Жизнь прожить - не поле перейти!..

Юрий Чуповский

Фото из интернета

ОТ  АВТОРА
                *****

                "Это искренняя книга, читатель. Она с самого начала
                предуведомляет тебя, что я не ставил себе никаких иных
                целей, кроме семейных и частных. Я нисколько не помышлял
                ни о твоей пользе, ни о своей славе. Силы мои
                недостаточны для подобной задачи. Назначение этой книги -
                доставить своеобразное удовольствие моей родне и друзьям:
                потеряв меня (а это произойдёт в близком будущем), они
                смогут разыскать в ней кое-какие следы моего характера и
                моих мыслей и, благодаря этому, восполнить то
                представление, которое у них создалось обо мне. Если бы
                я писал эту книгу, чтобы снискать благоволение света, я
                бы принарядился и показал себя в полном параде. Но я
                хочу, чтобы меня видели в моём простом, естественном и
                обыденном виде, непринуждённым и безыскусственным, ибо
                я рисую не кого-либо, а себя самого. Мои недостатки
                предстанут здесь как живые, и весь блик мой таким, каков
                он в действительности, насколько, разумеется, это
                совместимо с моим уважением к публике. Если бы я жил
                между тех племён, которые, как говорят, и по-сейчас ещё
                наслаждаются сладостной свободою изначальных законов
                природы, уверяю тебя, читатель, я с величайшею охотою
                нарисовал бы себя во весь рост, и притом нагишом. Таким
                образом, содержание моей книги - я сам, а это отнюдь не
                причина, чтобы ты отдавал свой досуг предмету столь
                легковесному и ничтожному."

                МИШЕЛЬ де МОНТЕНЬ          01.03.1580год 


Странное это явление – время.… С годами время всё сильнее ускоряет свой бесконечный бег… Жизненный путь – человека от момента рождения до вершины, пика своей жизнедеятельности – весьма нелёгок, иногда очень тяжёл и требует много усилий и времени, может, поэтому он нам представляется таким медленным и продолжительным. Но вот, сменив направление движения от вершин достигнутого, под уклон, до самого низа, к последней черте существования на этой грешной Земле – этот беспрерывный бег достигает пугающей нас скорости. И нам уже, на склоне лет, так хочется – хоть чуть-чуть, замедлить этот стремительный бег!

Вообще-то, наши знания о времени, которое является одним из основных параметров нашего существования, весьма скудны. Человек имеет возможность изучать только прошлое (и при этом исследователи, как правило, получают абсолютно разные выводы), тогда как о будущем никому не дано знать (разве что за небольшим исключением – один на миллион человек может оказаться ясновидцем, оракулом). Вот поэтому человек родившись, вынужден идти той дорогой, которая предназначена ему судьбой. Почему-то уверен, если перед тобой открываются несколько путей дальнейшего движения по жизненному пути – на выбор, ты выберешь только тот, который предназначен тебе.

С годами задумываешься – как и под чьим влиянием формируется жизненный опыт человека? В детстве нам в этом помогают родители, воспитатели в детских садах и учителя в школе. Но вот мы взрослеем, выходим на свой собственный жизненный путь и должны самостоятельно найти тот пример, с помощью которого должны построить своё будущее, желательно счастливое. Но своего опыта у молодого человека явно маловато и мы вынуждены оглянуться внимательно вокруг и отыскать достойный пример для подражания. В жизни ведь всегда нас окружают люди, которые живут рядом с нами. Мы невольно наблюдаем за их образом жизни, за их поступками, высказанными ими мыслями, оцениваем всё это. Думаю, их жизненный опыт, их поступки влияют и на наше мировоззрение, и на нашу реакцию на проблемы, возникающие в окружающем мире. Ведь не секрет, что попав волей судьбы в новый коллектив или новые условия жизни ты, подсознательно, анализируешь и определяешь для себя позитивные или негативные черты в окружающих тебя людях. И в дальнейшем уже только от тебя зависит, что ты приобретёшь для себя.

Так и сейчас, имея огромный жизненный опыт,  прочувствовав всю прелесть и тяжесть полётов, могу с уверенностью сказать – все встречи с новыми, незнакомыми людьми были для меня не напрасны! Совсем недавно учёные провели исследования и сумели определить, вычислить – человек встречает, знакомится и проводит какое-то время своей жизни с огромным количеством новых, незнакомых до этого людей – это, в среднем до 80 000 человек. Ну, по всей вероятности, в конце жизненного пути ты вряд ли сможешь вспомнить и описать досконально, подробно все встречи и характеры этих, встреченных тобой людей, их позитивные или негативные поступки. К сожалению, наша память имеет какой-то предел при попытке вспомнить своё прошлое. Но при этом есть события и люди, память о которых намертво запечатлеваются в твоём сознании и эта память всегда живёт в тебе – будоражит, тревожит твою душу. И ты с удовольствием делишься этими воспоминаниями при встречах с друзьями или выкладываешь их на бумагу, как это делаю сейчас я. Надеюсь, кому-нибудь эти воспоминания будут интересны, а кто-то решит, что это всё фантазии автора. Что ж, каждый имеет право иметь своё мнение. Но могу заверить, поклясться – все мои воспоминания основаны только на действительных, жизненных событиях, вот только, к сожалению, приходится ограничивать эти воспоминания из-за большого объёма информации.

Когда я, по приговору судьбы, оказался на бескрайних просторах Южного Казахстана, в пустыне Кызылкум, я ожидал встретить там только местное население – казахов, которое веками жило в этих песках и приспособилось жить в этих тяжких условиях. И как же я был удивлён – сколько национальностей жило рядом с местным населением в каждом, даже небольшом посёлке, ауле. Оказывается, до шестидесятых годов двадцатого столетия вся эта территория была предназначена для принудительного поселения репрессированных и заключённых, отбывших срок наказания в лагерях «ГУЛАГа». Это были последствия нечеловеческой, жестокой классовой сущности государства, его, больных на шизофрению руководителей. Здесь жили и работали люди разных национальностей, перечисление которых – поражает. За те годы, что я прожил в тех краях, я встречал, работал, дружил с украинцами, русскими, немцами, греками, чеченцами, татарами, корейцами, иранцами, евреями, турками, высланными на поселение преступной властью.

И у каждого из них такая интересная судьба, которая достойна внимания и должна быть описана, чтобы остаться в памяти потомков. Жаль, что не смогу из-за недостатка сил и времени высветить все эти судьбы в своих воспоминаниях, но несколько ярких личностей и их сломленные жизненные пути, которые поразили моё сознание, попробую осветить. Уверен – подрастающее поколение должно знать всю правду, какою бы горькой она ни была, а уже оценивать нашу историю, наше прошлое – то прерогатива потомков.

С обнародованием тайных, секретных в прошлом, архивов ЧК, ГПУ, НКВД, КГБ, а также благодаря «всезнайству» Интернета, мы получили возможность изучать, познавать всю эту – страшную, безжалостную к человеку эпоху репрессий и массовых расстрелов, совершаемых даже по анонимным доносам. Чтобы изучить, понять всю страшную историю депортации народов из районов исторического, векового проживания в места принудительного расселения неугодных для вождей народов необходимо вести отсчёт с 1936-го – 1938-го годов с депортации греков, а также с августа 1941-го с депортации немцев. Уже вначале, в период первых депортаций была создана государственная машина депортаций и обкатан сценарий проведения этих страшных операций. Для успешного претворения в жизнь таких бредовых и жестоких идей, в структуре ЧК, ГПУ, НКВД был создан отдел «спецпоселений», а уже в депортациях 1943-го – 1944-го годов НКВД выступал в роли инициатора, обвинителя и исполнителя приговоров, придумывая «доказательства» виновности депортируемых народов.

Вместе с тем необходимо отметить – во второй половине Великой Отечественной войны значительно вырос авторитет армии, её выдающихся полководцев, что не нравилось, беспокоило Сталина и руководство НКВД, возглавляемое Берия. Чтобы поднять рейтинг карательных органов, решено было, быстро и чётко провести депортацию неугодных народов, а затем, конечно же, восславляя и награждая высокими боевыми наградами этих «бравых» вояк,  воевавших с невооружёнными, запуганными, не сопротивляющимися людьми, большую часть которых составляли женщины, дети, старики.

часть первая

ДОЛЯ  КРЫМСКОЙ  ТАТАРКИ – АПА* АЙШЕ

                ИЗ КОЛЫМСКОГО СТЫЛОГО «РАЯ»
                *******
                Последний помню вальс. Уходит поезд в ночь.
                Разбитая пластинка на перроне,
                Раздавлена безжалостно ногой.
                И паровоз гудит в прощальном стоне.
                А где-то там, в далёком-далеке,
                На сопках, где багульник расцветает,
                Пункт пересыльный – записью в строке.
                Злой конвоир состав сопровождает.
                Там, где-то ждёт этапы – Колыма.
                Где ветер на излёте замерзает.
                Там, хилые бараки, не дома.
                И говорят – возврата не бывает.
                Под стук колёс мелодия звучит.
                У каждого своя, чтоб не забылась.
                А поезд к роковой черте спешит.
                Как жаль, что это не приснилось.
                Нет среди нас ни урок, ни бродяг.
                За что, порой не знаем даже сами.
                Конечный пункт. Ворота. Красный стяг.
                Встречает Ад нас вохравскими псами.
                И всё-таки звучит тот вальс во мне.
                Пусть вера и надежда не оставят.
                Нет, утверждают правды на земле,
                Но небо тоже нас не замечает.
                Идут этапы день и ночь.
                Вслед плачет Бог, не зная, как помочь.

                Юриэль Табачников.

                Глава 1

Думаю, прежде всего, нужно пояснить читателю – почему и какой неожиданный зигзаг судьбы заставил меня, молодого парня покинуть цветущую Украину и оказаться за тысячи километров  от родного дома и своих родных и начать самостоятельную, взрослую жизнь в самом центре Кызылкумской пустыни. Всё началось с того, судьбоносного 1966-го года – мне только лишь 21 год. Успешно завершена учёба в Кременчугском лётном училище, получено свидетельство пилота Гражданской авиации.
Настроение – на седьмом небе от счастья, голова кругом от романтичных ожиданий и надежд на сказочное будущее. Мечты под влиянием захватывающих рассказов романтика неба – Антуана де Сент-Экзюпери, рисуют сказочные сюжеты будущей жизни пилота Аэрофлота. Ещё в раннем детстве, когда в моей душе родилась мечта о небе, мечта стать лётчиком, беспрерывно отыскивал и читал воспоминания первопроходцев авиаторов, воспоминания о первых полётах за Полярный круг, на Север. Поэтому не удивительно, что в моём представлении романтика и настоящий героизм связаны с полётами на Севере, в Сибири и когда на комиссии по распределению услышал вопрос:
– Где, в каком районе Советского Союза хотел бы летать? – не задумываясь ответил – Западная Сибирь или за Полярным кругом. Председатель комиссии с ироничной ухмылкой покачал головой:
– Что-то много вас желающих туда? Вы свободны, можете идти – наше решение будет доведено вам позже. А через пару дней – вместе с дипломом и свидетельством пилота Гражданской авиации мне вручили бланк командировочного удостоверения в Казахское Управление Гражданской авиации, в город Алма-Ату.

Такого экстремального варианта, в своих мечтах, не рассматривал ни разу, но стремление к быстрейшему претворению в жизнь своей мечты, летать – примирило мои мечты с суровой правдой жизни. Даже положенный мне отпуск не догулял, провёл только пять дней в Полтаве, с мамой, а затем на поезд и через Москву – на Алма-Ату. А вот сейчас, когда могу спокойно исследовать своё прошлое, удивляешься – насколько же по-иному ты вёл бы себя, если бы знал своё будущее. За три дня этого путешествия, впервые в своей жизни, любовался бескрайними просторами, проплывавшими за окнами пейзажами огромнейшей по размерам страны.

Эти прекраснейшие пейзажи с лесами, полями, с малыми и большими реками, с озёрами – завораживали. Но вот за Уралом появились серые, а затем жёлтые пески. Удивили и заинтересовали, появлявшиеся время от времени, стада верблюдов, а на железнодорожных станциях местное население верхом на ишаках. Когда на несколько минут наш поезд остановился на станции со странным названием – Аральское море, я даже представить себе не мог, что я буду долгое время жить на этой станции, а эта Кызылкумская пустыня на десяток лет станет моим домом. А в конце жизненного пути воспоминания о тех незабываемых временах будут-таки согревать душу старого скитальца. Но это трезвое, позитивное восприятие своей, временами такой нелёгкой судьбы, придёт только через лет тридцать-сорок.

А пока мой путь запланирован судьбой в столицу Казахстана – г. Алма-Ата, куда я и прибыл благополучно вечером пятницы. До понедельника, когда будет работать отдел кадров Управления Гражданской авиации, я свободен, поэтому решил внимательно познакомиться с городом. Наиболее дешёвым и удобным способом для этого являются поездки на городских автобусах и троллейбусах. Вот я и выбирал, произвольно, различные маршруты общественного транспорта – катался, любовался прекрасной архитектурой города, знакомился, запоминал – надеялся, что буду летать в таком сказочно красивом городе.

Но все мои мечты безжалостно рассыпались в понедельник (всё-таки не зря понедельник в народе называют «тяжёлым» днём)!.. Выстояв перед центральным входом Управления от восхода солнца до начала рабочего дня четыре часа, первым попал на приём к начальнику отдела кадров. Просмотрев внимательно мои документы, с удивлением посмотрел на меня:
– Вы ещё не отгуляли половины отпуска?
– Очень хочу начать свою лётную, самостоятельную жизнь… – ответил с улыбкой. Начальник отдела кадров ещё раз внимательно перелистал мои документы, и с явным сочувствием, озвучил:
– Свободные места имеются только на Юге Казахстане – город Кызыл-Орда… – и показал рукой место на карте, которая висела на одной из стен кабинета. Такого подарка от судьбы я не ожидал!.. Судьба в этот раз была неумолима – выбора не предоставляла. Перед глазами висела карта, на которой резко выделялись два жёлтых пятна – Кызылкумская и Каракумская пустыни. Признаюсь честно, был неприятно удивлён – г. Кызыл-Орда находилась в центре Кызылкумских песков. В голове сразу промелькнула мысль:
– А вот если бы отгулял весь отпуск и приехал через месяц, то может быть свободные вакансии в Кызыл-Орде были бы уже заняты?.. Вот в этом и заключается предначертанность СУДЬБЫ!

