Часть 3 глава 7
***
Кофе, которым угостил их Альберт, был и вправду невероятно вкусным. Сосновский в очередной раз поднес кружку к иностранной машинке и нажал на кнопку. Машинка заурчала, и из небольшого металлического носика полился горячий напиток.
— Siemens — вещь! — довольно заметил Альберт, убирая кружку с кофе. — По датчикам определяет, когда кофе достаточно. Я, когда оборудование по закупке выписывал, в самый конец кофемашину поместил, плюс прописал номер вместо названия.
— Вы заказали ее из-за границы?
— Из Германии. Признаться, у меня здесь почти все заграничное. Одни IBM чего стоят. Наверное, вы никогда раньше не сталкивались с компьютерами, верно?
— Вообще нет. А что это?
— Это, — Альберт на секунду задумался, — вычислительные машины больших мощностей. Впрочем, вам пока и не нужно это знать. Там столько всяких тонкостей, что это больше для наших математиков.
— У вас тут есть математики?
— Вообще да, этажом ниже, — просто я сюда часть аппаратуры переместил, так как тут работать удобнее.
— Но зачем в селекции математика? — спросил Моисеев, все еще держа в уме упомянутый в диалоге симбиоз.
— Для расчетов внутренней структуры и цепочек ДНК. Там одними своими мозгами и счетами не обойтись. — Сосновский отпил кофе. — Кстати, если желаете, есть шоколад. Признаться, я всегда чурался привычных буфетов с их пыльными витринами, так что все притащил сюда. Мне кажется, за этим будущее.
Моисеев посмотрел на Сосновского, прислонившегося к белоснежной мраморной лаборантской плите. Молодой, красивый, уверенный в себе, смело пивший швейцарский кофе из немецкой кофейной машины. За такими, видимо, будущее.
— А как вы вообще сюда попали?
— От МФ переходим к личному? — заметил Альберт, взяв небольшой пакетик. — Сливки добавить? Признаться, с ними все приобретает совершенно другой вкус. Я помню, когда в первый раз попробовал латте, то есть кофе с взбитым молоком, так у меня перед глазами все перевернулось.
— Я люблю черный, — сухо заметил Моисеев. — Так как вы попали сюда?
— Отец, — пожал плечами Сосновский. — У нас же сейчас связи важнее кандидатских. Именно он, кстати, и сделал борщевик основным в программе селекции, так как изучал его еще на Кавказе. А уж потом и меня подтянул, к тому же яблоко от яблони недалеко упало.
— Кстати, я о ваших работах не слышал, — снова сухо кольнул его Моисеев, но Сосновский и глазом не повел.
— И это, наверное, хорошо, не хотелось бы рушить ваши взгляды на важность ваших же исследований. Николай Алексеевич, ну вы серьезно? — рассмеялся Альберт. — Вы думаете, мне это интересно? Ваши корешки собирать, упаси боже. Мы тут над великим работаем, так что…
Тут он пощелкал пальцами и, едва ли не пританцовывая, направился к раковине.
— Да и вы сами скоро все поймете. Потому что идея заражает абсолютно всех ученых. Кстати, как вам ваши комнаты? Признаться, я хотел вас перевезти к себе поближе, но генерал заупрямился.
— К себе?
— Да. Мы тут стараемся поближе к рабочему месту находиться. У некоторых тоже комнаты неподалеку. Я решил сделать некое рабоче-домашнее пространство, этакий гибрид между офисом и домом.
— Странно как-то.
— Западные технологии, у них давно такое практикуется. Ученый ведь не электрик, чтобы от отверток своих дома отдыхать. Мы — двигатели прогресса.
— Нет, я уж лучше по старой привычке в отдельной комнате поживу.
— Это как удобнее. Кстати, все документы уже готовы, я их специально в одном месте оставил, подальше от остальных. Вы пока привыкайте, осматриваетесь. Кстати, не переживайте, что у меня команда молодая, как говорится, молодой ум, да пылкий к знаниям.
— И порой безответственный.
— Ну да, ну да, — задумчиво согласился Альберт. — Кстати, в двух словах о сути. То, что генерал вас отфутболивает, оно, конечно, хорошо, но на самом деле процессом руковожу я. А значит, я определяю, что вам надо знать, а что нет.
— И? — потянул Моисеев.
— Мы, — тут Альберт сделал некую паузу, отчего все его ученое естество даже как-то вытянулось, — совершаем биологическую революцию, добавляя в ДНК борщевика нечто из крайне далеких мест, позволяя ему мутировать до лишь нами определяемых пределов.
— Охренеть! — выдал Вавилов, прервав речь Альберта и громко стукнув кружкой о стол.
— Да, — согласился Сосновский. — Только, ради бога, не надо меня спрашивать, откуда именно второй элемент. По крайней мере, пока. Ведь у вас и без того будет полно работы.
Тут Сосновский поднял шоколадку и, отломив кусочек плитки, закинул в рот, задумчиво пережевывая. Моисеев сделал глоток кофе и посмотрел на Вавилова, который, как ему показалось, хотел что-то сказать, но почему-то осекся, решив, видимо, тоже соблюсти тишину.
