Лена глубоко вздохнула. Работа закончилась еще три часа назад, ужин приготовлен и даже съеден, в маленькой квартире-студии пахнет моющим средством и корицей от булочек, которые девушка разогревала в микроволновке... За окнами октябрьская ночь, стылая не по сезону, такая, что и глядеть не хочется. И кое-что еще делать не хочется. Но надо.
Лена подобрала кончиком пальца оставшиеся на блюдце коричные крошки и, наконец, написала смс-ку: «Как ты себя чувствуешь сегодня?»
Пришлось подождать. Наконец, через пять минут высветился ответ: «Неважно».
Привычно. Иногда в ответ приходило «Плохо», иногда «Так себе», и очень редко – «Нормально». После начинались привычные танцы: следовало спросить, что именно болело, получить сообщение в ответ, а то и звонок, и на час-другой увязнуть в этой переписке, серой, как грязный асфальт.
Но сегодня у Лены просто не было моральных сил. На работе не ладился проект, и на нее, как на новенькую, сваливали всю рутину. Сегодня начальник разорался, требуя немедленных результатов, и в чем-то даже был прав: сроки затянули безбожно, но не Лена же. И при этом она часть команды, а значит, тоже виновата... Напряжение было слишком сильным: для того, чтобы снять его, и понадобились булочки с корицей.
Поэтому Лена – будь что будет! – написала в ответ: «Не хочешь завтра позвонить врачу?»
Ответ пришел практически мгновенно: «А разве это что-нибудь даст?!»
Застонав, Лена схватила диванную подушечку и немного побилась в нее лбом.
С мамой так давно. Мама шагнула в старость еще до пенсии – причем в старость не активную, деятельную, приправленную выращиванием огурцов на шести сотках и обретением новых хобби вроде скандинавской ходьбы, а в старость-отрицание. Галине Егоровне исполнилось шестьдесят, когда она засела перед телевизором и потеряла интерес ко всему, кроме бесконечных сериалов и ток-шоу. И почти сразу же начала болеть: ослабели не осчастливленные нагрузками мышцы, желудку не нравилась еда, кружилась голова... Лена с трудом заставила маму сходить на обследования, однако никаких нарушений не было выявлено. Все врачи сходились в одном: да, возрастные изменения присутствуют, однако все решаемо, если перестать вести малоподвижный образ жизни и хоть чем-то заинтересоваться. К психологу мама не пошла, с чистой совестью после обследований возвратилась на диван.
И все бы ничего – взрослый человек с его личным выбором, да и Лена уже снимала квартиру и жила отдельно, - однако Галина Егоровна виртуозно умела исполнять каждодневную трагедию. Отвечала на послания дочери коротко, по телефону жаловалась, как плохо себя чувствует, но снова обследоваться отказывалась, пила лишь те таблетки, которые доктор раньше прописал.
Когда Лена приезжала к матери, то дочиста отдраивала ее квартиру, покрытую грязью, видимой только Галине Егоровне («Протри в углу, ты разве не видишь, какая там грязюка?!» - и Лена терла тряпкой чистый угол), привозила продукты, разговаривала с мамой, старалась ее растормошить... Но Галина Егоровна сидела с трагическим выражением на лице, разговаривала исключительно несчастным голосом... Лена не помнила, когда видела маму искренне радовавшейся чему-нибудь. Когда заполнялся холодильник, Галина Егоровна качала головой: «Зачем так много накупила? Я мало ем, плохо себя чувствую... Пропадет!». Если же привезти по минимуму, поджимала губы: «Может, мне так плохо, потому что мало ем...». Лена терялась.
Она несколько раз срывалась на маму, та немедленно начинала плакать, и Лена чувствовала себя последней дрянью. Приходилось извиняться. После извинений всегда оставалось ощущение, что внутри теперь все в пыли и липкой паутине.
И Лена решилась: договорилась об онлайн-консультациях с психологом. Потребовалось несколько сеансов, чтобы начать говорить о том, что тревожило Лену изнутри, грызло, как голодная мышь сухарик...
Лена чувствовала, что больше не может любить маму.
Она любила ее когда-то чистой детской любовью, но Галина Егоровна никогда не отличалась жизнерадостным нравом и всегда находила способ увидеть происходящее в худшем свете. Как сама Лена этим не заразилась, неизвестно. Отца она не помнила: тот бросил мать, когда дочке было два месяца, и уехал в неизвестном направлении. В чем-то Лена теперь его понимала. Ей хотелось самой сбежать на край света, выкинуть телефон в океан и просто сидеть, слушать, как шумят волны. Не отвечать на смс-ки, не приезжать, не видеть...
Но долг... Ведь он должна заботиться о маме? Или нет?
Психолог говорил о том, что Лена – взрослая и имеет право решать сама, как прожить свою жизнь. Отступить от мамы, которая сделала свой выбор.
- Вы не обязаны ее любить. Особенно насильно, если естественно не получается.
Вначале Лена ужаснулась, услышав это, а потом задумалась.
И сегодняшний ответ про врача – это первый шаг. Лена очень устала. Она хотела попробовать узнать, как живется без налипшей паутины пессимизма и ничегонеделания. Возможно, жизнь куда круче, чем кажется сейчас...
© Баранова А.А., 2023