Борис Михайлович, не спеша брёл к своему дому. Батон хлеба, и коробка яиц лежали в его пакете. Как мало, стало ему нужно. Раньше, денег постоянно не хватало, даже когда неплохо зарабатывал. А теперь, остаются излишки от небольшой пенсии. «Похоронные» деньги давно отложены, и дети проинформированы о тайном месте их хранения. Никто не должен страдать материально, когда его не станет. Дети живут отдельно, и жена, ушла из этого мира. Как часто он хотел побыть один, раньше. Отдохнуть от суеты и постоянного галдежа городской жизни. Забраться в какую-нибудь лесную глушь, но обязательно с речкой, поселившись в отшельнической избушке. Он был неприхотлив в быту, и еде. Хотя, в былые годы, с лёгкостью мог позволить себе «шиковать». Но омары съедены, а прошлые путешествия по дальнему, и ближнему зарубежью, как старая киноплёнка — в архиве его памяти. Память, слава Богу — пока ещё в полном порядке, как и рассудок. Странное ощущение: ты жив, но тебя, словно уже ни для кого нет. Тебя не замечают. Ты никому не нужен. Никто просто не знает о твоём существовании, разве что коммунальные службы, и пенсионный фонд исправно, и ежемесячно приветствуют тебя.
Зазвонил телефон.
— Да, привет! Хорошо. Какие у меня дела? Гуляю, вот, в магазин ходил… Конечно. Позвони, только. Пока, — тень улыбки скользнула по лицу старика.
«Странная натянутость разговора с сыном. А ведь раньше мы с ним болтали. О чём? Интересно, я был хорошим отцом? Нет, конечно, не идеальным. Ругался, наказывал, что ещё? Бил? Но только в глубоком детстве, ладошкой по попе, да через шубу... Наверное, не очень хороший, или не очень плохой? Был… Я и сейчас ещё отец, только… Выросли детишки. Зато теперь, как говорится: «И умирать не страшно». А когда было страшно, и что такое, этот страх смерти? Других страхов, что ли мало. Иной раз бывало, жить страшнее...»
«Но почему плохой? Нормальный. Другим уж всё равно теперь не стать. Играли, рисовали, гуляли... Им было интересно со мной, и весело. И дочка, как она радовалась моему возвращению с работы! Бежала мне навстречу, раскинув свои маленькие ручки для объятия. А я шёл, и страшно боялся. Боялся, что она может споткнуться и упасть. Хотелось рвануться к ней, но страх спровоцировать её на ответное движение удерживал меня. «Только бы не упала, — звучало в голове». Такая маленькая и ласковая хохотушка. Да.
Капризный, в детстве, сынуля пытался кричать на всю округу, за что и получал шлепок по заднице. Благо, что тот «капризный» период прошёл очень быстро, почти незаметно. Ещё до детсада. Доброта и отзывчивость стали его «визитной карточкой». Впрочем, это можно отнести к обоим детям. Хотя, чуть-чуть наглости им бы в жизни не помешало. Оба любили утреннюю рыбалку. Сначала, я брал с собой дочь. Потом, сын стал ходить со мной. Теперь, я и сам не помню, где лежат удочки.
Я их часто баловал, но порой бывал и жестковат. Но так я отец, а не мамаша, со слюнявчиком в руках... Как недавно, и уже совсем давно, всё это было. Какие взрослые стали дети, но всё ещё глупые. Только теперь не слушаются, и советов почти не спрашивают, — взрослые… Свои ошибки нагляднее. Глупыши. Не стоит торопиться отказываться от детства. Чем дольше ты его сохранишь, — тем лучше. В душе, конечно. В поступках, взрослеть лучше пораньше. Всё должно быть вовремя. Вот теперь я много знаю. Опыт жизненный огромный. Столько повидал, испытал, прочитал и познал, что пора помирать. Всё это ненужно даже мне».
Старик, вдруг заглянул в свой пакет: «Молоко забыл! Ну, и ладно. Схожу вечером, или завтра утром. Теперь не к спеху. Это ж не то, что было раньше: хоть дождь, хоть снег, хоть камни с неба — вставай и беги на молочную кухню за детским питанием! Молоко, кефир, творожок. Вкусный творожок-то был… Выросли детки».
Михалыч остановился у детской площадки, и присел на лавочку. В утренние часы, здесь было пусто и тихо. Молодые мамочки ещё не вышли на прогулку со своей ребятнёй. Детсадовских, — тащили за руку к манной каше, а школьники обречённо несли свои рюкзаки, набитые учебниками, словно «Бурлаки на Волге».
