Вторую неделю жители Сектора Газа заперты на своём клочке земли. Разговоры об эвакуации иностранных граждан больше не ведутся. Гуманитарный коридор обещают открыть в субботу. Местные обещаниям не особо уже верят.
Я держу связь с россиянками, которые проживают в анклаве. Эти женщины стали нашими глазами в Газе.
У меня в Газе трое знакомых – две россиянки и одна белоруска. Каждый день я отправляют им сообщения. Мгновенного ответа не получаю. Электричества в Газе нет, люди часами ждут очереди в больницах, школах, чтобы подзарядить гаджеты.
– Мы редко включаем телефон, только, чтобы посмотреть последние новости, батарейку бережём, – извиняется одна из моих знакомых.
О том, чтобы созвониться, я даже не мечтаю. Поговорить всё равно не получится. Пару раз пробовала. Минута разговора, потом связь обрывается. Поэтому мы переписываемся или посылаем друг другу голосовые сообщения.
Иногда женщинам удаётся скинуть мне видео. Последнее прислала россиянка Юлия, которая укрывается в доме знакомых с детьми и 10-месячной внучкой. «Мой бывший дом» – подписала она видео.
На кадрах – разрушенное строение в несколько этажей. В гараже машина, на неё упали бетонные плиты. Даже под обломками заметно, что в ремонт квартиры когда-то было вложено много сил – в комнатах висят кондиционеры, кухонный уголок из темного дерева, просторная ванная, детская в розовых тонах. Все это теперь не подлежит восстановлению.
– Всё, что было нажито непосильным трудом за 23 года, – комментирует Юлия.
Пока есть связь, я пытаюсь задать как можно больше вопросов. Понимаю, через 10 минут интернет может отрубиться.
– Где вы планируете жить, когда всё закончится?
– Вряд ли в Газе можно жить после такого, слишком большой размер разрушений. Жилья тут не останется. Люди будут селиться по родственникам, если у кого-то останутся родные или хоть какой-то угол…
В прошлые военные конфликты не было таких катастрофических разрушений. Международные организации выделяли средства, дома восстанавливали или строили заново.
Но такого, как сейчас, никогда не было. К концу этой войны хорошо если 10 процентов домов уцелеет.
Юля рассказывает, что их семья разделилась. Она с детьми перебралась к знакомым на юг, где относительно безопасно. Муж остался у дяди, который живёт рядом с их разрушенным домом.
– Там небезопасно, но выхода нет, – добавляет собеседница. – Идти абсолютно некуда, это главная проблема. Муж сидит в доме у своего дяди, пока строение цело. Что будет потом, боюсь думать.
Все эти дни меня мучает один вопрос, почему люди не уезжали раньше из Газы?
– Так легко из Газы не уедешь, – говорит Юля. – Тот же Египет не выпускает. Молодому мужчине до 30 или 40 лет нужна уважительная причина, чтобы выехать – это или учёба, либо нужно иметь иностранный паспорт или визу, которую сложно получить. Да и потом, чтобы выехать и устроиться в другой стране, нужны средства. А с этим у жителей Газы проблемы.
– Вам есть, куда поехать потом?
- Моей семье есть, куда ехать, слава Богу. У меня в Питере остался папа, правда, он уже старенький. Есть брат. Так что в тесноте, но не в обиде. Устроимся.
Спрашиваю Юлю, как люди жили в относительно мирное время? Где работали?
– В Газе есть два вида госслужащих. Одни получают зарплату от ХАМАС. Но это не значит, что они имеют отношение к ним или к военной деятельности, – объясняет женщина. – Просто когда в 2005 году к власти пришел ХАМАС, они набрали своих госслужащих, врачей, учителей, инженеров и выплачивали зарплату.
Другие госслужащие получают зарплату от ФАТХ (Западный берег реки Иордан остается под контролем палестинской фракции ФАТХ). Поскольку в Рамалле нет военных действий, то европейские страны, возможно, выделяют им бюджет. Значит, их госслужащие скорее всего продолжат получать деньги. Вопрос только - как? Я сомневаюсь, что сейчас здесь открыты банки и работают банкоматы. Хотя, возможно, на юге какие-то банкоматы работают. Что касается ХАМАС, думаю, от них никаких зарплат не предвидится.
