Поваренек Артемий до печенок любил играть на гитаре, но было одно Но!
Точнее, как выражался сам поваренок
Был Один...
Он...
Павел Геннадьевич
Который ощущал натяжение струны настраиваемой Артемкой гитары в своем собственном мозгу. Директору пекарни казалось, что вот-вот эта струна не то, что бы лопнет, а так треснет, что глаза, в которых было видно налившиеся капилляры, выкатятся и разобьются о кафельный пол.
Павел Геннадьевич любил Артемия, но он не любил музыку.
А еще больше директор не любил, когда его подчиненный, в ожидании подрастающего в огромной кастрюле дрожжевого теста распевает премерзкие мотивы от которых уши вянут.
Нет. Артемка не имел ушей, отдавленных медведем и пальцев, растущих "не из того места", напротив. Парень был ох каким способным. Но это и злило Павла Геннадьевича.
- Артёмка!!! - Артемий еле успел поймать колпак во внезапном прыжке с деревянной бочки и чуть не выронил любимый инструмент. - Ты за плитой следи, а не трынькай свои бирюльки!!!
Павел Геннадьевич еле сдерживал пар, который выходил... нет, нет, не из большой кастрюли, а из его собственных ушей. Но и придраться к поваренку было никак нельзя. Не к чему.
- Павел Геннадьевич, послушайте, я сочинил тут... - Артемка вдруг замолчал и поежился. Пар из ушей начальника подавал таинственные знаки через глаза с красными трещинами. Лучше не продолжать.
Парень поставил гитару в угол и направился к кастрюле, из которой норовило удрать готовое тесто.
Плиты уже были накалены и ждали свои сковородки и противни со сдобными изделиями умелого поваренка. Павел Геннадьевич стоял у дверей и внимательно следил за действиями Артемки.
Директору так хотелось случайно разлить растительного масла на кафельный пол, чтобы гитара, стоящая в углу соскользнула и разбилась в дребезги. Вот тогда наступило бы спокойствие и ему, Павлу Геннадьевичу не пришлось бы слушать эти отвратительные звуки. Но что-то мешало начальнику сделать такую подлость. Может быть из-за того, что он слишком воспитанный и не может позволить себе, такому большому начальнику мелкое хулиганство, а может быть обычная любовь к Артемке, ведь парнишка был ему как сын.
Подготовленная поваренком сковородка зашипела на плите и парнишка тихонько хихикнул. Он представил, что пар из ушей Павла Геннадьевича не удержавшись дал себе волю. А Павел Геннадьевич, в свою очередь, глубоко вздохнул и вышел за дверь кухни...