Получив командировочное удостоверение о направлении меня на работу в Кызыл-Ординскую Объединённую авиаэскадрилью на должность второго пилота самолёта АН-2, а также проездные документы на получение служебного билета на самолёт рейсом –  Алма-Ата – Кызыл-Орда, на следующий день, впервые, летел пассажиром на «большом» самолёте родного Аэрофлота. Когда старенький самолёт ЛИ-2 приземлился в аэропорту Кызыл-Орди, и мы оказались под палящим солнцем на раскалённом песке аэродрома (в то время взлётная полоса ещё была грунтовой) – я наконец-то понял, какая экзотическая жизнь ожидает меня в ближайшие годы. В тот день я воочию прочувствовал, что такое – плюс сорок два в тени в переполненном автобусе!..

Удивляло, что улицами свободно гуляют верблюды, ишаки, коровы, козы, стреноженные кони. Поражала обыденная жизнь восточного города. Вся жизнь в городе зависела от наличия воды, которая распределялась при помощи сложной системы каналов (арыков). Целыми днями в них плещется детвора, домашние животные пьют из арыка воду, хозяйки стирают на берегу бельё, моют посуду, набирают воду для приготовления пищи и в самовары, из которых аксакалы (уважаемые, старые мужчины) целыми днями, в тени деревьев распивают чаи. Вначале это возмущало, но постепенно понял – это результат векового быта, уклада жизни народа, а прогресс, постепенно, внесёт свои коррективы в эту жизнь. После месяца тренировочных полётов и ввода в строй, командир собрал нас и объявил:
– Всем, кто хочет летать и зарабатывать – надо написать расписку: «Прошу направить меня вторым пилотом в г. Аральск». Так СУДЬБА снова оставила меня без выбора и чётко прочертила мой дальнейший жизненный путь!..

* Апа – в Казахстане – тётя, уважительное обращение к старшей женщине.

                Глава 2

Таким образом, мы, восемь молодых вторых пилотов, направленных для работы в этом регионе из Украины и России, через несколько дней вылетели пассажирами самолётом АН-2 в Аральск. Во время полёта, командир лётной эскадрильи – Ким Борис Семёнович, пошутил:
– Четыреста двадцать километров от Кызыл-Орды до Аральска и всё песок, во какой пляж для вас построили, загорай – сколь душе угодно.
Когда подлетели к Аральскому морю, были в восторге от увиденного – чистый песчаный берег, только абсолютно без растительности, а само море – яркого бирюзового, переходящего в голубой цвета. И такое чистое – видно дно, даже на большой глубине. После приземления, местные пилоты, после торжественной встречи, начинают наперебой нас разочаровывать:
– Телевидение не работает (нет ретранслятора), в городе нет водопровода и канализации, о ванне и душе можно забыть – вода привозная, в бочках, туалет на улице, весьма примитивный – только дыра в полу, да и арыков в городе, к сожалению, нет. Одним словом – попали мы в первобытные условия жизни!..

Познакомившись со своим новым командованием и коллективом Аральского аэропорта и вкратце осмотрев служебные помещения аэровокзала, разместились со своими вещами в стареньком служебном автобусе, который доставил нас к общежитию лётно-технического состава работников аэропорта. Здесь, во дворе общежития нас встретила немолодая – лет шестидесяти, худощавая, невысокая женщина. Командир, который сопровождал нас до общежития, представил её:
– Это ваша хозяюшка – уважаемая апа Айше, она будет следить за порядком и помогать вам в быту. Прошу уважать её, она очень хороший работник нашего лётного подразделения. После этого командование оставило нас под опеку апа Айше, и уже она показывала нам наш будущий (неизвестно на какое время) дом.

Чтобы понять, в каких спартанских условиях мы будем существовать в ближайшие несколько лет, мы тщательно обследовали и само здание общежития, и довольно большую территорию двора. Одноэтажный дом из самана на три больших комнаты, в которых размещены железные, панцирные кровати. На входе небольшая прихожая с вешалками для верхней одежды и со шкафами для белья и бытовых вещей. И наконец, самая важная в этом доме комната – кухня, в которой стоял небольшой стол, печь с газовым баллоном и, на всякий случай, электроплитка. В углу стоял большой холодильник «Днепр». Командование ещё в Кызыл-Орде неоднократно хвалилось:
– Хотя в Аральске и отсутствует телевидение, но зато в общежитии имеется большой холодильник, поэтому у вас будет там райская жизнь.
Не удержался и заглянул вовнутрь – от увиденного оторопел, он был полностью загружен водочными, винными, коньячными бутылками. Один из местных лётчиков, увидев наше удивление, объяснил:
– Это давняя традиция – все, кто идёт в отпуск обязаны выставиться, чтобы поездка домой и отпуск были удачными.

Мы поняли – ознакомление с новым местом жительства будет весёлым!
Местное командование, явно понимая бесперспективность борьбы с такими вредными традициями лётной братии и учитывая тяжкие, спартанские условия быта молодых, крепких парней, выделило нам два официальных выходных дня (для обустройства своего быта). В тот же день, вечером, весь лётно-технический коллектив общежития дружно смастерил во дворе большой стол с лавками и организовал грандиозную вечеринку, которая продлилась почти до утра. Старые кадры (ведь они летали уже в Аральске год, два или три) знакомили нас – молодых, только лишь начинающих свою лётную карьеру в Приаральском регионе, с особенными условиями полётов в пустыне, с бытом и национальными традициями местного населения. Знакомили с особенностями характеров местного командования и будущих командиров экипажей, в подчинение которым мы вскоре попадём. Должен отметить, кроме бесконечного количества винно-водочных напитков стол был уставлен в избытке и вкусной закуской. Были и шашлыки из сайгачины, баранины и свинины, а также уха и рыба жареная, вяленая и копчёная. Результат такой гулянки не для всех был одинаков – кое-кто довольно быстро «дошёл до кондиции», добрёл до койки и отдался в руки Морфея.

Я же, на свою беду, решил держаться до последнего. Под утро стало плохо –  перебрал, не помнил даже, как оказался в своей постели. И только где-то в полдень меня разбудила наша хозяйка – апа Айше:
– Сыночек просыпайся, ты так во сне стонал – видимо головушка болит. Сейчас приготовлю лечебный чай, я принесла уже специальной лечебной травки, запарю, а ты пока иди во двор и облейся холодной водой, в холодильнике есть запас льда, добавь – очень помогает на похмелье.
Пока приводил себя в порядок и достойный вид, апа Айше приготовила свой лечебный чай и поджарила гренки с яичницей и даже достала из холодильника холодное пиво, заготовленное на всякий случай ещё с вечера. Она также разбудила и моего друга Валеру, с которым, с удовольствием, пили (лечились) чай и пиво, а вот есть как-то не хотелось, но апа Айше была неумолима, пришлось сдаться.

Во время этого вынужденного лечения на пару с другом Валерой, сидели за столом в кухне и чистосердечно отвечали на вопросы нашей спасительницы. Это был настоящий допрос любопытной, интересующейся буквально всем, женщины. Её интересовало всё – и откуда мы родом, и кто наши родители, и где, сейчас живут наши родные. Впереди у нас два выходных дня, во времени мы не ограничены, настроение и самочувствие постепенно улучшается, поэтому мы невольно раскрывали свою душу и мысли перед таким, совсем незнакомым пока, чутким, внимательным слушателем. Увидев, с каким неподдельным, искренним вниманием она выслушивает наши рассказы о себе, вдруг, решил рассказать о своей маме, о её такой тяжёлой, исковерканной судьбе. Как ей пришлось бросить свою большую, дружную семью в Польше, в Кракове ещё в далёком 1939-м году. Бежать от фашистов, в такую сказочную, «самую лучшую в мире» страну – Советский Союз, где она сполна прочувствовала и «счастливую» жизнь в концлагере за Полярным кругом, и голод, и подневольный, рабский труд на хлопковых полях и хлопковой фабрике в Узбекистане, и на военном авиационном заводе в Куйбышеве.

Я был приятно удивлён тем, как апа Айше эмоционально воспринимала всё то, что мы ей рассказывали, она не стыдилась своих слёз, слушая мой рассказ о судьбе моей мамы. Только позже, когда она со временем расскажет о своей, такой же страшной, изуродованной сталинской репрессивной машиной, жизни, я начал понимать – какой ужас, какую муку испытал и выдержал народ империи, название которой – Советский Союз! И это вне зависимости от национальности и веры!.. Такого количества пострадавших от нелюдей с коммунистическими идеями и лозунгами, я до этого, даже зная всю правду о судьбе моей мамы, представить себе не мог. В те дни я встретил человека, женщину, судьба которой так болезненно вошла в моё сознание (я ещё не представлял, на тот момент, сколько же таких сломанных судеб придётся мне познать за время проживания в этом регионе). В те, шестидесятые годы, такие чудовищные, страшные воспоминания невозможно было отыскать в прессе, в книгах – это была совершенно запрещённая тема. И когда мне удавалось найти, а главное разговорить живого свидетеля, участника тех событий, я понимал, что теперь владею бесценными знаниями о том страшном времени, и ничто не сможет отобрать эти знания у меня.

Вот только, сейчас, общаясь со своими детьми, внуками, вдруг начинаю понимать, что новое поколение плохо знает о прошлом, и что настораживает – не горит желанием об этом узнавать. А ведь только изучив прошлое, поняв причины всех тех бед, можно суметь не допустить всего того мракобесия в будущем.      

                Глава 3

За непринуждённой беседой, откровенными рассказами о себе и своих родных не заметили, как пронеслось время. День начал постепенно переходить в вечер, солнце почти ушло за горизонт, отступила дневная жара, а апа Айше успела приготовить нам полноценный ужин. Мы, наконец-то, уговорили её сесть с нами за стол, и она таки согласилась выпить с нами рюмочку за знакомство и здоровье наших родных. Ну а затем я уговорил её поведать нам о себе, о том, каким образом судьба завела её в эти жаркие пески. Не знаю, доверие ли к нам или несколько рюмок хорошего вина помогли апа открыть нам свою душу, но до позднего вечера мы слушали исповедь женщины, которая лично меня поразила. С того памятного дня уже пролетело более пятидесяти лет, но душевная боль той несчастной женщины до сих пор живёт, и, наверняка не пропадет никогда, в моей памяти. Поэтому я, на склоне лет, так мечтаю обнародовать свои воспоминания хоть о некоторых встреченных мной на своём жизненном пути таких неординарных людях. Это моя заветная мечта – надеюсь, судьба проявит свою милость и отпустит мне достаточно времени, чтобы я смог реализовать свой замысел.

А сейчас, вкратце, исповедь апа Айше о своей изуродованной судьбе. Но вначале, должен обрисовать, представить её образ, внешний вид. Как я уже отмечал, на первый взгляд, я определил её возраст – 60 лет и был очень удивлён, когда она озвучила свой возраст – на самом деле, ей исполнилось только 46 лет. Те испытания, которые легли на её женские, хрупкие плечи таки отразились на её внешнем виде, к тому же, одета была апа Айше очень скромно – в чёрном длинном платье, голова покрыта чёрным платком, как и у местных женщин, казашек. Говорила по-русски, почти без акцента, в разговоре чувствовалось образование, высокая грамотность, хорошие знания литературы. С её дальнейших рассказов, мы узнали, что она учительница и много лет преподавала русский язык в средней школе в Узбекистане, в Янги-Юльском районе, Ташкентской области.

Родилась Айше в 1920-м году, в Крыму, в небольшом татарском ауле, недалеко от Бахчисарая. Семья, по местным меркам, была небольшая – отец, мама и два старших брата. Дедушек и бабушек она не помнила – погибли от голода в годы коллективизации 20-х годов, а других родственников, хотя и слышала о них, не знала – они жили в других частях Крыма, и никогда к ним не ездила – времени на это не было. С раннего детства помогала родителям по хозяйству, а когда подросла, помогала маме на колхозных полях, зарабатывая  трудодни, помогая взрослым выполнять нормы установленные руководством колхоза. В школе училась очень хорошо, имея большую увлечённость к литературе, школу закончила с отличием и сразу же была направлена на курсы подготовки учителей младших классов, которые также закончила с отличием. Работая учительницей русского и крымскотатарского языков в начальной школе Бахчисарая, познакомилась с молодым учителем математики – русским парнем. Постепенно, общаясь во время работы в школе, а затем и вне школы – на собраниях молодой комсомольской организации и на вечерах, посвящённых празднованию различных революционных дат, их дружба начала перерастать в более тесные отношения.

Они поняли, что дальше уже не смогут жить друг без друга. Иван – так звали молодого парня, понимал – надо действовать решительно, и когда он объяснился в любви, Айше призналась, что уже давно влюблена в него и терпеливо ждала этого его признания. Они были молоды и счастливы, их переполняли чувства любви друг к другу – строили планы на счастливое будущее. Вызывал беспокойство только будущий разговор с родителями Айше. Если Ивану не у кого было спрашивать разрешения на женитьбу (его родители погибли во время Гражданской войны, а сам он рос сначала в детдоме, а затем воспитывался в «трудовой колонии»), то с родителями Айше могли возникнуть трудности. Её семья исповедовала ислам и Айше воспитывалась в строгих мусульманских правилах. Успокаивало только то, что родители Айше и её старшие братья очень любили свою, такую красивую, весёлую, образованную, самую младшую в семье.

