Тот редкий случай, когда я оказалась не согласна с мнением уважаемого мной автора нашей редакции. Настолько не согласна, что вынуждена писать этот текст.
Если коротко, то автор называет «застенчивыми людоедами» людей, которые меняют свою позицию в зависимости от того, у какой стороны трупов больше. Террористы напали на Израиль, все побежали защищать Израиль. Израиль вдарил по Газе, лодка качнулась, все перебежали на другую ее половину и начали защищать Газу. В кибуце нашли детские тела, и лодка снова качается, люди убегают в сторону тел израильских детей. Больницу в Газе разбомбили, 500 погибших, 800 и даже больше. И мы снова находим себя защищающими Палестину. Так вот, по мнению автора, детский труп не должен быть аргументом в принятии политической позиции. Вы за своих или нет? Выберите сторону. А свои могут творить всякое, будьте к этому готовы. Ведь только перья ангелов не забрызганы кровью. И не надо создавать анклавы хороших людей, ведь так вы можете и не заметить, что, сражаясь за все хорошее против всего плохого, вы покроете свои белые одежды кровью и вы — уже не вы, а Гитлер.
Для меня важно сказать, что я — не застенчивый людоед. Моя позиция качалась на этой лодке по мере увеличения тех самых жертв. Сначала я была поражена тем, что делал ХАМАС с израильтянами, и мои эмоции были на стороне Израиля. Потом я была очень расстроена тем, что Израиль делал с Газой. И когда в каком-то кибуце нашли мертвых детей, я это восприняла как личную трагедию. А после того, как прилетело по больнице в Газе, да и по всей Газе в целом, я забрала свои эмоции у Израиля и страдаю вместе с палестинцами. Хотя, если быть справедливой к самой себе, я страдаю и вместе с израильскими заложниками, угнанными в Газу и до сих пор находящимися там. Но я — не лицемер. Ни застенчивый, ни сахарный, ни откровенный, никакой не лицемер. Я реагирую по-человечески нормально.
Разделение на «свой-чужой» — это политическое разделение. В гуманистическом смысле мы — люди — реагируем на любые жертвы. Что в Израиле, что в Палестине. Когда плачет израильский ребенок, угнанный ХАМАС, мое сердце с ним. Когда на медицинских носилках плачет маленькая палестинская девочка и зовет маму, которая больше не придет, мое сердце с ней. Для меня нет разницы, какая политическая сторона в этом конфликте права, а какая виновата. Мое сердце — с плачущим ребенком, с жертвами. И это не политическая, а гуманистическая позиция, которая не терпит разделения на «свой-чужой». И тела для меня всегда будут аргументом.
То же самое касается и Украины. Да, именно Украины. Все грехи российской армии я знаю наперечет и беру их на свою душу. Я знаю каждый случай, когда люди становились не сопутствующими любой войне жертвами, а гибли в результате ошибок российской армии. Эти случаи переносить больней, потому что — свой грех, на своей душе его носить. Но именно такое мое отношение к нашим ошибкам и показывает здоровье ткани российского общества. Мы не можем принять намеренного уничтожения людей. Каждая из ошибок российской армии для нас аномальна. Они есть, но они — аномальны, а не умышленны. И я никогда не скажу, что мне все равно до тех погибших, ведь, мол, я безоглядно принимаю сторону своих. Я безоглядно принимаю сторону своих потому, что я верю в то, что я — на стороне света. Свои выбрали сторону света. И если моей стороне доведется убить десятки безоружных гражданских людей в результате спланированной атаки, то я не смогу сказать, что так было надо политически. Если Россия начала б стирать Украину, как стирает Израиль сектор Газа, я б не сказала, что так надо, что свои правы. Нет, не правы.
Более того. На мой взгляд, именно такая реакция российского общества, качающаяся от израильского берега к палестинскому, и ставит рамки для наших войн — будущих и настоящих. Качаясь в лодке, мы сейчас внутри своей страны ставим гуманные моральные рамки на недопустимость методов, подобных израильским в Палестине. Наше государство косвенно понимает: общество, страна не приемлет крови, жертв, а кровавые армейские ошибки считает аномальными и берет как тяжелый грех на душу.
Нет, люди, реагирующие на количество трупов, — не лицемеры, а нормальные милосердные люди, которые страдают за безоружного беззащитного человека, а не за государство, к которому этот человек принадлежит. Это сочувствие не делится по национальному признаку. И это даже хорошо, что людей качает от одной горы тел к другой. И позицию тут выбирать не надо.
За десять дней наблюдений за реакцией российского общества на палестино-израильский конфликт я вижу, что способы и средства ведения войны для нас имеют большое значение. Мы кладем своих солдат на поле боя. Кладем и кладем. А у нас ведь есть ядерное оружие. Мы — ядерная держава. Отчего же мы не ударим, как Израиль и Америка, по странам? Отчего же не смахнем их одним ударом и не превратим в ядерную труху, как Америка Японию. Для чего-то же мы кладем своих людей? А вот это тот случай, когда становится очень ясно для чего: для того, чтобы оставаться самими собой. Для того, чтобы иметь право принадлежать стороне света. Для того, чтобы в принципе иметь право говорить о том, что на нашей стороне — правда. Способы и методы войны очень меняют и армию, и граждан, и саму страну. Разнося умышленно многоэтажки, можно и не заметить, как и ты сам уже не тот, и лукавство — твоя натура. Мы качаемся в этой лодке от милосердия к милосердию. И никакие мы не лицемеры.