Письмо двух секундантов, Михаила Павловича Глебова (письмо написано рукой Глебова) и князя Александра Илларионовича Васильчикова к Николаю Соломоновичу Мартынову, июль 1841 г.
"Посылаем тебе брульон (здесь черновик) 8-й статьи. Ты к нему можешь прибавить по своему уразумению; но это сущность нашего ответа. Прочие ответы твои совершенно согласуются с нашими, исключая того, что Васильчиков поехал верхом на своей лошади, а не на дрожках беговых со мной (здесь Глебовым). Ты так и скажи.
Лермонтов же поехал на моей (здесь Глебова) лошади: так мы и пишем. Сегодня Траскин (Александр Семенович) еще раз говорил, чтобы мы писали, что до нас относится четверых, двух секундантов и двух дуэлистов. Признаться тебе, твое письмо несколько было нам неприятно.
Я и Васильчиков не только по обязанности защищаем тебя везде и всем, но потому, что не видим ничего дурного с твоей стороны в деле Лермонтова, и приписываем этот выстрел несчастному случаю (все это знают): судьба так хотела, тем более что ты в третий раз в жизни своей стрелял из пистолета (два раза когда у тебя пистолеты рвало в руке и этот третий), а совсем не потому, чтобы ты хотел пролить кровь, в доказательство чего приводим то, что ты сам не походил на себя, бросился к Лермонтову в ту секунду, как он упал и простился с ним.
Что же касается до "правды", то мы отклоняемся только в отношении к Т. (князь Сергей Васильевич Трубецкой) и С. (Алексей Аркадьевич Столыпин), которых имена не должны быть упомянуты ни в каком случае. Надеемся, что ты будешь говорить и писать, что мы тебя всеми средствами уговаривали, придя на барьер. Напиши, что ждал выстрела Лермонтова".
Из рассказа князя А. И. Васильчикова об "этой несчастной катастрофе" (о поединке М. Ю. Лермонтова и Н. С. Мартынова; из биографического очерка "Князь Александр Илларионович Васильчиков (1818-1881)"; сост. А. Голубев, 1882 г.)
"Лермонтов всегда устремлял свои язвительный насмешки на тех лиц, которые давали ему слабый отпор, и часто опрометчиво оскорблял их, не думая потом брать назад свои слова. То же случилось и в последнем столкновении его с Мартыновым, которого он постоянно язвил сарказмами; не находя в нем достаточно силы, чтобы отвечать тем же, он позволил себе зайти слишком далеко: стал унижать своего слабого противника в присутствии особы, которою тот очень интересовался.
Мартынов был, наконец выведен из терпения и обратился к поэту с упреками, в ответ на которые тот новыми шутками почти заставил его вызвать себя на дуэль. Она была, так сказать, навязана Мартынову, хотя вызов и последовал с его стороны.
Расстроить ее не было никакой возможности. Когда Лермонтову, хорошему стрелку, был сделан со стороны секунданта намек, что он, конечно, не намерен убивать своего противника, то он и здесь отнесся к нему с высокомерным презрением, со словами: "Стану я стрелять в такого дурака", не думая, что были сочтены его собственные минуты".
(Другой общий товарищ дуалистов, князь Долгоруков (Владимир Андреевич?) писал к Мартынову, когда тот водворен был на покаяние в Киеве, что, как ни ужасно его положение, но, в своё облегчение, он может останавливаться на мысли о неизбежности Лермонтовской гибели; что не он, так кто-нибудь другой положил бы его на месте: до того невыносим был он в своем нраве и обращении).