— Ах да, — наконец прервал гробовое молчание Сосновский, — совсем забыл, пойдемте я представлю вас остальным. Признаться, я нечасто провожу подобные пресс-релизы, так что не обращайте внимания, если что-то пропускаю.
— Пресс что? — недоуменно посмотрел на Вавилова Моисеев.
— Да, — махнул рукой Вавилов, устремившись за резко двинувшимся к двери Сосновским.
***
Коллектив, с которым решил познакомить Сосновский, состоял из двух человек: невысокой молодой девушки и парня, выглядевшего чуть старше, но все равно хранившего на себе нежную ауру молодости. Вавилов пожал руки обоим.
— Очень приятно, Алексей Алексеевич Вавилов, — сказал он, улыбнувшись прекрасной брюнетке, — рад знакомству.
— Мы тоже, — робко заметила девушка.
— Ольга Известнякова и Миша Грибочкин — мои протеже и помощники. Да, они пока не профессоры и академики, но их ждет великое будущее, — вставил свое слово Сосновский. — По крайней мере, я на это очень надеюсь.
— Ой, ладно вам, Вадим Альбертович, я и так красная вся, — сказала Ольга, рассматривая Моисеева в упор. — Скажете тоже… Будущее...
Николай подошел к ней поближе и тоже протянул руку, решив не уходить от этого зачаровывающего смелого взгляда и тоже быть деликатным. В конечном счете, он ведь не воевать тут собрался.
— Николай Алексеевич Моисеев, — сказал он, улыбнувшись. — Профессор, академик ВАСХНИЛ, член-корреспондент АН СССР.
— Я знаю, кто вы, — ответила Ольга, пожимая руку, — нам о вас все уже по секрету рассказали.
— Прям все? — спросил Вавилов. — Признаться, думал, что переезд будет секретным, по крайней мере, хоть для кого-то.
— Увы, в нашей среде так не бывает, я стараюсь не скрывать от своих сотрудников то, что им необходимо знать. Это будет лишь мешать нашей работе. А сроки не терпят. Кстати, посмотрите, с чего мы начинали.
Он подошел к небольшому стеклянному стенду, за которым находился метровый и очень похожий на своего четырехметрового собрата борщевик.
— Вот он, борщевик сибирский. Тот, с чего начал мой отец, — Вадим аккуратно открыл стеклянную дверцу и включил ультрафиолетовую лампу. — Прекрасный корм для скота, отличный медонос, можно есть и нам. Крайне устойчив к температуре и сорнякам. Прекрасное растение. По мне — так даже уникальное. Правда, есть и небольшие минусы. При контакте с кожей может появиться легчайшее покраснение, но не более того.
— Кстати, я предлагал его как альтернативу вашим агрессивным гибридам, — вставил Моисеев. — Да, он заметно уступает в степени роста и размножения, но зато он не так опасен.
— Заметно уступает? — улыбнулся Сосновский. — Даже на первой стадии мы получили чуть ли не двукратное увеличение урожая. Более того, мой борщевик крайне стоек к минусовым температурам, может противостоять грызунам и дикому скоту, разъедая своим соком кожу и глаза. Хотя, признаюсь, это скорее побочный эффект, но он тоже может быть полезен.
— У нас есть серьезные отравления и сильнейшие ожоги от ваших гибридов, — заметил Моисеев. — Когда его высадили, несколько работников не пользовались в должной мере инструкцией по химзащите. И теперь один из них ослеп на один глаз.
— Что ж, в мире много идиотов, — резко изменил тон Сосновский. — Таким даже инструкция не помогает. Если бы они все правильно сделали, то все вышло бы хорошо.
— Это предмет для спора, — не сдавался Моисеев. — Заселять таким искусственно выведенным видом большую часть суши крайне рискованно.
— Теперь я понимаю, почему вас не хотели нам так легко отдавать, — Сосновский закрыл стеклянную дверцу. — Но ничего. Своя точка зрения — это тоже важно. К тому же вы — наш главный публицистический флагман и дали добро на засев. А значит, в душе вы со мной согласны.
Моисеев покачал головой, он просто не знал, что на это ответить. В конечном счете доля правды была в этих словах, ведь он действительно поддержал проект Сосновского. Моисеев поднял глаза. Сосновский на него уже и не смотрел, полностью поглощенный своими мыслями.
Николай Алексеевич развернулся к возвышающемуся над столами борщевику. Четыре метра… Если подумать, его сока может вполне хватить, чтобы облить человека с головы до ног. Неправильно сруби его рабочий, так уже можно и не пытаться вернуть человека к полноценной жизни, если к жизни вообще...
Он вздохнул. Да… Чудес, конечно, много, но вот как Сосновский добился таких результатов, ведь только идиот Лысенко мог обещать столь невозможные необоснованные успехи, а тут живой пример. Да еще какой. Нет, обязательно должно быть что-то еще, о чем он пока не знает. И без чего не видит полной, пусть даже самой неприятной картины.
Заврин Даниил