Лурд (во Франции) — одно из самых известных мест явления Богородицы. Ежегодно туда приезжают до 5 миллионов паломников, и каждый год регистрируются тысячи загадочных исцелений.
По мнению Католической церкви в 1858 году, 11 февраля, в четверг, четырнадцатилетней местной жительнице Бернадетте Субиру (фр. Bernadette Soubirous) явилась Дева Мария. Произошло это в одной из пещер, Масабьель, каких множество в горных отрогах, окружающих город.
А начиналась всё как обычная история, почти сказка:
Бернадета была совсем юной. Она находилась как раз в том возрасте, когда неуклюжая угловатость позднего детства переходит в мягкую нежность ранней женственности.
Она была очень привлекательна и уже нравилась парням с соседней фермы. Жан, даже неоднократно приглашал ее прогуляться в заброшенный грот. Подружки советовали не стесняться, они уже не раз там бывали. Одна из них — Анетт, давно уже встречалась с парнями и говорила, что это очень приятно и что все равно скоро отдадут замуж.
«Хорошо бы за Жана, — думала Бернадетта, — а то ведь могут и за какого-нибудь старого хрыча, вроде мельника. У него совсем недавно жена померла, третья по счету. Всех трех со свету сжил, а самому хоть бы хны, только на молоденьких пялиться, наверное, новую жертву подбирает».
Бернадетта не раз замечала: встанет мельник у своего плетня, да исподлобья и глянет. Бернадетта уже его мельницу кругом обходила, да ведь все время-то не напрячешься. Вот и боялась Бернадетта. Мать с отцом, вздумай он прийти свататься, такому богатому и уважаемому жениху ни за что не откажут.
Их семья бедно жила, часто даже куска хлеба не было. Старший брат ушел помощником лесника, прижился в лесу, и не приезжает к ним, только пару раз в год наведывался: на Рождество и на Пасху. Еще одного брата прошлым летом забрали в солдаты.
Старшую сестру выдали замуж в соседнюю деревню. Там она и мучается теперь: муж-то ее любитель большой выпить чарку-другую, а как выпьет, так и гоняется за ней и ребенком по всей деревне с топором. Так что, глядя на нее, замуж не хотелось совершенно.
Да и работать надо: отец, большой мастер по плотницкому делу, приболел в последнее время, матушка прачкой в господском доме немного зарабатывала, а ведь кроме Бернадетты у них еще две маленькие сестренки, да братишка в колыбельке. И все кушать хотят.
Вот она, Бернадетта, и пристроилась коров пасти на лугу у речки. Платили немного, зато иногда удавалось у коров по чуть-чуть молока сцедить, да и слить в потайную фляжку, которая в специальных подвязках под юбкой спрятана была. Какой — никакой, хоть и маленький совсем, а ужин для малышей был. Тут главное было – донести молоко, не расплескать. Иногда, когда особо бдительные хозяйки выходили встречать своих коров, она прятала кувшинчик под камнем, и тогда забирать его приходила глубокой ночью, когда городок погружался в сон. Бернадетта не была воровкой, во всяком случае, она искренне себя не считала таковой, просто если бы она не делала этого, ее семья погибла бы от голода. Да и брала она молоко только от самых упитанных, хорошо откормленных коров таких же упитанных и откормленных хозяев.
Анетт, ее подруга, которая уже давно встречалась с парнями, часто рассказывала, что это не только приятно, но и полезно, потому что парни ей часто давали денег, сладости и еду, покупали модные обновки в магазинчике у мадам Дюссо.
Правда, мать говорила, что то, чем занимается Анетт – грех, но Бернадетта все равно сомневалась. Во-первых, она вообще плохо понимала, что такое этот самый «грех» и почему ним нельзя заниматься. Нет, она, конечно, была девушкой образованной, и давно знала, чем иногда кончаются грехи.
Ее больше интересовало, почему то, чем занимается Анетт — это грех, а вот третья заморенная мельником жена – это вроде бы и ничего. Иногда она спрашивала об этом у матери, но она ничего не могла сказать, разве что в церковь послать.
