Теплое и ласковое лето пролетело быстро, сменившись мягкой золотой осенью. В конце сентября приехал папа. Вера запомнила тот день как радостный — папа приехал нарядный, с большой сумкой подарков, соскучившаяся девочка почти не сходила у него с рук, а он и не хотел отпускать. Потом все-таки Вера решила разобрать подарки, и ушла в спальню, оставив взрослых в зале. Папа говорил четко и спокойно, и Вере было хорошо слышно разговор, к которому она невольно прислушивалась. Папа просил прощения и очень просил его простить, не разрушать семью. Говорил, что больше не будет их обижать, ни Веру, ни маму. Долго убеждал, рассказывал, что перевелся из Венгрии, и теперь служит в Озерном, взял отпуск чтобы приехать к ним поговорить. Говорил, что все понял, и не хочет терять ни жену, ни дочь, и очень надеется, что ему дадут возможность все исправить. Видимо, мама с бабушкой все-таки поверили папе, потому что уже через пару дней они все вместе переехали в Озерный.
Поселок был тихий, спокойный, весь окруженный лесом, и сам был весь засажен деревьями. Вера пошла в детский садик поселка, маме удалось устроиться на работу в спорткомитет, папа служил. Слово свое сдержал — ни одного разу больше не поднимал руку ни на Веру, ни на жену. Семья жила в съемной квартирке, которая была во флигеле частного дома. Квартирка была из двух комнат и кухни, туалет и душевая были на улице. А еще была серая кошка Буся, которая всегда встречала их у ворот. Мама всегда выглядела с иголочки, красивая светловолосая женщина, она любила выглядеть красиво — всегда завивала светлые волосы, делала маникюр и красилась. Однажды в новом детском садике произошла странная история — Вера и еще пара ребят не поделили игрушки, и поссорились, усталая воспитательница, которая, вероятно, хотела «досидеть» последние пару часов в тишине, просто поставила их по углам в разных комнатах. Вере досталась спальня. Через какое-то время она заметила, что тишина стала полной, гулкой, как будто в здании больше никого не было. Набравшись смелости, она выглянула в игровую, и поняла, что воспитательница просто забыла про нее — в группе больше никого не было. Девочка дошла до двери в раздевалке, выходящей в коридор, и подергала ее — она оказалась закрыта. Тогда Вера решила подождать маму, сидя на подоконнике спальни, окна которой выходили на ворота. Забравшись на подоконник, Вера довольно скоро увидела маму, которая шла в красивом светло-зеленом плаще, в своих любимых черных лодочках на высоком остром каблуке. Девочка постучала в окно, чтобы привлечь внимание мамы, она подняла голову и увидела дочь на подоконнике. Через приоткрытую форточку Вера объяснила, что в группе никого нет, мама нахмурилась и попросила ее не беспокоиться, что сейчас она ее заберет. Вера вышла в уже погруженную в сумрак раздевалку, до выключателя она не доставала даже со стула, и принялась одеваться. Совсем скоро послышался стук маминых каблуков и еще чей-то топот, ключ провернулся в замке, и вот уже мама обнимает Веру, благодарит сторожа, и они уходят домой. Воспитательница потом очень скоро уволилась, девочка слышала, как об этом говорила нянечка с новой воспитательницей — что ее уволили из-за того, что Веру в группе забыла и ушла.
Во флигеле семья прожила всю осень, зиму и весну, а летом маме от спорткомитета дали ордер на комнату — их первое собственное жилье. Комната оказалась в трехкомнатной квартире, в трехэтажном доме с деревянной лестницей. Квартира была на третьем этаже, в самой маленькой комнате жила учительница, во второй — мужчина, который очень редко бывал дома, и в самой большой комнате поселилась Вера с родителями. Комната была светлая, на окне вместо плотных и пыльных гобеленовых штор мама повесила белоснежные тюлевые занавески, из мебели был диван, кровать девочки и стенка, в которой стоял цветной телевизор, который привез папа из Венгрии, и магнитофон. То, что комната в коммуналке, было неважно, главное — жилье было свое!
В этот год Верочка была уже первоклашкой — мама повязала на два русых хвоста огромные белые банты, школьная форма была праздничная — с белым гипюровым передником, на плечи надет синий ранец с Капитошкой, а в руках — букет из длинных стеблей красных гладиолусов. Первого сентября под ласковым золотым солнцем прошла первая линейка, и начался учебный год. Единственная вещь, которая омрачала учебу — молоко. Вера не переносила молоко — особенно кипяченое, с пенками, а именно такое предписывалось пить детям вместе с основным перекусом на большой перемене. Верочка пыталась хитрить, пропускать, в конце концов тайком отдавать другим свой стакан, в котором по закону подлости непременно плавал осклизлый комок ненавистной пенки. И ладно бы девочка просто не любила молоко — нет, просто такое молоко вызывало мгновенный рвотный рефлекс, и управлять этим процессом она никак не могла. Понимая, чем закончится, если она все-таки выпьет молоко, Вера пыталась объяснить это учительнице, но та твердо стояла на своем, и в конце концов попросту поставила ультиматум — Вера не выйдет из столовой, пока не выпьет молоко. Ну что же, подумала Вера — придется выпить. Девочка взяла с подноса стакан, залпом выпила молоко, и только поставила стакан, как все выпитое бурно изверглось обратно. Больше эта тема не поднималась.
Знаете, как бывает, что вроде бы все хорошо, есть мелкие моменты детского счастья — например, мама привезла из командировки вкусную жвачку — мятную, кофейную, лимонную! Или Фанту — она была такая вкусная…. А вот появились в этой картине какие-то мелкие пока еще детальки, которые меняли настроение. Вера все чаще замечала, как меняется ее мама — она все чаще была грустная, задумчивая, а папа задерживался на службе, пропадая на каких-то «дежурствах».