Вечером, уже дома, Ленка показала видео с дрона, и честно говоря, если бы не облупившаяся краска, если бы не деревья, местами пробившие асфальт и бетон в совершенно неучтенных местах и заросшие сорняками в человеческий рост газоны, Серёга бы подумал, что университет работает и сейчас. Дивной сохранности здания выглядывали из-за полупрозрачных крон весенних кленов и берез, покачивали мохнатыми лапами сосны, поблескивали в целых окнах стекла, лежали листы оцинковки на крышах. Для законсервированного объекта двадцатилетней давности это было просто немыслимо! Металлисты и копари давно перерыли бы там все что можно и нельзя, тем более, что находился университет, по Мишкиным словам, в ближайшем лесном пригороде Красноярска, куда заядлые грибники ездят на свою тихую охоту.
— Наверняка там охрана есть, или вообще что-то еще работает. — проворчал Серёга и внезапно уставившись в экран клацнул мышкой, останавливая и отматывая назад запись. — КПУ. Красноярский Политехнический Университет. Бабушка рассказывала, дед где-то там пропал. Я всегда думал, странно, с чего б строить политех в тайге? С чего бы дед подписку о неразглашении давал? С чего бы пропал так, что бабушке непрозрачно намекнули, что считать погибшим и не искать? Да только она до самой смерти считала, что дед мой, Николай Михалыч, жив. Потому как мертвым его не видела. И никто не видел. Слушай, Ленк, дело приобретает интересный оборот. Хоть бабули и нет давно, а узнать интересно было бы. Вдруг там какой архив остался?
— Таааак. —- Ленка потерла руки. Она была заядлой любительницей всякой мистики и старых советских тайн. — Серёга, ты почему мне раньше не рассказывал?
— Да нечего особо рассказывать было. Я почти ничего и не знаю. Бабушка молодая была, когда его в КПУ пригласили на очень хорошую по тем временам должность и зарплату. С прицелом, разумеется, на то, чтобы в последствии перевезти семью в Красноярск. Он поехал, по началу писал длинные письма, звонил раз в неделю, проходил какие-то тесты, и всё успешно. А потом перестал звонить. Последний разговор был очень странным. Он сказал бабушке, что любит ее и детей. Так, словно попрощался.
— Как романтичноооо.... — Мечтательно протянула Ленка. — А ты бы стал звонить, чтобы попрощаться со мной?
— Я бы постарался не встрять так, чтобы прощаться пришлось. — буркнул Серёга. — Короче, можешь себя поздравить. Меня зацепило. Я хочу там покопаться.
***
Через четыре дня на верном Мишкином УАЗике, оставшимся в наследство еще от деда, и отданным отцом на растерзание, они, прихватив с собой еще и Светку, промчавшись по шоссе и протарахтев по гравийке и грунтовке, прибыли к месту пролаза на территорию КПУ, там, где не выдержав времени и отсутствия присмотра, по глинистому грунту отъехала в сторону одна из бетонных плит, образовав узкий проход, едва пролезть одному человеку. Группа подготовилась основательно, намереваясь провести на территории весь день, а возможно, для пущей забористости контента — еще и заночевать. С собой был рюкзак с едой, рюкзак с палаткой, рюкзак с камерами и светом для съемки и рюкзак со спальниками и пенками. Поэтому было ощущение, что в лаз их по очереди пролезло восемь.
Внутри по периметру давно уже разросся такой же лес, как снаружи стены. Так же щебетали птички, жужжали басовито пушистые шмели и порхали бабочки, почуяв приближающееся летнее тепло. Где-то уже что-то цвело, распространяя сладкий медовый дух, из потрескавшегося асфальта когда-то аккуратных дорожек пробивалась трава. При солнечном свете старые корпуса казались всего лишь спящими. Охраны или собак не было ни видно, ни слышно.
Ленка уже во всю вертела головой и камерой на штативе и гоупрошкой на шлеме, ведя одновременно две съемки, время от времени забегая вперед и ставя камеру, чтобы потом вернуться в группу и пройти мимо, а потом возвращаясь, чтобы эту самую камеру забрать. Серёга уже давно привык к ее мельтешению. В их дуэте он имел роль носильщика барахла и страховки и полностью сваливал на Ленку всю съемку. Зато в монтаже она полностью полагалась на него, потому что у себя дома, за родным компом, под кружечку кофе он творил из разрозненного клочковатого эфира ту-самую-атмосферу за которую зрители любили канал и ждали выхода каждого нового выпуска. Озвучку делала Ленка. Информацию по архивам копал Серёга. Это было равноправное сотрудничество, а потому сейчас он просто пер рюкзак со жратвой на всех, единолично выбрав здание с башенкой в центре университетского городка, похожее на главкорпус.
— Если и есть какие документы или архив, то скорее всего там. Да там и удобнее всего вещи кинуть, пока ходим.
С обратной стороны главкорпуса Серёга аккуратно вынул стекло из старой деревянной рамы, которую от почти невозможных посторонних взглядов прикрывали густые заросли сирени и по очереди четверка пробралась внутрь.
Здание встретило их гулкой настороженной тишиной, холодом и сыростью застоявшегося еще с зимы воздуха. Они попали в какой-то кабинет, ранее по-видимому, принадлежавший секретариату, и Ленка, включив фонарь, тихонько присвистнула.
— Ничосссиии! Ребята, вы гляньте, они же целые! — На столах, ровно выстроившись в ряд, стояли советские пишущие машинки. В некоторые были даже заправлены листы отсыревшей бумаги.
— Это значит, что архив где-то рядом! — отозвался Серёга. — Давайте выйдем куда-нибудь в холл, где светлее, там сложим барахло. Я вам рации раздам.