Бернадетта и сама догадывалась, что в церкви она могла бы найти ответ, но вот только когда в нее ходить, в эту церковь? У коров-то ведь ни выходных, ни праздников не бывает, да и есть они просят без перерывов на обед.
Она как-то пробовала поговорить со священником об этом, когда встретила его однажды на улице, да только не получилось ничего: про мельника он сказал, что тот почти святой, потому что много жертвует на приход, а про Анетт сказал, что может объяснить попозже, если она, Бернадетта, поздно вечером придет к нему домой, да и стукнет потихонечку в окошко. Кто знает? Может быть, и объяснил бы, если бы Бернадетта пришла. Но она не пошла. Не то чтобы неинтересно было. Нет. Интересно, только боязно как-то: больно уж взгляд у священника был похож на тот, каким на нее мельник смотрит. Испугалась Бернадетта, да и не пошла никуда. Не пошла, но про грех думать не перестала. И не только про грех. Она-то ведь, хоть и в церковь не ходила, в Бога все равно верила. А как же в Него не верить, раз и матушка, и батюшка очень набожные были? Вот и она верила. И молилась, только не в церкви, а в заброшенном гроте недалеко от пастбища, где ей никто не мешал.
Молилась Бернадетта долго, иногда даже с исступлением, может быть, и не по установленному образцу, но уж от души – это точно. Ей ведь никто не объяснил, как правильно это делать, вот она и разговаривала с Богом своими словами, как думала. А так как за долгие дни одиночества ее единственным обществом были лишь коровы, которые разговаривать, как известно, не умеют, она настолько привыкла разговаривать с Богом и по всякому вопросу спрашивать у Него совет, что совсем не удивилась, когда однажды ей ответили.
Много времени прошло в таких разговорах, много интересного о мире узнала она. Только вот очень уж интересно ей было посмотреть, кто же это с ней разговаривает, вот и стала она просить, чтобы показался ей. Просила, просила, но никто не приходил. А тут еще хозяйки стали ругаться, дескать, много она времени проводит в гроте, не иначе полюбовника завела, коровы без присмотра, а если вдруг волк? Кто тогда им заплатит? Бернадетта оправдывалась, как могла, только ее все равно никто не слушал, а когда она сказала, что разговаривает в гроте с Богом, вообще на смех подняли, чуть ли не сумасшедшей объявили.
Шли дни, но никто так и не пришел. Однажды погожим августовским днем на пастбище к ней прибежала Анетт и радостно сообщила, что ей, Бернадетте, очень повезло, потому что мельник приглашает ее сегодня к себе ночью, а за это обещает отсыпать целых два мешка муки. Два мешка! О таком богатстве они не могли даже и мечтать, только вот мельник был очень уж страшный. Бернадетта обещала подумать.
Она ушла в свой грот и долго звала Голос, который единственный мог ей что-нибудь посоветовать. Звала-звала, но он не отвечал.
«Даже ты от меня отвернулся», — подумала Бернадетта.
Долго сидела она на большом камне у входа, думала о том, как пригодились бы ей эти два мешка муки, как напекли бы они с матерью вкусных лепешек, и детишки наконец-то наелись бы вволю. А еще можно было бы отсыпать меру аптекарю и взять лекарство для отца, и тогда он обязательно опять станет здоровым… Все хорошо, только вот мельник был ужасно противный, хотя, с другой стороны, одну ночь можно и потерпеть. Правда, остается еще этот загадочный грех, но что он значит по сравнению с двумя мешками муки?
Она уже почти решилась и даже начала вставать с камня, когда в грот вошла женщина с удивительно мудрыми глазами.
— Здравствуй, дитя! – с улыбкой произнесла она, — Что сидишь одна? Не подашь ли мне воды из источника?
Девочка вскочила и побежала вглубь грота, где действительно журчала вода. Зачерпнула маленьким кувшинчиком, тем, в который она по вечерам собирала молоко с чужих коров. Подала женщине.