По совету Айше, Иван накупил всем подарки (она хорошо знала, кому что понравится) и в первые же выходные наши влюблённые поехали на попутной подводе в родной аул Айше. Это неожиданное сватовство озадачило всех. И хотя родители Айше понимали, что их любимая доченька когда-то встретит свою любовь, свою судьбу и они должны будут давать своё согласие на свадьбу, на брак, но всё равно такие события случаются неожиданно, вдруг. А здесь ещё и русский – комсомолец, безбожник. Нет, парень был хорош – красавец, стройный, крепкого телосложения, очень культурный, вежливый, но всё же – не мусульманин. Казалось, родители не смогут переступить через эту границу веры и Айше, поняв, что её любовь, её будущее под угрозой, решила защищать свою любовь, не сдаваться. Она попросила Ивана с братьями выйти во двор, а сама стала на колени перед родителями и со слезами на глазах обратилась к ним:
– Мои любимые мама и папа, я знаю, что Вы очень любите меня, ради моего счастья ничего не пожалеете – я впервые в своей жизни полюбила, чувствую, только с ним буду счастлива – не сломайте моего счастья.                Понятно, сердца родителей не камень, сумела она таки их убедить, и влюблённые получили согласие на свадьбу.

Но отец выставил своему будущему зятю условие:
– Дам согласие на свадьбу, если возьмёшь фамилию нашего рода Бекетовых, чтобы внуки продолжили наш род.
Иван сразу же согласился на такие условия – своей настоящей фамилии он не знал. Когда его, ещё совсем маленького, привели сотрудники ЧК, выловив целую ватагу таких же, как он беспризорников, в детский дом, то его записали, как Неделько (это произошло в воскресенье – на Украине это недиля). Даже когда он дважды удирал из детдома и его возвращали снова, он называл себя – Неделько (ему очень понравилась эта фамилия). А затем воспитанник «трудовой школы», где он увлёкся точными науками, математикой и его без экзаменов направили на курсы подготовки учителей, которые он успешно закончил и был направлен на работу в Крым. Получив такое желанное согласие на свадьбу, стали немедленно сообща обдумывать, решать всё, что касалось будущего праздника, и запланировали сыграть пышную, роскошную свадьбу в мае 1940-го года. Все те месяцы, что оставались до свадьбы, промелькнули для Айше, как одно счастливое мгновение.

Каждую свободную минуту они проводили вместе, или в библиотеке, где готовились к урокам, или, гуляя живописными окраинами Бахчисарая, или со своими воспитанниками, учениками организовывали туристические походы историческими местами древнего Крыма. Мысленно рисуя только счастливую, беззаботную жизнь с любимым человеком. А в первых числах мая 1940-го, весь аул, где жили Бекетовы, праздновал, гулял на свадьбе Айше и Ивана, который за это время очень подружился со старшими братьями Айше – став им ещё одним братом. После свадьбы молодожёны стали жить в Бахчисарае, в небольшом, уютном, арендованном домике, и как вспоминала апа Айше, это были самые счастливые месяцы в её, такой ужасной, в дальнейшем, жизни. Какое же это счастье – быть всегда рядом с любимым человеком, и дома, и на работе, обучая, воспитывая деток в школе.

Как все надеялись и с нетерпением ожидали, в начале марта 1941-го, Айше, без осложнений, родила сыночка. Мальчик был спокойный, имел хороший аппетит, быстро набирал вес. Назвали его Ахмедом – это имя предложили дедушка и бабушка, а молодые родители и не возражали. Вспоминая то время, апа Айше иногда была вынуждена молча посидеть и помолчать – душили слёзы, и только немного успокоившись, она продолжала свою горькую историю. А я, слушая всё это, вспоминая такие же тяжкие испытания, которые выпали на долю  моей мамы, пытался понять – за что, зачем, по какому принципу судьба выбирает и бросает свою жертву под те свои жернова, чтобы так неистово искалечить, перемолоть чью-то счастливую жизнь?.. И до сих пор, дожив до седых волос, достаточно много познав в этой жизни, испытав на себе результат давления этих жёрен, ответить на этот вопрос не смогу, как не смогу и поверить тем, кто пытается убедить, что это «добрая воля» кого-то – кто управляет нами на этой Земле. И кто же это такой «добрый», по нашим, человеческим понятиям, что ему так нравится проливать человеческую кровь, калечить, приносить смерть и муку беспомощным старикам и безвинным детям?..

Этого я понять, наверно, никогда не смогу!.. К тому же хочу напомнить читателю, что слушая в 1966-м году исповедь несчастной женщины – апа Айше, мы были настолько поражены воспоминаниями живого свидетеля тех давних событий, что иногда возникали даже сомнения в том, что такое могло быть (все архивные документы, подтверждающие эти события, были надёжно засекречены). Это только сейчас, имея в руках всезнающий Интернет и опубликованные секретные архивы ЧК, ГПУ, НКВД, КГБ мы пытаемся познать нашу историю, с надеждой, что может наши дети, внуки не допустят этого ужаса в будущем…

                Глава 4

Возвращаюсь к воспоминаниям апа Айше – счастье с рождением сына Ахмеда в 1941-м году внезапно было разрушено 22-го июня – началась Великая Отечественная война. В связи с объявленной мобилизацией, были призваны в армию Иван и оба брата Айше. В ходе той страшной войны, в первые её месяцы, Красной Армии пришлось терять один за другим города и регионы Советского Союза. После разгрома на Южном фронте и потери Днестровского рубежа, уже через три месяца фронт приблизился к Крыму. Несмотря на отчаянное сопротивление, героизм Советских войск, неся огромные потери в живой силе и технике, Советские войска вынуждены были постепенно оставить Крымский полуостров. После десятидневных кровопролитных боёв – оборона полуострова была сломлена фашистскими захватчиками.

Здесь нужно отметить героизм защитников Крыма, которые ценой своей жизни смогли удерживать оборону – Керчи до мая, а Севастополя – до июня 1942-го года. Окончательный штурм Севастополя (немцы дали ему кодовое название  – «лов осетра») начался с 3:00 часов 8-го июня до 29-го июня и судьба крепости была решена. Только после этого Ставка Верховного Главнокомандующего вынуждена была признать поражение в боях за Крым. Это было поражение, на самом деле, не рядовых и офицеров в окопах, которые, не задумываясь, отдавали свои жизни за Родину – эта вина полностью лежит на командовании. Эта бездарная оборона Крыма стоила Красной Армии  около 600 000 жизней советских людей.

Вечером 30-го июня, в связи с отходом остатков войск началась агония Приморской армии. Войска Северного оборонительного района с 30-го октября 1941-го года по 4-е июля 1942-го потеряли более 200 000 солдат и офицеров. Брошенные своим командованием, в плен попали до 95 000 советских военных, которые прошли тяжкий плен, а затем пройдут через «родные» советские концлагеря с допросами, нечеловеческими пытками, истязаниями, обвинениями, беспочвенными подозрениями и будут жить с клеймом в биографии. Всё, согласно указанию вождя:
– У нас нет военнопленных!

О дальнейшей судьбе своего любимого Ивана и дорогих сердцу братьев, к сожалению, Айше уже никогда не узнает, потому что сама, вскоре, через два года, получит клеймо «репрессированной». И это время ещё нужно было прожить при фашистском, оккупационном режиме. Перед самой оккупацией, предчувствуя, что немцы вот-вот захватят Крым, партийное руководство начало создавать тайные базы и организовывать партизанские отряды, чтобы затем бороться с врагом и помочь Красной Армии освободить свою Родину от врага. И в это верило большинство населения Крыма. Вот поэтому и отец Айше также был зачислен  в партизанский отряд (он отвечал продовольственное снабжение их небольшого отряда). Как рассказала апа Айше, это были очень тяжёлые и опасные месяцы существования под властью оккупантов. Нехватка продуктов питания (немцы конфисковывали и вывозили для снабжения армии всё продовольствие), это приводило к голоду и болезням местных жителей. Стал болеть и маленький сынок Ахмед.

К тому же в сознании постоянно жил страх перед немецкими полицаями, жандармерией, карательными отрядами СД, СС, да и своими соседями, которые  вынуждены были, чтобы выжить, работать на врага. Так из-за доноса какого-то предателя, подводы с продовольствием для партизан попали в засаду и были уничтожены отрядом СД. Из того боя спаслись только трое – отец Айше и два его товарища, соседа. Но отец при этом был тяжело ранен и от заражения крови через три месяца умер.

Одновременно с оккупацией Крыма, немецкое руководство, с целью урегулирования культурной и религиозной жизни крымских татар, под строгим немецким контролем, начало создавать «Мусульманские комитеты». Чтобы действенно влиять на население новая власть разрешила издание газет и журналов, были открыты театр и школы с преподаванием на крымскотатарском языке. Начался набор добровольцев в «Отряды самообороны» для борьбы с партизанами. Местное население, в большинстве случаев, шло в эти отряды, чтобы остаться в живых, дотянуть, дожить до конца войны – не попасть в немецкие лагеря смерти и защищать свои родные аулы от нападений «разбойничьих банд». Большая часть «добровольцев» набиралась среди советских военнопленных и также из-за желания выжить или из-за памяти о коллективизации, во время которой в 20-х годах, от голода погибло около 100 000 крымчан. При этом весь урожай из Крыма был вывезен в «более важные» регионы СССР. Не последнюю роль в этом вопросе сыграла антирелигиозная политика Советской власти.

И всё-таки бОльшая часть крымскотатарского населения не пошла на сотрудничество с захватчиками. Тяжёлое экономическое положение, вывоз почти всей продовольственной и сельскохозяйственной продукции, голод, карательные рейды СД и СС, усиливало поддержку партизан. Особенно это было заметно в аулах горной части Крыма, недалеко от Бахчисарая. В результате этого, в конце оккупации, декабрь 43-го – январь 44-го годов, немцы спалили и разрушили 128 горных селений Южного и Северного Крыма. Тысячи крымских татар вынуждены были переселиться в степные районы Крыма. Здесь уместно будет вспомнить слова самого генерал-фельдмаршала фон Манштейна, который с горечью признал полный провал планов руководства фашистской Германии по использованию против Советской власти нероссийских народов оккупированных частей Советского Союза.

А уже после Сталинградской битвы, когда резко изменился ход всей войны и Красная Армия начала постепенно ломать хребет фашистскому зверю и продвигаться на Запад, приближаясь к Крыму, население полуострова с надеждой ожидало восстановления Советской власти. Айше также мысленно строила планы на счастливое будущее, ждала с нетерпением встречи с любимым Иваном, братьями. И, наконец-то, в апреле – мае 1944-го года Крым был освобождён, люди радовались близкому концу войны, но у судьбы было приготовлено совсем другое решение.

                Глава 5

Современные историки склоняются к мысли, что огромное количество татар в соседней Турции, Иране и другие мусульманские народы Юга Кавказа (чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкары, месхетинские турки) вызывали страх, недоверие в болезненном, маниакальном сознании вождя – И.В.Сталина, которые умело, подогревал его сторожевой пёс – Л.П.Берия. Вот поэтому сразу после освобождения Крыма от нацистской оккупации, 11-го мая1944-го года им было подписано –           «Постановление Государственного Комитета Обороны о выселении всех крымских татар из Крыма», в связи с докладной запиской Л.П.Берии, в которой было обосновано причину принудительного переселения:
– За сотрудничество с оккупантами, дезертирство более 20 000 татар и службу в немецкой армии, организацию татарских национальных комитетов. Пособничество в создании в Крыму военных, карательных, полицейских отрядов, помощь в организации вывоза на работу в Германию более 50 000 человек.
Возглавить депортацию поручили Заместителям Народного Комиссара Госбезопасности – Б.З.Кобулову и И.А.Серову.

Весьма уместно будет напомнить известное сейчас критическое замечание А.И.Микояна (одного из последовательных и верных приверженцев коммунистического, сталинского руководства СССР) об этом решении Сталина:
– Как можно обвинять в предательстве всю нацию (включая детей, женщин и немощных стариков), и за сутки-двое загрузить и отправить эшелоны, показав такую высокую организованность – в таком позорном деле.
Да, принять такое нечеловечески жестокое, решение, когда наша многонациональная страна только начала оживать после такой страшной войны – это, по-видимому, черта присущая любому диктаторскому режиму.

Операция по депортации началась рано утром 18-го мая и закончилась в 16:00 20-го мая 1944-го года. В этой операции было задействовано 32 000 человек войск НКВД. На сборы людям давали полчаса и на грузовиках вывозили на ближайшие железнодорожные станции, где их загружали в товарные вагоны и, закрыв, отправляли к местам, предназначенным для поселения. В соответствии с Постановлением ГКО №5859-сс репрессированным разрешалось взять с собой ; тонны имущества на семью, а излишки изымали и выдавали «обменные квитанции», по которым обещали выдать по месту расселения деньгами или продуктами, согласно местным государственным расценкам (об исполнении на местах этого обещания – подтверждений нет). Не сложно понять, как за полчаса можно собрать домашнее имущество и запас продовольствия на дальнейшую жизнь всей семьи. Как вспоминала Айше, тех, кто сопротивлялся, или не мог идти, временами, расстреливали на месте. Вооружённого сопротивления войскам НКВД не зафиксировано.

Как только товарный вагон заполнялся, его опечатывали, а после полной загрузке эшелона, он с конвоем отправлялся. В вагонах никаких постелей – только тюки соломы вместо матрацев, для туалета – дыра в углу (одна на всех).
А сейчас несколько рассказов живых свидетелей, которым посчастливилось остаться в живых после тех путешествий:
– Утром, вместо приветствия от охраны, мат и вопрос – трупы есть? Люди пытаются умерших не отдавать, плачут. Охранники, трупы взрослых выбрасывают в двери, детей в окна…
– Медицинского обслуживания не было, мёртвых забирали и оставляли на станциях, не разрешая их хоронить…
– О медицинском осмотре не могло быть и речи. Воду, на остановках, набирали с водоёмов, луж, болот, а кипятить её не было где. Началась дизентерия, брюшной тиф, малярия, короста, вши. Умерших оставляли на разъездах – их никто не хоронил…
Основными пунктами назначения для репрессированных были Узбекистан и Юг Казахстана. Женщин, в основном, направляли в колхозы и совхозы Ташкентской, Андижанской, Самаркандской и других удалённых областей Узбекистана и Казахстана. При формировании эшелонов для депортации, мужчин, чаще всего, отделяли от женщин и детей, их направляли в рабочие батальоны. Тех, кто служил в воинских частях, направляли в стройбаты, на шахты и рудники.

