды бабулька остановила ее, протянула дрожащей рукой деньги и со слезами на глазах попросила купить молока и хлебца.
Девочка почувствовала себя юным тимуровцем из рассказов Гайдара. Теперь у нее появилась своя подопечная бабушка, которой нужна помощь. Это было так ответственно, так по-взрослому.
Отныне регулярно юная тимуровка забегала к старушке, покупала продукты, мыла полы. Та смущалась, стучала палкой, ковыляя по квартире, и причитая, что неловко как-то. Потом они пили чай с вишнёвым вареньем с косточками.
Бабушка Дануся рассказывала, как жили в войну на Украине, как голодали, как погиб её муж, как тяжело растила сыновей. Говорила она на украинском перемешанном с русским. Поначалу было не очень понятно, но вскоре Вере стала привычна эта певучая речь, так похожая на русскую.
Дануся воспитала троих парней. Двое разъехались в другие города. А младший сын и сноха, по её словам, были очень заняты и много работали. Казалось чудовищным, что беспомощная старушка, которая не в силах доковылять даже до угла дома, брошена на произвол судьбы. И Верка радовалась, что может сделать доброе дело. Так они продружили полгода.
Как-то неожиданно в разгар урока Веру вызвали к директору. Она шла и мысленно готовилась к бою. Горгона сидела в кабинете сурово сдвинув брови: «Зачем ходишь к моей свекрови?»
Вера округлила глаза, не понимая, о чем речь: «К кому я хожу?»
–К Даниславе Андреевне со второго подъезда, к свекрови моей?
Вера оторопело соображала, о ком речь, а потом спросила: «Старенькая бабушка Дануся? Это ваша свекровь?»
Первое мгновение ей стало мерзко, что она помогала, как оказалось, родственнице своего врага. А потом вспомнила бабулькино беззащитное лицо, и будто лев внутри неё поднялся на дыбы. Ей было все равно кто перед ней: «Как вы можете, она одна, совсем одна, у неё даже сил нет дойти до угла дома. У неё в холодильнике пусто. И иногда задерживают пенсию и ей нечего есть. Это же мама вашего мужа. Да если бы я и знала, что это ваша свекровь, я бы все равно ей помогла. Ей некому больше помочь.»
Горгона стояла и растерянно хлопала глазами, а потом вдруг заплакала, подошла и обняла Верку: «Прости. Я просто подумала... Ладно. Спасибо тебе. Иди. Ты многого не знаешь...»
Не было торжества, не было злорадства. Просто понимание, что все люди, все знают, что такое боль, любовь и страдание. И все ошибаются. И бояться в общем-то некого и нечего.
Бабушку Данусю вскорости сын со снохой забрали к себе. Вера зашла её проведать, но грузчики, шумно матерясь, выносили мебель из опустевшей квартиры. Больше они не виделись. И с Горгоной никогда не говорили о бабушке.
До самого окончания школы с директрисой у них установились негласно тёплые добрые отношения. Та при встрече всегда как-то особенно смотрела на Веру и здоровалась.
Удивительным образом ненависть потеряла свое значение и растаяла, согретая человеческой любовью. Вера выросла. Но иногда возвращалась мыслями к этой ситуации и неизменно удивлялась, как виртуозно судьба разыграла всё, будто по нотам. «Пути Господни неисповедимы. И тот, кто кажется большим и сильным, на поверку всего лишь человек со своими человечьими слабостями. Нам некого и нечего бояться».
И ещё простая мысль поселилась в душе: «Солнце светит для всех, оно не выбирает для кого сиять. И если ты добрый человек, ты добр для всех. Ведь все мы люди».
#боюсьучителя #страх #директор #перестатьбояться
#психолог #багряна