Привет всем на канале Птица-муха!
Ловите очередную историю про уникального деда.
Ноябрь, зарядил мелкий противный дождик, тёмно-серое небо нависло над головами сельских жителей. Было как-то неуютно и тоскливо. Дед Митрофан послонялся по хате и решил прогуляться до дома своего приятеля, деда Григория. Авось, его бабка будет в нормальном расположении духа и не будет скандалить.
– Кхе, кхе, – дед Митрофан прочистил горло и открыл калитку во двор. – Хозяивы! Дома чи не?
В окошко выглянула бабка Маша и тут же пропала. После неё в окошке появился дед Григорий, призывно помахал рукой и тут же пошёл встречать друга.
– Митрафан! Какими судьбами! Заходь скорей в дом, – суетился дед Григорий.
– Здарова, Гриша! Чаво, как тама твоя бабка? Скандалить чи не?
– Нормальна моя бабка. Мы с ей сичас пельменяй налепили. Подмагнул ей, дак даже налить обещаласи, – похвастался дед Григорий.
– О! Энта я значитьси удачна зашёл!
– Энта точна!
– Здарова, Маня!
– Здарова, малахольнай! Заходь, сичас пельменяй наварим, угастишьси. А то, кто тибе их настряпаить. Вона бы, поджанилси на Дуньке хочь бы, всё не один. Как-никак, а всё жа хозяка. Ну, не така, как я, канешна…
– Да уж канешна! Куды ей до тибе? Ты вона кака! – польстил дед бабке Маше.
– Да уж, куды ей до мине. Вона, всё на сибе тащу, – пожаловалась бабка гостю. – Однаво Гришку обстирать да обгладить, чаво стоить.
– Дак энта… – было хотел что-то сказать дед Григорий, но бабка быстро заткнула ему рот одним взглядом.
– Правда, Гриша. Чаво ты возражаишь? Канешна, с нами, мужиками, ни сахар, пади, – и дед Митрофан дёрнул друга за рукав, мол, лучше помолчи.
Тем временем бабка суетилась у плиты. Вода в кастрюле уже закипала, скоро уже пельмени были запущены и благополучно варились.
Как на грех, у бабки случился позыв "до ветру" по-крупному.
– Митрафан, тибе поручаю, мой-то совсем безрукай. Сичас закипять, как всплывуть, пущай ещё минутки три-четыре покипить, апасля кинь лаврушку и выключи.
– Ни беспакойси, Маня, всё сделаю в лучшам виде! – заверил дед бабку Машу, которая уже закрывала за собой двери. – Не, Гриша, ну можить же твая бабка челавекам быть? Гляди, кака севодня ласкава. Ну, ежели сравнивать с энтим, как всегда.
– Да, нынче, наверна, какой-нибудь волк в лесу сдох, не иначи.
– Иде у вас тута лаврушка?
– А вона, тама, у шкапе.
Дед Митрофан достал пару листочков и бросил в кастрюлю. Спустя минуту, по хате поплыл какой-то странный запах.
– Чавой-то у вас за лаврушка така? – морща нос, спросил друга дед Митрофан.
– А я почём знаю? Я жа ни готовлю. Бабка стряпаить.
Дед Митрофан полез ещё раз в шкаф, проверить. И тут он всё понял. Вместо лаврового листа из фабричного пакетика он взял листья эвкалипта, которые он когда-то сам отдал бабке за ненадобностью. Сестра привезла ему на всякий случай из города.
– Ой, Гриша! Чаво я наделал! Можить, ничаво? Сойдёть?
Дед Митрофан попробовал бульон. То, что он почувствовал, ему не понравилось, если не сказать больше.
– Гриша, знаишь, чаво я думаю?
– Чаво?
– Бежать нам нада отсюдава, пока твоя бабка не вернуласи. Энта исти никак невозможна! Старай я дурень! Заместа лаврушки эвкалиптам приправил! Гриша, побёгли, апасля позна будить! Пряма чую.
И деды вышмыгнули по-тихому со двора.
По дороге долго сокрушались, что так вышло, тем более что бабка в какие-то века вела себя вполне по-человечески. Ну, уж так получилось.
Тут из проулка вывернул Вовка, который тогда был уже во втором классе. Он тихо плёлся домой с большим ранцем за спиной.
– Здарова, Вовка! – обрадовался дед Митрофан.
– Здр-а-а-а-сте.
– Чаво такой невесёлай? Небось, двойку схлопотал? – поинтересовался дед Григорий.
– Н-е-а. На следующем уроке по природоведению получу.
– Пачаму? – спросил дед Митрофан.
– Потому что задали нарисовать животное, которое и в море живёт и на суше! А я не знаю. И рисовать не умею!
– Идём до мине, чаво-нибудь придумаим, – предложил дед Митрофан.
И он придумал. А как могло быть по-другому?
– Не, Митрафан, – сомневался дед Григорий. – Не бываить таких животных, чтобы и в море, и на суше. Или тама, или тама.
– Не паникуй, Гриша. Должны быть, а то, чаво бы им тако задание задали? – парировал дед Митрофан. – Дак вота жа! Хочь бы – черепаха. Бываить морска, а бываить сухапутна!
– Точна, Митрафан, ты – голова! Энта жа черепаха!
– Деда Митрофан, – прихлёбывая чай и хрустя бубликами, спросил Вовка. – А ты черепаху рисовать умеешь?
– Дак, смотря каку. Ежели сухапутну, то как-нибудь уж нарисую. А морску-то я никогда не видал. Не был я на морях, Вовка.
Цветных карандашей у Вовки с собой не оказалось. Дед Митрофан кое-как нарисовал простым карандашом в Вовкином дневнике наблюдений по природоведению черепаху и велел дома её раскрасить.
– Ты, Вовка, морду ейную и лапы раскрась светла-каришневым, а панцирь крась кажду клетачку отдельна. Одну темна-зелёнам, втору – тёмна-каришневым. Так красивше будить.
Счастливый Вовка побежал домой. Он был очень добросовестным учеником. Черепаха получилась замечательная. Глазки он ей нарисовал чёрным цветом, ротик – красным. Получилось красиво. Вовке понравилось. Он полюбовался, полюбовался и решил подстраховаться, чтобы уж наверняка учительница, не шибко догадливая, поняла, кто нарисован. Вовка взял красный карандаш и внизу рисунка печатными буквами подписал: СУ&КА ПУТНАЯ ЧЕРИПАХА.
Учительница хохотала до слёз, когда рассказывала об этом Надежде Петровне.
А за испорченные пельмени дедам от бабки потом досталось, конечно. Но хорошо, хоть много налепили. Испорчена была только первая партия пельменей.
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала можно посмотреть здесь.
Весь дед Митрофан здесь.
Заходите на мой телеграм канал там тоже интересно.