По завершению молниеносно и чётко проведённой операции по депортации неугодных вождю, народов, Сталину от руководства НКВД поступила телеграмма:
– Выслано 183 155 человек, погиб – 191 человек. По современным исследованиям – от голода и болезней погибло не менее 8 000 крымских татар. По данным отдела спец поселений НКВД – в местах, предназначенных для высланных, находятся – 193 865 крымских татар, из них в Узбекистане – 151 136, в Марийской АССР – 8 597, в Казахской ССР – 4 286, остальные размещены «для использования на принудительных работах» по областям РСФСР. Расселяли их в неприспособленных для жизни бараках, а на руднике «Койташ» вообще под открытым небом.   

Рассказывая о том страшном путешествии, апа Айше уже не сдерживая слёз и рыданий поведала нам – первой в их вагоне заболела её мама, а уже через сутки конвойные выкинули её труп на какой-то кратковременной остановке. А затем наступила очередь её крошки-сыночка. Она смогла довезти его горячее (с высокой температурой) тельце до конечного пункта этой страшной поездки (небольшой разъезд недалеко от Ташкента), а утром охранники силой отобрали у неё умершего ночью сыночка. Около пятидесяти женщин и до десятка детей из их эшелона погрузили на грузовики и вывезли в городок Янги-Юль, где разместили в неприспособленных для жизни бараках.

После беседы с руководством местного совхоза, конечно же, в присутствии оперуполномоченного от НКВД, Айше предложили работать учительницей русского языка в местной средней школе. Но во время беседы ей дали понять, что отказа от этого предложения не должно быть. Таким образом, ей пришлось пятнадцать лет проработать в Янги-Юльской средней школе – вначале учителем, а затем заучем и директором без права выезда из города даже в отпуск. Поездки по служебным делам – только с разрешения Органов и, в первые годы, с сопровождающим.
 Кроме преподавания русского языка она организовала танцевальный и театральный кружки, куда дети ходили с огромным удовольствием. На свой страх и риск, не спрашивая ни у кого разрешения, в выходные, воскресные дни учила детей депортированных крымскотатарскому языку. Как и бывало в те невесёлые годы, нашёлся бдительный «доброжелатель», который донёс, куда надо, о её подозрительной пропаганде татарской культуры и языка. Кара была мгновенной – её выслали на поселение в Аральск под усиленный контроль местного отделения КГБ. Работать учителем в местной школе ей не разрешили. Вначале работала, и очень хорошо, старательно – уборщицей на аэродроме, а потом ей предложили быть хозяйкой, заведовать только-что построенным общежитием, где мы и познакомились с этой замечательной женщиной.

Со временем, послушав её совета, я, вместе с другом Валерием, познакомился с её очень близким другом – дедом Иваном, у которого стали жить, арендуя комнату. Довольно часто к нашему застолью присоединялась и апа Айше и тогда они по очереди вспоминали те «счастливые года», когда им выпала судьба искупать незаслуженную вину в Сибири, в Узбекистане, в Приаральских песках. Вспоминали, а ещё пели (дед Иван и апа Айше обладали чудесными голосами). Какое же это было наслаждение – вечерами, после сложных полётов, напряжённого трудового дня, когда спадает выматывающая жара, собраться за дружеским, хлебосольным столом, во дворе и просто пообщаться с друзьями. И ещё один немаловажный факт для получения удовольствия от таких общений – в Аральске почти не было зелёных насаждений, поэтому не было комаров (были змеи, пауки-тарантулы, каракурты, а вот кусачих комаров не было).

Несколько раз я пытался выведать у апа Айше – почему она до сих пор одна, неужели за всё это время не встретила достойного мужчину, чтобы вместе пройти все невзгоды такой тяжёлой жизни. Но она всегда, смущаясь, отвечала:
– Лучше моего Ивана – нет никого во всём мире!
Такая оценка своего любимого вызывала уважение.

часть вторая

ТЯЖКИЙ  ПУТЬ  С  УКРАИНЫ,  ЧЕРЕЗ  СИБИРЬ,  ДО  АРАЛА…
*******

Глава  1

Так началась моя, довольно сложная жизнь и лётный труд в Приаральском регионе, в Кызылкумских песках. После нескольких дней первоначального ознакомления и ввода в строй, мы были включены в экипажи для выполнения пассажирских и спец рейсов. С первых же полётов мы почувствовали, сполна, «прелести» местной жизни и быта. Начало рабочего дня, вылеты всегда планировались с раннего утра – столовая в аэропорту ещё не работала, возвращались самолёты домой поздно вечером, перед заходом солнца – столовая уже не работала. Только благодаря местным комендантам аэропортов, куда вылетали наши пассажиры, мы иногда получали, как презент, для поддержки наших молодых организмов  пирожки или рыбку, а чтобы унять чувство жажды нам всегда приносили к самолёту айран, шубат (кисломолочные напитки). Мы, как всякие молодые люди, без должного опыта – вечером заходили в ресторан, для борьбы с голодом – что всегда предполагало употребление коньячка или водочки, а заканчивалось это всё, естественно, в общежитии далеко за полночь, да и ещё при первобытных условиях быта.

Но, несмотря на такие тяжкие условия жизни и быта (что значит молодость, полнота жизненных сил и энергии), мне очень нравился мой лётный труд. Каждый день приносил новые, яркие, незабываемые впечатления. Авиация, в том регионе, была основным способом коммуникации. Перевозить приходилось и пассажиров, и грузы, и почту, и домашних животных. Обслуживали спец рейсами противочумные станции, отделения которых размещались по всей Кызылкумской пустыне, включая и территорию космодрома «Байконур». Выполняли спец задания санавиации, эвакуируя больных и раненых, останки погибших солдат. Однажды даже пришлось помогать медсестре, принимать роды – немолодая, тяжелобольная казашка (с тяжёлым воспалением лёгких) родила в полёте десятого ребёнка (мальчика)!..

Из-за того, что мне и моему другу Валере стала в тягость разухабистая жизнь в общежитии аэропорта (слишком шумно, весёлые пьянки, бессонные ночи), мы решили найти жильё в частном секторе. Такую квартиру нам настоятельно рекомендовала хозяйка нашего общежития, крымская татарка – апа Айше, с которой мы подружились с первого нашего знакомства, после взаимных исповедей о нашей жизни. Вспоминая то время, понимаю сейчас, как нам повезло с советчицей. Дом, который она нам указала, был построен из настоящего, как на Украине, самана, побеленного известью, исконным украинцем – старинного казацкого рода. На стенах нарисованы подсолнухи и мальвы, настоящая украинская хата-мазанка. Весь двор, обнесённый тыном, зарос травой – спорышом. Когда мы подошли и постучали, к нам вышел седой, крепкий на вид, с настоящими украинскими усами дед.
– Що Ви хотіли, хлопці? – спросил. – Та от бажаємо у Вас жити.
Он назвался дедом Иваном, так мы познакомились и в дальнейшем стали друзьями. Затем он повёл нас в дом, в комнатах было чисто и украшено, как в украинской хате. Потолок со сволоками, на которых висели пучки сухих трав, сухие полевые цветы. Настоящая украинская печь, на которой можно спать и возле неё несколько ухватов для чугунков. Вся печь расписана петухами и цветами. Точно также, как у моего деда Гордея, в селе Андреевка, недалеко от Диканьки, где я летом отдыхал на каникулах. Возле печи стоял дубовый, резьблённый лежак, на котором лежала его жена Мария. Он предупредил, что хозяйка лежит уже два года, после тяжёлого инсульта, не разговаривает, не ходит, только иногда мычит, если что-то нужно.

Сразу же договорились обо всех условиях проживания, нас вполне всё устраивало в этом гостеприимном доме. Дед Иван выделил нам отдельную комнату, предложил, при необходимости, недорого кормить, а то, что он умеет вкусно готовить, мы смогли убедиться в этот же день. Когда мы разместили свои вещи и рассказали ему, что один из нас из Полтавы, а второй из Житомира – сразу начал накрывать стол, чтобы угостить нас обедом. Дед Иван угощал нас по-украински – хлебосольно. Был и вкусный, настоящий украинский борщ, и вареники с капустой и картошкой со шкварками. Всё это запивалось вкусной брагой. Только дед Иван предупредил – пока мы сидим за столом, всё будет нормально, а вот укладывать нас спать, придётся ему – сами до постели не доберёмся, больно бражка крепка.

Сидели и разговаривали до самого вечера. Как я уже отмечал – в доме было чисто, уютно, стоял приятный запах полевых цветов, трав. Сидя за столом, смакуя такие знакомые нам блюда украинской кухни да попивая бражку деда Ивана, расчувствовался – сердце сжимало от воспоминаний, от тоски за родной Полтавой. Дед расспрашивал о наших семьях, как стали лётчиками, почему летаем не дома, на родине, а в этой чёртовой, проклятой пустыне? Посочувствовал нам, и сам разговорился, искренне, откровенно начал рассказывать об их злой судьбе, что изуродовала их жизнь и до сих пор держит в своих объятиях. Меня поразила до глубины души драма, несчастье, которое настигло и изувечило, уничтожило большую семью простых, трудолюбивых крестьян. После, казалось бы, справедливого свержения, жестокого к простому, бедному крестьянину, царского режима, они вдруг оказались между кувалдой и наковальней рабоче-крестьянской власти.

Всё время не давала покоя мысль – как так получилось, что выходцы из крепостных крестьян, а затем трудяги-крестьяне оказались за тысячи километров от родной Украины, с клеймом «враги народа». Из большого семейства (тринадцать человек), которые жили вместе, одним хозяйством – остались в живых только дед Иван да его любимая жена Мария. Единственным преступлением этого уничтоженного семейства было то, что они не восприняли коммунистических, утопических идей большевиков. Ну не мог крестьянин, который своим потом и тяжким, рабским трудом смог побороть нужду, голод, создать какое-то, хоть и небольшое хозяйство – отдать это всё в колхоз, в чужие, часто неумелые, ленивые, вороватые руки.
Родился он на смене веков – в 1900-м году, в семье потомков крепостных, на Черкащине, рядом с Золотоношей. От самого рождения – с матерью в поле, которая работала с утра до вечера на помещичьих полях, огородах. Когда исполнилось десять лет, был направлен помещиком на работу на скотный двор. Трудиться приходилось тяжело, а питание не очень сытное, иногда приходилось воровать отваренную для свиней картошку. Однажды даже получил наказание кнутом, когда поймали на воровстве. Да за любую провинность – наказание кнутом на помещичьем дворе. Для такой экзекуции был построен помост и для назидания остальным, всех сгоняли на просмотр этого «спектакля». Время от времени у подневольного люда терпение иссякало, и тогда крестьяне восставали, но на помощь помещику прибывали жандармы и войска, которые восстанавливали порядок. Он хорошо помнил бунты 1906-го – 1909-го годов. Их семья с энтузиазмом восприняла известие о свержении царской власти, изгнании помещика. Закончился рабский труд на помещика. После установления Советской власти в 1920-м году и раздаче земли крестьянам, их семья, в которой числилось тринадцать трудоспособных взрослых и семеро детей, получила большой земельный надел.

Глава 2

Сразу же, общими усилиями и совместным тяжким трудом начали строить свой хутор. Построили, отдельно, дома для старшего брата Павла, у которого росли две дочки и сын, для младшей сестры Татьяны, которая тоже имела двух дочек, отдельно небольшой домик для родителей и, конечно же, для Ивана с Марией и их двух сыновей. Семья была большой, дружной, трудолюбивой. Чтобы накормить, одеть и обучить всех, приходилось трудиться до седьмого пота. Для этого завели коров, свиней, всевозможную птицу, до десятка овец, пару добрых коней. Это не появилось мгновенно, как в сказке – только благодаря трудолюбию, упорству, знаниям ведения сельского хозяйства, через несколько лет стали получать из года в год хорошие урожаи жита, кукурузы, гречки. Даже завели пасеку для хорошего опыления гречки и получения мёда. Никто в семье не увлекался пьянкой, хотя на праздники всегда имелась водка, медовуха.

На первых порах, где-то до 29-го – 30-го годов, строились, усовершенствовали агротехнику, полученные от реализации излишков деньги, старались использовать для приобретения элитных пород живности, необходимого инструмента, одежды, при надобности, учёбы детей. Все решения, при этом, принимали только после совместного обсуждения. Работать, сообща, начинали до рассвета, а ужинали и ложились спать поздно вечером – бездельничать было некогда. Отдыхали и праздновали только на большие религиозные праздники. Нанятых работников для работ в поле и по хозяйству не имели, старались всё выполнять сами, исключительно членами своей семьи. Деньги, заработанные тяжким трудом, с учётом общих расходов также подсчитывали совместно в конце года, а полученную прибыль делили поровну между взрослыми членами семьи. Это происходило обычно зимой, когда уменьшался накал сельскохозяйственных работ, перед Новым годом, перед Рождеством. По сути дела, их семья жила и работала по правилам малого, семейного кооператива.
Как бы там ни было, те трудные, неспокойные годы (Гражданская война, бесчинства всевозможных банд, частая смена власти), семья смогла пройти без человеческих жертв. Ещё одним тяжёлым испытанием для украинцев оказался голод 1932-го – 1933-го годов. Даже если семья создавала запас хлеба для себя, появлялись Уполномоченные и требовали сдать излишки любых продуктов в государственные закрома, которые немедленно вывозился эшелонами в Москву, Петроград. В то же время усиливалась Советская власть, рос политический вес ВКП (б), набирали силу карательные органы – ЧК-ГПУ. Под влиянием которых, стали создаваться колхозы, куда первыми вступали обездоленные бедняки, им нечего было терять, но, благодаря активной пропаганде агитаторов-большевиков, надеялись достичь в будущем безбедной, сытой жизни. И чтобы построить это счастливое будущее возникала привлекательная идея – надо отобрать всё у более зажиточного соседа. Тем более, новая власть не возражает и присылает на помощь, если попросить, отряды вооружённых чекистов.