– Какие зарплаты в Газе?
– Средняя зарплата зависит от многих факторов. Надо понимать, что госслужащих все-таки мало. Большинство жителей Газы – безработные. Самые приличные зарплаты у работников ООН, сотрудников их школ и больниц. Они получают около 2000 долларов в месяц. Врачам от ФАТХ платят примерно 1500 долларов, учителям около 700. Госслужащие от ХАМАС получали чуть меньше. Но в последнее время у ХАМАС возникли финансовые проблемы, поэтому своим госслужащим они выплачивают 50 процентов зарплаты.
– 700 долларов хватает на жизнь?
– Есть семьи, которые на 200 долларов живут. Например, нам на еду и прочие расходы хватало 600-700 долларов в месяц.
– Безработные как выживают?
– Безработным выплачивали от Катара 100 долларов в месяц. Периодически они получали продуктовые наборы – крупы, консервы. Вообще, здесь люди всегда друг другу оказывают помощь. В частности, мой муж помогал всем своим братьям, сестрам, племянникам.
За новостями из Газы я слежу по соцсетям иностранных журналистов, которые работают на месте. Матаз Азайза – фрилансер, работает на Ближневосточное агентство ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ (БАПОР). Судя по последним его видео, днём в Газе более-менее спокойно. Яркое солнце, чистое небо. По обломкам разрушенных зданий бегают дети. Взрослые разбирают завалы руками.
– Действительно ли стало потише? – интересуюсь у Юлии.
– Бомбить меньше не стали, на севере всё продолжается. На юге нет интенсивных бомбежек, но днём и здесь хорошо бомбят. В четверг, в нашем районе в 6 утра было примерно три приличных удара. Дом разбомбили. Вечером в трёх районах рядом с нами тоже попали в дом. Ну а про удары на севере даже нечего говорить. Там ежедневно уничтожают многоэтажные дома.
Журналисты, работающие в Секторе Газа, показывают в сторис, как живут люди на севере анклава. Что удивительно, народу там полно – дети, мужчины, женщины… Оказывается, далеко не все переселились на юг.
– Люди остаются, потому что бежать им некуда. Мест для укрытия не осталось, – поясняет собеседница. – Весь юг забит людьми из Газы. В школах и больницах народ сидит, лежит на полу без воды и света. Это нам ещё повезло найти здесь знакомых с квартирой, чтобы нас приютили. И то скоро будет неделя, как мы здесь сидим. Сколько ещё это будет продолжаться?
Спустя несколько дней молчания мне ответила ещё одна моя знакомая. Кристина с трехлетним ребенком сначала укрывалась в больнице Газы, потом провела сутки около КПП «Рафах» в оливковом поле, а позже перебралась в заброшенный дом недалеко от пропускного пункта.
– Ничего не меняется, всё по-прежнему, – написала Кристина, – Ждем, пока нас эвакуируют, надеемся. Из еды остались только консервы. Тяжело… Тем более, когда маленький ребёнок.
Вода есть, набрали. Электричество как отключили, так больше не дают. Заряжаемся от солнечной батареи. Гуманитарную помощь пока не пропустили, все в ожидании. В больницах уже все препараты и медицинские принадлежности на исходе. Если будет наземная операция, не знаем, что делать. Бежать нам некуда, нас окружили со всех сторон.
Несколько дней не было вестей от белоруски, с которой я познакомилась в первые дни войны. Я отправляла ей сообщения каждый день. Тишина.
В пятницу она отписалась: «Мы в порядке. Интернета нет несколько дней. По очереди ходим в другой дом, загрузить чаты, чтобы посмотреть новости о нашей эвакуации. Генератор работает только два часа через день, чтобы зарядить телефоны и поднять наверх воду».
Ирина БОБРОВА