— Ты в сомненье, дитя. Я вижу. И что бы не ввергло тебя в него, поступай только так, как велит тебе сердце, ибо оно лучше тебя знает, что правильно, а что нет. Ты сейчас очень близка к Богу, гораздо ближе, чем даже самые сановные священники из церкви. Ты чувствуешь Бога в своем сердце, а это дано далеко не каждому. Тебе только нужно постараться сохранить в себе эту чистоту. А на счет мельника, Анетт и прочих можешь даже не думать: эти мелочи совсем не важны для тех, кто близок к Нему.
— Откуда вы знаете про мельника, и про Анетт, и про всех остальных? Я ведь вам не рассказывала? А, может, Вы подслушивали?
— В какой-то мере да, подслушивала. Но я и раньше разговаривала с тобой. Помнишь голос? Это была я.
— А в Лурде мне никто не поверил, что я слышала голос, — с грустной улыбкой произнесла девочка.
— Знаю, дитя мое. Но в этом нет ничего странного, ибо человек по сути своей есть существо крайне недоверчивое, даже неверующее. Он пока собственными глазами не увидит, ни за что не поверит. Людям, им чудо подавай. Вот и Сыну Моему не поверили, когда Он говорил с ними. Только когда воскрес, раскаялись, да и то не все.
— Но кто Вы? — спросила Бернадетта.
— Я та, которую называют Пречистой Девой, а имя Мое – Мария. Я – часть Бога в твоей душе и, если ты не потеряешь своей чистоты, я всегда буду с тобой.
Сказала и исчезла, растаяла, как дым.
Задумалась девушка, да так крепко, что даже молока забыла набрать, отчего вечером всей семье пришлось лечь спать голодными.
— Что случилось?- спросила мать.
— Я разговаривала сегодня с Девой Марией, — сказала Бернадетта, но мать ей почему-то не поверила.
А в Лурде разнеслась молва, что молоденькая симпатичная пастушка помешалась, что она слышит голоса и разговаривает с Богоматерью. Люди не верили, что это правда, как обычно мы не верим тому, что случается не с нами. И тем более, не верилось им в то, что такое выдающее событие, как явление Богородицы могло случиться с какой-то там немытой замарашкой. Вот если бы Пречистая Дева явилась графине, жене префекта или дочке судьи, то тогда еще можно было бы поверить, а так…
В общем, через некоторое время все окончательно уверилась в помешательстве молоденькой пастушки и вообще перестали серьезно к ней относиться: дети смеялись над ней на улицах, парни перестали заигрывать, молодухи с маленькими детьми обходили стороной, старухи сочувственно качали головами, а священник обвинил в богохульстве. Даже мельник, и тот перестал донимать своими намеками и приставаниям, что, с другой стороны, было совсем даже и не плохо.
И только один человек на всем свете относился к ней внимательно и серьезно – это Пречистая Дева. Она так же приходила к ней, разговаривала и утешала. Много желающих было посмотреть на это, только вот видела Ее только Бернадетта.
«Они не поверят, — сказала однажды Дева, — Только чудо в состоянии раскрыть их глаза. Хорошо, пусть будет им чудо: отныне источник, вытекающий из этого грота, будет целебным, но помогать он будет только тем, кто чист душою. Прощай, Бернадетта. Мы скоро опять встретимся с тобой, но это будет уже не в этой жизни. Он ждет тебя у трона Своего. А пока иди и объяви этим неверующим о чуде».
Как растворяется туман под ярким солнцем, так растаял легкой дымкой образ Пресвятой Девы. А Бернадетта поспешила в Лурд, где объявила всем о чуде.
Не все и не сразу поверили ей. Многие посчитали это очередными бреднями сумасшедшей пастушки, но некоторые все-таки пошли к источнику. Не все, лишь немногие их них, в том числе и отец Бернадетты, исцелились. Ей поверили, но это, в сущности, было не так уж и важно, как не важна вся наша земная жизнь по сравнению с той, другой, о которой она узнала от Пречистой Девы.
В заключение отметим, что Церковь провела тщательную проверку всех изложенных девушкой фактов. В результате в 1933 году её канонизировали под именем святой Бернадетты, а город Лурд превратился в один из наиболее посещаемых городов не только Франции, но и всей Европы.