Чтобы подтвердить политическую обстановку того времени можно привести «Постановление ЦИК и СНК СССР» от 7-го августа 1932-го года с подписью Секретаря ЦК ВКП(б) И.В.Сталина, где предусматривались строгие наказания за сопротивление при конфискации излишков хлеба, сельхозпродуктов – от расстрела, до высылки в концлагеря на срок до 10-ти лет, или высылка поселение в Сибирь семьями с полной конфискацией имущества. Эти драконовские меры наказания были подтверждены телеграммой ЦК ВКП(б) для ЦК КП(б)У от 1-го января 1933-го года – о добровольной сдаче государству колхозами, колхозниками и единоличниками избытков и ранее припрятанного хлеба. С таким изуродованным представлением о благополучии и стремлением человека к нормальной, сытой жизни –  местные активисты, члены правлений, только что созданных колхозов, члены комитетов бедноты начали решительное наступление на единоличников, на несогласных с коллективизацией. Сёлами, хуторами Украины, выполняя волю ЦК ВКП(б), ездили вооружённые отряды, чиня скорый суд и расправу.

Однажды, перед Пасхой, Иван с Марией решили проведать старенькую больную тётю, которая доживала свою жизнь в Золотоноше. Решили помочь старенькой женщине продуктами и заодно посетить Пасхальные богослужения в местном соборе. С собой они забрали своих родителей и обоих сыновей, рассчитывая отдохнуть несколько дней. В то время, когда Иван с семьёй святил яйца, колбасы, сало, паски и праздновал в Золотоноше, в их хутор наведался вооружённый отряд активистов, во главе которого принимал участие руководитель отдела ЧК из Черкасс. Задачей рейда этого отряда была пропаганда идей Марксизма-Ленинизма, борьба с религиозными заблуждениями народа, несовместимые со счастливым будущим – коммунизмом, ну и, конечно же, поиски и конфискация припрятанных излишков сельхозпродуктов.

В это время на своём хуторе, семьи брата Павла и сестры Татьяны с энтузиазмом готовились к Пасхе, в Украине всегда пышно праздновали этот праздник. Выпекали паски, раскрашивали яйца, гнали к празднику домашнюю водку, готовили медовуху – поддерживая народные традиции. Поэтому, когда командир отряда, чекист потребовал немедленно сдать излишки продуктов, Павел, угрожая топором, потребовал оставить их в покое и начал гнать со двора. Вооружённые члены отряда набросились на него, пытаясь скрутить ему руки. Татьяна с мужем, выскочив из дома, пытались помочь Павлу, но всё было напрасно. Взрослых связали и вместе с детьми увезли в Черкассы, где по прибытии отряда, сразу же, состоялось заседание суда. Это был даже не суд, а обычное в те времена, внесудовое заседание тройки. Приговор был жестоким – от пяти до десяти лет заключения в концлагере, в Сибири, а дети были направлены в детдом для детей репрессированных. Больше ничего о судьбе осуждённых брата и сестры, а также их семьях, дед Иван уже не узнает, а тем более, о своих племянниках.

Глава 3

Сейчас, вспоминая тот первый день, когда мы с другом Валерой познакомились с дедом Иваном, и, с интересом и сочувствием, слушали повествование деда о крутых зигзагах его жизненного пути, снова и снова поражался – сколько же горя и страданий может выдержать человеческая душа, какой страшной и злой может быть судьба человека. Конечно же, в тот вечер мы выслушали только небольшую часть исповеди деда Ивана. Постепенно, со временем, вечерами, после полётов или в выходные дни он подробно, обстоятельно поведает нам о своей, такой тяжкой, сломанной судьбе. А в тот день, засидевшись допоздна, набрались-таки бражки, и деду пришлось доводить нас и укладывать в постели (хоть и вкусная у него была бражка, но координацию нам подпортила основательно), зато утром голова не болела. Да ещё дед на завтрак угостил домашней ряженкой (держал двух коров) и в дальнейшем всегда баловал нас домашним молоком.

Наблюдая, как дед Иван общается с нами и проявляет отцовскую заботу о нас, я понял, он ждал нашего появления в его доме и был готов к такой встрече. Когда я спросил об этом у него, он рассмеялся:
– Я уже давно хотел жильцов в своём доме, но только с Украины, чтобы можно было поговорить на родном языке, попеть украинских песен, а найти таких собеседников мне помогла моя приятельница – татарка Айше. Мы с ней дружим уже несколько лет. Сначала она познакомилась с моей Марией, они стали близкими подругами, её квартира совсем рядом, а когда случилась беда и Мария слегла, только её бескорыстная помощь удержала меня на этом свете.
А вечером, когда мы пришли с полётов домой, к нам зашла апа Айше и мы вместе слушали рассказ деда Ивана о его мученическом пути из родной Украины, через Сибирь до Арала.

Сколько лет прошло от той памятной Пасхи 1933-го года, а это более тридцати лет, но боль от воспоминаний о том дне, когда их подвода наконец остановилась возле родного дома и они увидели весь тот разор на их хуторе, как клещами перехватил горло. Он замолчал и сидел какое-то время, молча, прокручивая те воспоминания в своей памяти. Мы сидели, молча, понимая и сочувствуя, прекрасно понимая, как тяжело даются такие воспоминания, когда у человека, в его душе снова оживают все ужасы прошлого.
Когда Иван с родителями появился в помещении правления колхоза, где в это время проходило собрание руководства колхоза и комитета бедняков, им рассказали, что произошло с их родными и, главное, им предложили немедленно и добровольно вступить в колхоз и сдать всё то, что не успели забрать раньше уполномоченные. Разозлённые таким зверским произволом, вся семья категорически от такого предложения (как можно отдать своё, заработанное тяжким трудом, имущество и живность в чужие руки). На собрании их признали куркулями, приговор был скорый и безжалостный – всю остальную их семью принудительно, под конвоем, выслать в Сибирь с полной конфискацией скота и имущества. Сразу же, поспешно, при помощи вооружённого отряда чекистов, а также местных комсомольцев и активистов, загрузили всю их семью в товарняк – и в Сибирь. С собой смогли взять только небольшое количество продуктов, одежду (не всю), постель и кое-что из инструментов (топоры, лопаты и некоторые инструменты для плотницких работ), что очень поможет репрессированным в условиях проживания в Сибири.

Когда их на телегах доставили на большую железнодорожную станцию, то там уже, на запасном пути, находилось несколько товарных вагонов. Через два дня эти вагоны, под пристальным вниманием вооружённого военного конвоя, постепенно загрузили взрослыми, детьми и их нехитрым имуществом, которое смогли собрать  репрессированные перед отправкой этапа в Сибирь. Вагоны заполняли довольно плотно и когда вагоны загрузили, эшелон начал свой страшный путь в Сибирь. Время от времени вагоны догружались на некоторых железнодорожных станциях. Эшелон продвигался не спеша, почти месяц, выживали только тем, что на некоторых остановках меняли на еду что-то из одежды, или из женских украшений. За Уралом, иногда, местные, когда видели в окнах детей, передавали хлеб, варёную картошку или яйца. О врачебном обслуживании не могло быть и речи, из-за нечеловеческих условий жизни и большого скопления народа начались массовые заболевания и смерти. От болезни и голода умерли его и жены родители, хоронить умерших не разрешали, их тела остались где-то на просторах Страны Советов, умерших просто оставляли на остановках.

После остановки на конечной станции этого скорбного пути, их, кто остался в живых и мог стоять на ногах, выстроили. Составили списки и поделили на отряды. Для инвалидов, женщин с детьми и пожилых немощных стариков, были выделены телеги, на которые сложили и имущество. Так колонной, отрядами, в окружении вооружённого конвоя с собаками, начали свой пеший переход к месту расположения концлагеря для репрессированных, который находился в 50-ти километрах от железнодорожной станции. Его начали строить несколько месяцев тому назад сами заключённые, а рядом с лагерем были расположены бараки для принудительного поселения осуждённых по «Постановлению ЦИК и СНК СССР от 7-го августа 1932-го года». Во время этого марша вынуждены были поздно вечером остановиться для ночёвки в тайге. В расчёте на такую ночёвку, на телегах было заготовлено несколько армейских палаток. Для женщин и детей установили палатки, остальные спали под телегами, а с восходом солнца снова колонной, под лай собак к лагерю. Прибывших на место переселенцев, встретил начальник лагеря. Их снова построили, проверили наявность по списку и зачитали правила проживания в поселении.
Бараки, в которых они будут жить, им ещё предстоит достроить и как можно быстрее, чтобы успеть до холодов. Продукты для питания им будут выдавать только при условии выполнения установленных администрацией лагеря нормативов труда. Амбулатория с врачом – в лагере, но вскоре выяснилось, лекарств очень мало. Вынуждены были лечиться только травами и хвоей (этого там было вдоволь). Самым тяжёлым для людей оказался первый год жизни в Сибири, особенно для пожилых людей, очень много из них ушло на вечный покой так далеко от родного края, от родного дома, от могил своих предков. А на третью зиму, от лютых морозов и скудного, некачественного питания заболели оба их сыночка-погодка, вылечить не смогли, их могилки остались в Сибири. С того времени поддерживали друг друга, как могли. После всего перенесённого – детей уже не имели. А пятьдесят пятого им разрешили выехать из Сибири, но назначили местом проживания город Аральск, с обязательным контролем в органах КГБ. Слушая эту страшную исповедь, я снова серьёзно задумался о справедливости и непогрешимости коммунизма, но, мечтая о небе, о полётах, вынужден был хранить эти мысли глубоко в своей душе.

Глава 4

Мы с дедом Иваном очень подружились, как я понял, мы стали для него, как воспоминанье о его сыновьях, которых забрала злая судьба. Каждый день он готовил нам завтрак, а вечером ждал нас после полётов на ужин. Детально расспрашивал, как прошёл день, куда летали, благополучно ли всё? Внимательно выслушивал, чувствовалось уважение к нам, к нашей профессии. Когда узнал, что обедать нам во время полётов некогда, да и негде, заставил брать с собой бутерброды. Такой заботы, семейного тепла, как от отца, которой я никогда не знал, мне, естественно, не хватало, особенно, в выходные, праздничные дни, когда не нужно было ехать в аэропорт. У него всегда находилось время для общения с нами. Часто, с апа Айше, он пел песни, а мы, уж как могли, пытались подпевать. У обоих были замечательные голоса – очень сожалел, что Мария сейчас не может с ними петь, хвалился, что она раньше очень хорошо пела, за что он и посватался к её родителям.

Припомнился случай, который произошёл в доме деда Ивана перед самыми праздниками, настоящее чрезвычайное происшествие! Дед побелил в доме стены, выстирал и развесил праздничные шторы и занавески, готовил праздничные блюда в печи. Но, дело в том, что у него на печи стояли бидоны, в которых вызревала, достигала кондиции его вкусная брага. Но, видимо, в тот день он слишком разогрел печь. Когда мы вечером пришли домой, то были шокированы. По комнате, прихрамывая, ходила хозяйка и кляла деда такими словами, что мы остолбенели. Дед, только молча, разводил руками. Весь потолок и стены были забрызганы брагой, шторы висели грязные. Конечно же, мы сразу включились в уборку, ликвидацию последствий стихийного бедствия. Это продолжалось почти до восхода солнца, но, Первое мая, мы отмечали уже за праздничным столом. Когда выпили по рюмке коньячку, и хозяйка немного успокоилась, дед повеселел, пошутил:
– Не было счастья, да несчастье помогло.
Действительно, хозяйка два года лежала, не могла ходить, говорить, а сейчас, после взрыва двух бидонов с брагой, хоть и не чётко, но говорила и потихоньку передвигалась по комнате. Для деда Ивана это был настоящий праздник – его любимая Мария смогла сесть с нами за праздничный стол – правда не надолго, но всё-же посидела с нами и даже пошутила над дедом.

Мы продолжали жить у них, а вечерами были песни и душевные разговоры, дед всё вспоминал свою молодость и тяжкую, бедственную жизнь. Рассказал подробно, как был поражён, когда из Сибири приехал в эту пустыню, в эти знойные пески. Сколько сил потребовалось, чтобы создать такой огород и выращивать чудесные, свежие овощи и арбузы с дынями, которые мы с удовольствием уплетали. Это было настоящее счастье, что мне в те нелёгкие первые месяцы проживания в Кызылкумской пустыне, повстречались такие дед Иван и баба Мария. Люди, которые, не смотря на все те несчастья и такую тяжёлую судьбу, выпавших на их долю, смогли сохранить в своих душах человечность, трудолюбие, способность придти на помощь любому, кому она необходима в данный момент.

Как выявилось в дальнейшем, это была своего рода исповедь деда Ивана перед концом его жизненного пути, а мы стали её достойными слушателями. После нескольких месяцев проживания у деда Ивана мы должны были лететь в Алма-Ату на учёбу, е когда возвратились, то с трудом узнали своего деда Ивана. За это время внезапно умерла его любимая жена Мария – единственный, самый дорогой для него человек, которая оставалась живой из его, когда-то большой семьи. После похорон он осунулся, сник, ослаб физически. Сразу же предупредил нас, что хочет продать свой дом и, не спрашивая ни у кого разрешений, поедет на Украину – хочет быть похороненным в родной земле. Мы тепло попрощались с дедом Иваном, к сожалению, его дальнейшей судьбы я не знаю. Вспоминаю с теплотой и благодарностью эту прекрасную немолодую пару, которая на удивление, смогла, не смотря на все те невзгоды и несчастья, которые выпали им, сберечь любовь и уважение друг к другу. До сих пор ругаю, в душе, себя, что из-за занятости, горячки в работе, лично не провёл деда Ивана на родную Украину.

Как бы там ни было – вся моя жизнь строилась при достойной помощи учителей – кто-то учил меня грамотно, безаварийно летать, кто-то учил выживать в тяжких бытовых условиях, уметь находить выход из, казалось бы, безвыходных положений, а кто-то учил не проходить равнодушно мимо чужой беды, замечать немое горе в затаившихся глазах!..

часть третья

ТРАГИЧЕСКАЯ  ИСТОРИЯ  ГРЕКОВ  ПРИЧЕРНОМОРЬЯ…
*******
Глава 1

Печальные обстоятельства заставили нас искать частное жильё, а помог нам в этом наш дед Иван. Он порекомендовал обратиться к греку Никосу, который заведовал продовольственным складом военной части, а дед был у него бригадиром. Никос предложил поселиться в его доме. Это был большой удобный дом из красного кирпича на двух хозяев. В Аральске таких домов было мало, одну половину его с тремя комнатами заняли мы, а во второй половине жили – Никос с женой Марией и их дочуркой. С первой же встречи с этой семейной парой, у меня возникли удивление и вопросы – очень уж они отличались друг от друга. Мария была статной, красивой, довольно высокой, с тёмными волосами женщиной. На взгляд, ей было лет тридцать, тогда как Никос рядом с ней выглядел намного старше. Был худощав, ничем не примечательным мужчиной и почти на голову ниже Марии. Не зная – можно было принять его за её отца. Но при разговоре, беседах с ним, я внезапно почувствовал, что за этим показным, неброским образом скрывается железная воля и недюжинные умственные способности. Особенно меня поразили его большие чёрные глаза, которые казалось, пронизывали собеседника насквозь, извлекая из него все его тайные мысли.

Хозяйка не работала, а Никос пропадал на работе с утра до вечера. Когда мы не летали и, отдыхая, оставались дома, она всегда приходила к нам со своей дочуркой чаёвничать, угощая нас пирожками и печеньем, которые выпекала сама. На этот случай у нас всегда была припасена бутылочка красного полусладкого вина. Вот при этих посиделках да под влиянием винца, она и поведала нам, постепенно, о судьбе греческой общины, о причинах приведших греков Причерноморья на берег Аральского моря. Во время первых наших бесед, она призналась, что имеет грех – очень болтлива и, зная за собой этот грешок, предупредила:
– Я могу, ненароком, что-нибудь разболтать, что может не понравиться моему Никосу, вы уж ему ничего о наших беседах не говорите. Если честно, я его очень боюсь, хотя он меня с дочкой очень любит, балует, ничего для нас не жалеет. Он очень богатый и его уважают и подчиняются все в греческой общине, в которой до десятка семей, он у нас за руководителя, окончательное решение всех вопросов только за ним. Он запрещает мне с кем-либо дружить, а я так люблю с кем-то разговаривать. Я рада, что он разрешил вам жить у нас, вот теперь я буду иногда общаться с вами – только не выдавайте меня.
Естественно, мы заверили её, что наш рот будет на замку. Тем более, обе половины дома были связаны тайной, закрывающейся на ключ дверью, чтобы соседям не было видно.

Так мы, время от времени, становились слушателями очень интересных, увлекательных рассказов о необычной судьбе причерноморских греков. Таких историй в то время, да ещё и от живых свидетелей тех событий, я не нашёл бы нигде – это всё было под грифом «совершенно секретно».
Под Одессой, на берегу Чёрного моря, находилось греческое поселение, заселённое греками ещё в давние времена. В основном, это были мореплаватели, которые осуществляли перевозку грузов между Причерноморьем, Африкой и Ближним Востоком, а также занимались торговлей, и история этих поселений уходила вглубь веков. При царской власти, получив подданство России, греки довольно часто служили в российских войсках, во флоте. После свержения царя и установления Советской власти, греки, исторически поселившиеся на Юге России и на Кавказе, в своём большинстве поддержали установление и укрепление власти большевиков. Но это продолжалось не очень долго – уже в 1936-м – 1938-м годах высшее руководство партии и страны рассматривало превентивные меры для обеспечения безопасности приграничных территорий за счёт переселения, освобождения от неблагонадёжных, с точки зрения Советской власти, элементов, а также изоляцию «врагов народа» – «Большой террор».

Подтверждением тому является опубликованная теперь – «Директива №50215 от11.12.37г.», подписанная Ежовым Н.И. о начале репрессий против греков из приграничных территорий. Их огульно судили, мотивируя это тем, что все они представляют опасность для коммунистического общества, подтвердив это в дальнейшем – «Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) №П57/49 от 31.01.38г.» про продолжение репрессий и внесудебное рассмотрение дел до 15-го апреля 1938-го года. На сегодня известно – судили не только тройками, но и заседаниями чрезвычайных комиссий (Н.Ежов и А.Вышинский), рассмотрение дел проводилось списками или целыми альбомами. Из опубликованной сейчас переписки руководителей приграничных управлений НКВД с Наркомом Внутренних Дел – Успенским А., до первой декады мая 1938-го года были готовы к высылке из Украины в Казахстан, более 90 000 человек (в частности с Одесской области – 2119 семей, это 76 922 человек). Но тогда, полностью выполнить этот замысел не удалось (причины остановки чекистской операции по выселению, неизвестны – в фондах Госархива Службы безопасности пояснений на сегодня не найдено).

Глава 2

Сейчас хочу возвратиться к воспоминаниям нашей говорливой хозяйки Марии. Она с родителями и старшим братом Григорием жили в небольшом посёлке на берегу Чёрного моря, недалеко от Одессы. Хозяйке тогда было пять лет, она рассказывала, что до войны всё население посёлка занималось рыбным промыслом и контрабандой, а возглавлял этот бизнес двадцатисемилетний грек – Никос. Он был соседом их семьи и часто заходил к ним в гости. Всегда угощал её и брата Григория, который был на три года старше неё, конфетами, дарил им игрушки, а также заграничную детскую одежду и обувь, этого ширпотреба он имел не меряно. Он был богат, но всегда был готов помогать каждому, кому нужна была помощь, даже не ожидая просьбы от нуждающегося. За это его очень уважали жители городка и родители Марии. И ещё – он всегда хвалился её родителям, что обязательно подождёт, пока подрастёт их дочка и она будет его женой. Родители воспринимали это, как шутку, да и возражать ему не могли. В их городке он был «бог и царь», их благополучие, да и жизнь их зависела от него. А ведь всё получилось, как он сказал.

Первая волна репрессий против греков 36-го – 38-го годов не зацепила их городка. Как рассказала Мария, об этом она догадалась значительно позже, слушая разговоры взрослых – этому поспособствовал всё тот же Никос, он сумел отвести беду от местных греков, но это стоило ему очень дорого. Поэтому следующие несколько лет его контрабандная, мафиозная группировка работала очень упорно, напористо, чтобы община греков их городка не чувствовала ни в чём недостатка. Нет, бдительное око НКВД внимательно следило за незаконной деятельностью греков, и все они фигурировали в списках неблагонадёжных элементов. Чтобы быть справедливым, надо отметить – не только греки находились под внимательным взором органов – в эти списки были занесены с десяток наций и народностей Советского Союза, особенно Юга Украины и Кавказа. Поэтому, когда началась Великая Отечественная война и гитлеровские войска стали приближаться к Одессе, настал черёд и их. Немедленно, впопыхах всех их загрузили в эшелоны и отправили в сторону Казахстана, Узбекистана и Сибири.

Путь к новому месту жительства оказался очень трудным – жестокий, хамский конвой, отсутствие медицинского обслуживания, никакого питания – по опубликованным показаниям живых свидетелей, только на седьмой день пути начали выдавать  по тарелке овсяной баланды и стакану айрана на душу в день. И снова благодаря предвидению, расчёту и холодному уму Никоса, в их эшелоне умерших почти не было. Мария предполагала, что за несколько дней до начала репрессий Никоса предупредили и он смог подготовиться и забрать с собой драгоценности и большую сумму денег, при помощи которых он и его сообщники спасали своих соотечественников-греков во время выселения в Сибирь и выживания потом в тайге. После прибытия к месту назначения, им приказали немедленно начать строительство бараков для проживания.

Никос сразу же возглавил всю греческую общину. Организовал бригаду строителей, обслуживающую бригаду (для помощи строителей, готовить еду, присматривать за детьми, стариками, больными). Сумел уговорить начальника охраны (видимо тоже за немалый куш) найти и уговорить доктора для обслуживания их поселения. Мало того, в дальнейшем он смог организовать даже школу с учителями, выбранными из сосланных, и это при не обсуждаемом условии, выставленном руководством лагеря – выполнение норм заготовки древесины. Дисциплина была железной, ослушаться не мог никто, может благодаря этому большинство сосланных смогли благополучно выжить в сибирской  тайге.

Но, надо признать, тяжёлые природные условия, принудительный, все силы выматывающий труд, скудная еда, паскудные условия проживания для греков, которые веками жили в южных регионах, были тяжёлым испытанием и многие не выдерживали этого. Среди тех, кто не выдержал этого нечеловеческого эксперимента были и родители двенадцатилетней Марии и её брата Григория, их могилы остались на просторах Сибири, а Никос сразу же взял над ними опеку. Как рассказала Мария, со стороны Никоса они получили надёжную защиту и полное материальное обеспечение – он заменил им родителей, очень чутко, трепетно относился к ней, а для Григория был вместо брата.

Когда ей исполнилось семнадцать, они обвенчались, сыграли в лагере свадьбу, а уже к концу того же пятьдесят четвёртого года им разрешили выехать из Сибири, но назначили место проживания – город Аральск. Переехали сюда всей греческой общиной. Все вместе строили или выкупали жильё. Для своей, только созданной семьи, Никос построил очень хороший, большой дом – в одной половине жили они с Марией, а в другой (где сейчас жили мы) поселился её брат Григорий. Вскоре после переезда в Аральск брат начал встречаться с женщиной, тоже гречанкой, которая была выслана на поселение из Ленинграда, где работала парикмахером, а подпольно организовала публичный дом – из-за чего и была выслана в Аральск. Она была старше него на пять лет и имела десятилетнюю дочку. Эту женщину невзлюбили в греческой общине (обладала скандальным характером, за короткое время успела поссориться со всеми), но брат её очень полюбил и настоял на женитьбе, чем и выбрал себе трагический путь.

Прожили они в новом доме три года, и всё это время ему рассказывали, что его благоверная гуляет – «налево». Конечно же, он не верил – как слепая любовь может выключить разум. Однажды его привезли домой друзья пьяным в стельку – что-то праздновал и перебрал хмельного, а утром жена вызвала милицию и заявила:
– Он ночью, в пьяном состоянии, изнасиловал мою дочь, свою падчерицу.
Вскоре суд присудил ему двадцать лет тюремного заключения, а половину дома, в котором они жили, отдал в пользу жены, что и было главной целью «любимой» Григория (девочку Григорий удочерить не успел). Никто не верил, что он мог совершить такое преступление, но доказать его невиновность не смогли. В этом случае справедливым судьёй оказалась – Божья кара. Через год она умерла в муках от рака, а её дочка уехала к своим дальним родственникам. Никос через суд смог вернуть часть дома, который принадлежал Григорию, а оправдать его самого не получилось.

Глава 3

Но всё-же, справедливость на этом свете существует. Почему я в этом уверен? Однажды я с хозяйкой Марией и её дочкой, сидели у нас во дворе, на нашей половине дома и распивали чаи. Вдруг во двор вошла молодая, модно одетая, красивая женщина. Как только Мария увидела её, побледнела, схватилась за сердце и только молча, смотрела на неё, а женщина подошла к нашему столу, стала на колени и плача вдруг тихо заговорила:
– Тётя Мария, простите меня, я такой грех взяла на свою душу, молодой была, да и мама меня заставила. Той ночью она сама лишила меня невинности и заставила свидетельствовать на суде против моего отчима, Вашего брата Григория. Десять лет я мучаюсь, не могу спокойно спать. Божья кара уже покарала мою мать, но я не искупила свой грех. Сейчас моя дочка очень больна, никакие врачи и лекарства не могут помочь. Я возила её и к знахарям, не помогло, но одна из них настойчиво советовала пойти в церковь и исповедоваться. На исповеди я покаялась в своём грехе, рассказала всё батюшке и он направил меня, посоветовал поехать к Вам, написать всю правду в милиции, чтобы вызволить Вашего брата из тюрьмы. Прошу простить меня и помогите исполнить тот наказ.

Сказать, что я был шокирован, это очень мало, я сидел как-будто в трансе. Сколько лет уже пролетело с того дня, а меня, когда вспоминаю всё это, охватывает снова и снова удивление и печаль. Передо мной за несколько минут промелькнули сломанные судьбы нескольких человек, и воспоминания о тех событиях, которые неожиданно встретил на своём пути – до сих пор живут в моей голове и время от времени всплывают, тревожат мою душу. Сколько же такой мерзости на белом свете? А чувства того несчастного, который десять лет ни за что просидел за решёткой, и это после сталинских лагерей? Несчастный советский народ, над которым проводились такие бесчеловечные эксперименты. Я не знаю, чем закончилась вся та эпопея, замешанная на подлости, жадности, низости человеческой натуры. Знаю только, что заявление в милицию было подано и падчерица согласилась, поклялась свидетельствовать в суде, чтобы искупить свой грех.

Сейчас, под воздействием всех этих воспоминаний, решил дополнить рассказы греков, которые вынуждены были выживать в Приаральской пустыне, хороня своих близких и родных на необъятных просторах великой, безжалостной империи, а не рядом с могилами предков. Да, эти дополнения, найденные в архивах НКВД и обнародованные в наше время, не связаны с Аральском. Но они повязаны с болью и страданиями обыкновенных людей, которые имели несчастье родиться с национальностью, что не нравилась, вызывала страх и ненависть извращённых, больных на шизофрению руководителей, вождей, которые так «умело и уверенно» вели свою страну к светлому будущему – КОММУНИЗМУ. Как пример – наведу только одну трагическую судьбу грека-коммуниста:
– Выписка из личного дела (архив НКВД) – Кудаковцева Григория Ивановича.
Грек, редактор греческой газеты «Коллективистыс» – член ВКП(б) с 1927-го по 1937-й годы, женат, трое детей. Исключён из партии – 13.11.37г. «За потерю партийной бдительности, за нарушение директив партии (за самовольное сокращение тиража газеты)».
Во время «греческой операции» НКВД – арестован 11.02.38-го года, а    23.09.38-го года – тройкой по Сталинской обл. осуждён к расстрелу «за участие в греческой контрреволюционной националистической диверсионно-повстанческой организации».
04.10.38-го года РАССТРЕЛЯН – 21.02.59-го года РЕАБИЛИТИРОВАН.

В дополнение – приведу пять писем маме, написанных кровью на клаптиках своего белья и сохранённых для истории его братом Спиридоном:
1. Дорогая мама, я знаю, что ты много плачешь, переживаешь. Я надеюсь, что меня освободят, ведь я не виновен. Пусть Спира напишет Сталину, ведь строил Советскую власть я в селе. Я соскучился за вами. Ваш Гриша.
2. Дорогие мои! Где Коля? Мамочка, нас отправят скоро отсюда, нас отправят на север, в Соловки. Писать письма мы не можем. Мы все враги народа. Мамочка, пусть Спира напишет письмо комиссии политбюро при ЦК, что с не виноват ни в чём.
3. Дорогая мама, меня делают контрев. шпионом, предателем Советской власти, что я организатор повстанческого греческого отряда в Мариуполе, связан с Грецией. Тут очень тяжело. Пишите Ежову!
4. Дорогая мама! Тут очень тяжело. Как твоё здоровье? Держись, я выдержу всё. Меня заставляют подписаться, что я шпион, хотел создать греческую республику на Украине. Пишите Сталину!
5. Мама! Пишу вам последнее письмо. Завтра нас отправляют. Куда? Ваш Гриша. Пишу кровью.

И в завершение этой трагической истории одной из репрессированных наций хочу добавить – в 1967-м году все греки Аральска подали прошение в МИД СССР о разрешении выезда им в Грецию, на постоянное место жительства, и, на удивление, это прошение было удовлетворено. Но, в это время, в Греции произошёл путч – к власти пришли «чёрные полковники». Это был удар «ниже пояса», греки испугались и решили подождать с выездом на Родину. Я прожил у них после этого события недолго, месяца три, а затем пришлось сменить место проживания и дальнейшей их судьбы не знаю.

часть четвёртая

ЖЕРТВЫ  СУДЬБЫ…
*****

Глава 1

Дело в том, что мой командир экипажа – Меладий Михайлович Арбузов, с которым у меня сложились хорошие, дружеские отношения, собирался переехать жить и летать в родной город Куйбышев, где проживали его родители и жена. А я довольно часто ходил к нему в гости. Он жил на квартире в частном доме у немолодых супругов, оба были русскими, детей не имели. Меня всегда приятно удивляло, с какой теплотой,  по-родственному они общались между собой – хозяева дома и мой командир. И когда мы вечером, после полётов или в выходные, праздничные дни сидели за рюмкой вина, чувствовалось, что Меладий Михайлович для них был, как старший сын, а меня они принимали за младшего сына.

Признаюсь, для меня это было очень приятно. Я находился за тысячи километров от родного дома, и мне так не хватало тепла, сочувствия, маминой любви, общения с родными, близкими, дорогими моему сердцу людьми. Спасибо судьбе, что подарила мне встречу с такими добрыми, неординарными людьми. На момент наших первых встреч, бесед я ещё не знал, да и представить себе не мог, с какими необычными людьми судьба свела меня. Кто они? Какую жизнь они прожили? Что привело их в Кызылкумскую пустыню, в Аральск?

А сейчас постараюсь описать их и вкратце о их жизненном пути.
Дядя Витя – высокий, худощавый, мускулистый, красивый, с пышными усами, мужчина. Кроме красивых усов имел внимательные, умные глаза. И, что мне в нём особенно нравилось – умел внимательно слушать собеседника и ярко, интересно рассказывать. Тогда как тётя Люба, его жена, наоборот, была не образована, могла высказаться ярким матерным языком, и это не выглядело вульгарно, пела и знала много сибирских «солёных частушек». Обладала очень доброй душой, была очень трудолюбива, и в дальнейшем я всегда чувствовал её заботу. Позже я стал называть её мамой Любой. Когда Меладий Михайлович уехал к себе на родину, я ещё несколько дней жил у греков, но нередко заходил к ним, тётя Люба всегда угощала меня обедом или ужином, она всегда боялась, что голодаю. Но однажды дядя Витя приказал перенести свои вещи к ним, и сам помог мне в этом. Тем более, что дома находились рядом, на расстоянии ста метров, а мой товарищ – пилот Валера, тоже уехал на родину в Житомир, и мне стало скучно одному в трёх комнатах у греков.

Теперь я всегда имел и собеседников и родительскую заботу от людей, которые со временем раскрыли передо мной все тайны своей, такой трагической и неординарной судьбы. За то время, что я жил у своих новых хозяев, а это почти три года, было достаточно, чтобы понять, что судьба не зря послала мне эту дружную, одинокую пару, которая помогла мне пережить разлуку с родными и бороться с трудностями быта и тяжёлой лётной работой.
Постепенно, общаясь с ними, я начал понимать, что иногда человек может стать заложником своей судьбы и изменить что-то в этом невозможно. Удивительная это вещь – судьба человека! Только оглянувшись на свой прошлый жизненный путь, можно оценить – был он удалым, счастливым или же неудачным, трагическим. Часто слышу, как кто-то жалуется, что, мол, выпала ему злая судьба или хвалится своей счастливой судьбой. На этот счёт имею своё личное, независимое мнение – судьба не может быть ни плохой, ни хорошей – она просто записана на ВАШ счёт, на ВАШЕЙ странице, в той судьбоносной книге, месторасположение которой не знает никто, чтобы не было соблазна – что-то изменить в тех записях! И каждый сам уж решает – кто распределяет те записи в книге судеб, или это Бог, или какой-то высший разум…

А сейчас, возвращаясь в воспоминаниях к тому, уже далёкому времени, хочу поведать читателю о тяжком, необычном жизненном пути семейной пары, которая в то время заменила мне маму и близких родных. Дядя Витя родом из Западной Сибири, из села, расположенного недалеко от Омска. Родился в семье коренных, потомственных крестьян, отец – один из инициаторов создания колхоза в их деревне, а затем руководил им, мать работала на ферме, возглавляла бригаду доярок. Семья пользовалась заслуженным авторитетом у односельчан. Детей в семье воспитывали в уважительном, почтительном отношении к старшим в своём роду. Среднее образование получил с отличием, а работать начал в колхозе ещё учась в школе. Когда началась Великая Отечественная война, его со старшим братом призвали в армию и направили обоих на ускоренные офицерские курсы. По завершению которых, младшим лейтенантом прошёл ад знаменитой Сталинградской битвы. Был тяжело ранен, лечился в Ташкенте, а брат в тех боях погиб. После выздоровления его направили на фронт, который к тому времени находился уже на Украине.

По пути следования эшелона, на одной из остановок, ватага каких-то мужиков в военном обмундировании, предложили ему выпить с ними. Что было после этого, вспомнить не смог. Проснулся в лесу, раздетый до трусов, без документов, без денег. Полдня рвал, отходил от отравления и размышлял, прикидывал, что делать дальше. По всей вероятности, от железной дороги находился далеко – ни разу не услышал гудков, движения поездов. Ему явно грозил военный трибунал, а во время войны, за дезертирство – могли и расстрелять. Обнаружил невдалеке село, выждал и ночью забрался в крайнюю избу – связал пожилых хозяина и его жену, нашёл подходящую себе по размеру одежду и взял немного денег.

Несколько дней шёл пешком, тайком, ночью, двигаясь вдоль железной дороги. Наконец-то решился, и на одном из подъёмов, когда пассажирский поезд сбавил скорость, смог на ходу, через открытое окно, залезть тайком в пассажирский вагон. Когда шёл по вагону, вдруг увидел в купе майора, ну очень похожего на него. Стоя возле окна, дождался, когда он с товарищем  вышел и направился в сторону ресторана, сумел открыть купе и стащить чемодан. Затем не мешкая, соскочил на ходу с поезда. В чемодане обнаружил документы и форму майора, с которыми сумел на попутных авто добраться до Москвы. Понимая, что с этими документами можно в столице погореть, сжёг их, а форму обменял на старую, гражданскую одежду.
Глава 2

С первых же дней на нелегальном положении, не давали покоя мысли, что делать дальше? Как выкарабкаться из той беды, в которую попал не по своей воле? Прекрасно понимал, если попадёт под зоркое око военного патруля или милиции, трибунала не избежит, поэтому сразу же натянул на себя рваные, грязные лохмотья, не брился, зарос, был грязен (не умывался). В голове постоянно стоял, не давал покоя вопрос, на который не мог дать ответ – почему так сложилось, вся страна воюет с ненавистным врагом (да и он никогда не был трусом, прошёл тот ад под Сталинградом), а теперь должен прятаться по помойным ямам. Как он ненавидел тех выродков, которые сломали его жизнь. Ночами не мог спать – представлял, что случится с его родными, если его осудят как дезертира, врага народа, он очень любил родителей, свою семью. Боясь принести им такое горе, решил, если появится угроза его ареста – он живым не сдастся. Для этого всегда имел при себе острую заточку, лучше умереть неизвестным.

Однажды, слоняясь трущобами Москвы, в одном из тёмных, глухих проулков заметил ватагу бандитов, которая обступив пожилого мужчину, издевались над ним и время от времени били его ногами. Он уже даже не кричал, а только иногда ойкал, стонал и всхлипывал. Когда он увидел это, в его душе всколыхнулась такая волна ненависти к шпане, к ворам, которые так нагло изуродовали его судьбу, а сейчас толпой избивают, издеваются над беззащитным стариком-нищим. Ни секунды не задумываясь, кинулся на эту банду выродков, вот где его заточка оказалась к месту. Когда дядя Витя рассказывал мне о том происшествии, сам удивлялся, как всё это произошло мгновенно – трое подрезанных бандитов оказались стонущими и в крови на земле, а трое других мгновенно исчезли в кустах. Тот, над кем издевались бандиты, также лежал и стонал на земле – идти самостоятельно он не мог. Пришлось дяде Вите как можно быстрее подхватить его себе на спину и исчезнуть с этого места, обычно банды такого не прощают.

Вскоре, чувствуя себя совершенно обессиленным – остановился в каком-то дворе, снял свою ношу и, прощупав карманы старика, нашёл бутылку воды, с помощью которой начал приводить в сознание своего нового товарища. Довольно быстро это ему удалось – видимо в такие ситуации тот попадал не однажды, опыт помог восстановить силы. Как только слегка очухался и сориентировался, где они находятся, сразу же, с помощью спасителя, повёл проулками, проходными дворами к своей надёжной, безопасной берлоге, убежищу. Это были подвалы заброшенных, полуразрушенных старых мастерских, которые уже много лет не использовались, и попасть к которым было довольно сложно.

Оказавшись в довольно просторной комнате, зажгли старую, дореволюционного изготовления, керосиновую лампу. Здесь даже стояла огромная деревянная кровать, застеленная пуховиком, и лежало несколько подушек. После того, как хозяин  этой комфортабельной берлоги надёжно закрыл двери, через которые они сюда проникли, он показал спасителю ещё два замаскированных хода, через которые можно было незаметно исчезнуть в случае опасности.
Вот теперь они смогли с облегчением вздохнуть, и хорошо рассмотрев друг друга, познакомиться. Времени для этого у них было более, чем достаточно. Равноценность их социального статуса вызывала взаимное доверие друг к другу. И хотя вид хозяина этого убежища на улицах мог вызвать презрение и отвращение встречных москвичей – дядя Витя понял после дальнейшего общения с ним, что это всё умелая, удачная маскировка для сохранения своей жизни в революционной и послереволюционной Москве. Не зная истины, человек может видеть перед собой только старого, слегка ненормального, бездомного попрошайку. Этому искусству перевоплощения он достиг за долгие годы смут и реальных репрессий в стране Советов.

Миша, как представился новый друг дяде Вите – наследник довольно известного купеческого рода. До революции имел несколько магазинов, лабазов, складов, где торговал зерном, продовольствием, имел мастерскую по ремонту сельхозтехники. Вёл довольно разгульный образ жизни, обожал театр, сам принимал участие в театральных представлениях, что и развлекало, украшало его жизнь. После Октябрьской революции, всё имущество его родителей было экспроприировано. Сами родители и все его родные, постепенно, исчезли в подвалах ЧК во время «красного террора». Поняв, что пощады ждать напрасно – надел маску совершенно ненормального, городского сумасшедшего, и хотя несколько раз попадал в застенки ГПУ, очень умело играл роль, сошедшего с ума буржуя, это и спасало его от расстрела.

Всю ночь и почти до вечера следующего дня они провели, открывая друг другу тайны своей души. Открыли бутылку доброго вина, которая чудом сохранилась у Михаила с давних времён и смакуя настоящий, вкусный кофе, делились своими мыслями, решали, что делать далее. Миша полностью поддержал дядю Витю в его страхе за дальнейшую судьбу его родных, если в органах узнают его настоящую фамилию. Поэтому сразу начал обучать своего друга играть роль недоумкуватого, припадочного, истеричного, бездомного нищего. В этой опасной игре очень важно было не переступить грань, после которой можно попасть в сумасшедший дом, где тебя свободно могли сделать-таки сумасшедшим. Через пару дней Миша смог восстановить свои силы и они, теперь уже вдвоём, отправились бродить трущобами Москвы, в которых он хорошо ориентировался и знал где можно чем-то разжиться и быть сытым.

Глава 3

Так, промышляя в тандеме с Мишей, дядя Витя, под вымышленным именем и биографией бездомного жил уже, как преступник, смирившись с таким печальным поворотом судьбы. Так прошло несколько месяцев, пока однажды, во время облавы, его задержали, но на допросах, не смотря на пытки и побои, не сознался, ни в чём, косил под ненормального психа, сумасшедшего. Суд осудил за дармоедство на пять лет исправительных работ в лагере, который находился в «Серебряном бору» Москвы. Покарание отбывал на стройплощадках Москвы. Злую роль в его судьбе сыграла ненависть к ворам, к криминальной шпане.
Эта ненависть к преступному миру, к бандитам, которые и его вынудили попасть оказаться в лагере с уголовниками, заставляли его бороться не на жизнь, а на смерть с законами уголовного мира. Зеки, с первых дней попадания его в лагерь, пытались сломить его волю, заставляли покориться законам уголовного мира. Иногда это сопротивление уголовным авторитетам могло стоить ему жизни. Через строптивый, буйный характер он провёл почти год в одиночном тюремном карцере или в тюремном лазарете, за что от заключённых получил прозвище – «волк». Снова был осуждён, теперь уже на десять лет – за организацию массовой драки между  уголовниками и осуждёнными по политическим статьям, с которыми вместе бил бандитов. Во время этих побоищ было убито несколько уголовников, и его выслали в один из концлагерей Сибири. Поэтому на свободу вышел только через тринадцать лет и теперь навсегда остался под чужой фамилией.

Как он рассказывал мне, когда он получил справку об освобождении и вышел за ворота лагеря – неожиданно, впервые в жизни, заплакал. За всю свою жизнь, даже в детстве, не плакал, а тут стало так обидно, из-за нелепого случая потеряна лучшая часть жизни. Когда ехал в поезде к назначенному месту проживания в город Аральск, обратил внимание на женщину – явно «зечка». Сидела в уголке и тихо плакала. Подсел, познакомился, её звали Люба, начал расспрашивать, проговорили всю ночь, а к утру решили – будут жить вместе. Когда приехали в Аральск, в тот же день обратились, становясь на учёт в отделении КГБ, с просьбой помочь зарегистрировать их брак, с пропиской и устройством на работу. Дядя Витя с первого дня прибытия стал работать на судоремонтном заводе, стал классным специалистом, его фото, как передовика производства, не один год вывешивали на городскую Доску Почёта. С первых дней совместной семейной жизни он не разрешил тёте Любе работать, берёг её.

Ну и несколько слов о судьбе тёти Любы. Родом она была из центральной Сибири, где-то из-под Красноярска. Когда ей исполнилось шестнадцать, её маму арестовали за доносом местного алкоголика-активиста и вскорости состоялся суд. Приговор был жестоким – как врагу Советской власти, десять лет лагерей общего режима. Она действительно не любила коммунистов и никогда не скрывала этого. Весь их род по происхождению, из Сибири, честно служил царю. Среди старшего поколения было несколько Георгиевских кавалеров. Октябрьскую революцию приняли враждебно, кое-кто принимал участие в восстаниях против Советской власти. И вот, когда суд завершился лагерным приговором для мамы, Люба, как настоящая сибирячка, не удержалась – после суда, днём, на глазах толпы людей, огрела доносчика лопатой по голове, к сожалению насмерть. Этого хватило на двадцать лет лагеря строгого режима, которые отбыла от звонка до звонка, и, как не раз говорила, не жалела об этом никогда.

Не могу не вспомнить об очень интересной женщине – маме тёти Любы. Когда она после десяти лет лагерей возвратилась домой, то смогла пробыть дома только месяц, а затем снова «справедливый суд» и новый срок на пятнадцать лет, как «враг народа».
Мне посчастливилось познакомиться с ней, однажды, она, после освобождения из лагеря, специально заехала в Аральск на пару дней, чтобы повидать дочку и вживую познакомиться с зятем – дядей Витей. Если честно, я был восхищён этой невысокой, худенькой, уже старенькой женщиной. Как же интересно она рассказывала о своей лагерной жизни, о своих подругах в лагере, о дружбе людей, попавших в беду и не сломавшихся (это были осуждённые по политическим статьям). При этом она была очень грамотна, начитана. Могла на память цитировать и писателей, и поэтов, и философов. Мне временами было стыдно за скудость, узость своих литературных познаний.

Вот такие неожиданные, необычные личности повстречались мне на моём жизненном пути и я рад таким встречам, счастлив, что мог многому научиться у них. Я безгранично благодарен им за такую науку. Когда со мной случилась беда, и мне пришлось выехать домой, в Полтаву, на долгосрочное лечение, я всё время чувствовал сопереживание за мою судьбу и дальнейшую лётную карьеру. Мы долго переписывались, а затем дядя Витя сообщил о смерти мамы Любы. Видимо он уехал из Аральска, и наша переписка прекратилась, но память об этих замечательных людях до сих пор жива в моём сердце!

послесловие

Сейчас всё чаще задумываюсь – как всё-же сложно, а может даже невозможно, определить тот процент населения страны, который любит её, готов отдать всё. Даже свою жизнь за её процветание и независимость. В чём же сложность этого непростого вопроса? Что влияет на наше сознание и заставляет оценивать окружающий нас мир? Откуда и под чьим влиянием в наших душах могут возникать любовь или ненависть к другим странам или людям, которые живут в них, или к своим согражданам, соотечественникам имеющим своё, отличающееся от директив центра, мнение? Во-первых – это личная просвещённость, доскональное знание истории. Умение грамотно анализировать все те знания, что поступают в наше время из Интернета, телевидения, СМИ и даже из слухов, услышанных от очень образованных и имеющих влияние на нас, соседей или хороших знакомых друзей. Для меня это очень интересная, увлекательная тема, но чтобы изучить её основательно, наверное, не хватит целой жизни.

Поэтому так и тянет исследовать становление личности, сознания человека и её мировоззрения. При этом прекрасно понимаю, что это практически невозможно – каждый человек это ВСЕЛЕННАЯ, которую постичь, нам не дано.  Но, для примера могу проанализировать, вспомнить, как в моём мировоззрении, постепенно, с течением времени и приобретением жизненного опыта, начали формироваться те критические оценки всего того, что мне ещё с юных лет пытались вдолбить в голову наши  руководители, вожди «самой справедливой и счастливой» страны мира. Вот такую смену мировоззрения, понятий, изменение взглядов на окружающий мир – может вспомнить каждый, если честно вспомнит свою жизнь (не афишируя окружающим всех этих изменений), вот такие выводы и будут самыми правдивыми, так как это только для себя.

Рождение ребёнка, нового жителя нашей маленькой планеты Земля, всегда сопровождается болью и не всегда радостью материнства. Сколько счастья, надежды на счастливое будущее своей крошки в сердцах любящих родителей, но не всегда рождение сына или дочки, это радость и счастье для отца и матери. Вот такие радостные или негативные эмоции, связанные с рождением ребёнка, закладываются в гены новорождённого и в дальнейшем могут проявиться в его характере, образе жизни и в формировании его сознания.

Но это только первые минуты его очень сложного, а иногда и довольно тяжкого существования в нашем реальном мире. Ну а дальше – познание окружающего мира, обучение в течение всего (у кого-то короткого, а у кого-то долгого) жизненного пути. И это познание, становление своего мировоззрения, не зависимо от твоего желания, почти всегда зависит от воспитывающих тебя в детстве родителей, учителей, наставников. Не стоит также забывать о влиянии политической жизни страны во главе с государственной властью и её карательными органами, СМИ, а в наше время телевидения, Интернета. Ещё со школьных лет из нас пытались слепить послушных, покорных, лёгкоуправляемых строителей счастливого будущего.
Вот сейчас, вспомнился, очень ярко, до малейших подробностей, март 1953-го года – смерть Сталина. Искренний плачь учителей, слёзы моей мамы, которая на себе испытала прелести концлагерей, душераздирающий вой сирен, гудки заводов, поездов – траур народа. Вся правда ещё надёжно спрятана в архивах НКВД – КГБ, люди оплакивали смерть своего вождя – в обществе витал страх краха всех светлых надежд и ожиданий. Но, время без устали, безостановочно, движется вперёд – предприятия работают. Поезда, пароходы, автотранспорт, соблюдая расписание, мчат просторами бескрайней страны. Жизнь налаживается.

Подрастающее поколение нужно воспитать в преданности коммунистическим идеям, необходимо вырастить новых руководителей, новых вождей. На всю жизнь запомнилась торжественная линейка во дворе школы, когда мне повязали на шее красный, пионерский галстук. Ооо, какой я счастливый бежал домой, а на шее, на белой рубашке трепыхался красный галстук. Когда до моего дома оставалось метров двадцать, вдруг увидел перед собой нашего соседа, ему, в то время было лет пятьдесят (до сих пор помню его фамилию – Таран). Он одной рукой схватил меня за плечо, а другой, за галстук:
– Ну шо, ты зараз пионэр? – от страха я оцепенел – увидел его глаза. В них было столько ненависти и всё лицо перекошено от злости.
– От пидвисыты б тэбэ на ций червоний ганчирци, паскуднык! Ну, та добрэ – жывы… Отпустил меня и пошёл в свой двор.

Потихоньку, как в трансе, с дрожащими коленками добрёл до своей калитки. Сел на лавочку во дворе – начал обдумывать, анализировать. До этого дня соседи ставились к нам очень хорошо, даже иногда угощали нас с братом леденцами, мама у них часто покупала молоко, мясо – они держали коров, свиней, коня. Только со временем я узнал, что «коммуняки», пытались их в селе раскулачить, отобрать у них всю животину, но они сумели вовремя сбежать в город. Вот эта ненависть и выплеснулась на меня. Я тогда решил никому о том случае не рассказывать – то было разумное решение. В дальнейшем он всегда с уважением относился ко мне и часто мы с ним вели интересные беседы. Это сейчас я уже всё понимаю, в какое сложное время жили и выживали тогда люди. Пала царская корона, кровавым вихрем пронеслась Гражданская война, постоянно менялась власть всевозможных банд, затем война Отечественная, а люди, население – просто хотели выжить.

Жизнь продолжалась. Я взрослел. Активно участвовал в общественной жизни класса, школы. Вспоминаются бурные классные и школьные собрания, оформление стенгазет с критикой и карикатурами на двоечников и хулиганов, обсуждения необходимости поступления в комсомол. На таких собраниях всегда присутствовали инструктора райкомов ВЛКСМ, агитировали, требовали, чтобы мы были сознательными, достойными строителями счастливого, коммунистического будущего. И это давало свои результаты. Помню, как брал в библиотеке «Капитал» К.Маркса, какие-то труды В.И.Ленина – изучал. Нужно признать, мне нравились идеи равенства и мечты о счастливом будущем страны Советов, страны рабочих и крестьян. С удовольствием стал комсомольцем – очень хотел быть полезным своей стране.
Но, как часто случается в нашей жизни, время и наша действительность быстро начали расставлять акценты в моём сознании. Постоянная борьба с бедностью и  нищетой отодвигала, такое желанное счастье, на абсолютно неопределённое время, а так хотелось сытой, обеспеченной жизни сейчас – пока молод, полон сил и желаний. Но самый тяжкий удар по моему «правильному» коммунистическому воспитанию был нанесён коммунистом – моим отцом. Его постоянные  пьянки с последующими домашними дебошами, избиениями мамы и меня – никак не сочетались с моральным обликом строителя счастливого будущего. Мысленно пообещал себе – никогда не буду коммунистом, как потом жизнь довела, это было опрометчиво и слишком уж по-детски. Сейчас понимаю, жизнь постоянно учит нас и корригирует наше поведение и взгляды. Ещё вчера мы были в чём-то уверены, а сегодня, узнав о секретах, каких-то тайнах, которые тщательно скрывались от тебя, можем изменить своё мнение на противоположное. Но даже поменяв своё мнение, иногда не в силах изменить поведение и стиль жизни из-за условий, в которых находишься в данный момент.

Вот так и я, выбрав в детстве мечту – покорить небо и стать лётчиком, шёл к достижению этой мечты, не останавливаясь на этом пути ни перед чем. Но судьба таки жёстко испытывала меня на прочность. Одно время не летал, долго лечился, но своей мечты не предал. Когда снова сел за штурвал самолёта, встала новая преграда. В Аэрофлоте соблюдалось негласное правило – командиром экипажа (особенно на тяжёлой технике) может быть только коммунист. Но червь сомнения и понятия правды и справедливости постоянно беспокоили мою совесть. К тому же, время от времени вскрывались, обнародовались жестокие, нечеловеческие преступления бывших коммунистических вождей. Да ещё и война в Афганистане, груз №200, который не раз видел на аэродроме в Ташкенте и слушал рассказы участников той бесславной войны, развязанной для обогащения верхушки коммунистической власти. Всё это подтолкнуло написать заявление о несогласии с политикой КПСС и выходе из её рядов. Вот такие изменения происходили в моём мировоззрении.

Показателен в этом плане мой недавний разговор со своей десятилетней внучкой. Прочёл ей отрывок из романа о судьбе татарки Айше, боялся, не поймёт – поняла всё, буквально всё, до мелочей и сразу же, с удивлением, вопрос:
– Деда, неужели немцы и советские войска воевали вместе? И те и другие убивали и сажали в концлагеря один и тот же народ Советского Союза? Дети умирали от голода и у одних и у других? – Что я мог ответить ребёнку:
– Сейчас тебе это сложно понять, нужно хорошо изучать историю и не только по учебникам, благодаря Интернету, Фейсбуку надо изучать рассекреченные архивы. А если отбросить политические лозунги и подойти к этим вопросам только с любовью ко всему живому на нашей, такой прекрасной ЗЕМЛЕ, независимо от расы, вероисповедования, нации и цвета кожи – эти размышления можно сократить до нескольких, но очень важных слов:
– КАЖДОЕ ЖИВОЕ СУЩЕСТВО НА НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ ХОЧЕТ ЖИТЬ СЧАСТЛИВО, НЕ ЗНАЯ ГОЛОДА И БОЛИ!