«Люблю утро: свежо, светло, и всё устремлено вперёд, в будущее. То самое время, когда ты, вполне оправданно, никому не нужен».
Сколько друзей, и товарищей было у Бориса в молодости! И вот теперь, — один. Кто-то умер, но не все. С большинством он сам прервал отношения. Не терпел предательства и фальши. Некоторые исчезли сами, когда Михалыч, потерял значимую должность. Конечно, это были не друзья, и даже не товарищи. Просто им всем, было что-то нужно от Бориса. Кому — халява, выгода, а кому — факт дружбы со статусным человеком.
«Наверное, всё-таки не страшно, когда от тебя чего-то хотят, — подумал он, — гораздо хуже, когда перестают общаться, если им ничего материального от тебя уже не нужно. Но и сожалеть о таких потерях не стоит. Это не страшно, и даже не обидно. Разве может быть страшно, когда просто теряешь ненужное, случайное, как дорожная грязь? Немного жаль. Жаль, что волочил её за собой…»
Старик откинулся на резную спинку лавочки, и прикрыл глаза, слушая птичий щебет.
«Только бы не впасть в маразм! Раз уж смерть неизбежна, то хотелось бы уйти достойно, и в здравом рассудке. Не хочется ослепнуть. Оглохнуть, тоже плохо. Потерять способность передвигаться самостоятельно. Что ещё? Кажется всё. Да, это меня пугает больше, чем сама старуха с косой. Подумаешь, старуха… Да и я не молодой. Старик давно. Как закручу с ней любовь… Сладка будет смерть от любви. Хм. Давненько о любви не вспоминал. Скольких я любил… И ещё больше были влюблены в меня. Но то всё было, кажется до жены. И с ней мы пожили неплохо. Сначала, даже хорошо. В конце вот только, как-то не очень. Однако хорошего было значительно больше, чем дурного. Интересно, мы встретимся с ней после смерти, там..?»
Солнце поднималось всё выше, испаряя утреннюю прохладу. Тёплые лучи прогревали воздух.
«Но почему человек боится смерти? Рождённый в муках, с криками боли матери. Что страшит человека? Забвение, неизвестность, или осознание того, что уснув навсегда, тебя сожрут черви. Есть кремация, не лучшая процедура. Никогда боле, тебе не открыть глаза новому дню. Не обнять родных и близких. Не услышать их голоса, как и этих птах… Нечего бояться, и нечего скулить! Я всегда жил, не боясь ничего. Конечно, в лесную избушку я теперь, и сам не полезу. Одиночества мне теперь в достатке, и в городской квартире. Много мне не надо, прямо — Диоген, хм. Никогда не любил этого философа. Злобный хмырь. Хотя многое из его утверждений и афоризмов актуально звучат и сегодня, отражая современную действительность. Но мы итак все Диогены! Из ёмкости—утробы, появившиеся на свет. И в ёмкости—гробу покинем его. Разница лишь будет заключаться в стоимости последней ёмкости. Дорогая, лакированная древесина, или картонная коробка. Однако этот крошечный промежуток времени: «От Диогена до Диогена» сидеть в бочке глупо.
Вынужденный аскетизм, когда-то это был образ жизни многих людей. Не было не только дачи, машины, но и часто необходимого. Да, почти ничего не было. Стал хорошо зарабатывать — купил машину. Ну, лет много прошло, менялись и машины. Старался построить дачу для детей. Чтоб было, где лето провести: на воздухе, у речки… А если дом большой и тёплый, так и зимой приехать можно. Построил. И как им было хорошо там! Пока были маленькими. Что теперь? Теперь уж всё не так. Есть машина: мне уж не нужна, а детям стыдно ездить на такой. Есть дача: опять же мне не очень-то нужная. Да и раньше не была нужна только для себя. Я ж там не отдыхал, а только строил. А дети выросли и тоже ездить перестали. Помру, наверно продадут... А своих детей, куда летом вывозить будут? Всё лето на «Всё включено» не выйдет… Эх».
Тень сожаления скользнула по его лицу.
«Однако нужно продолжать жить, на всю ту, полную катушку, которая мне ещё по зубам. «По зубам», — громко сказано! Зубов-то почти и не осталось. Но дети, пусть запомнят меня не старым брюзгой, а тем, какой я был. И дочке нужно позвонить самому, нечего обижаться. У них дела, заботы… Может помочь, чем надо? Советы, им уж не очень нужны, но вдруг что»?
Михалыч не спеша поднялся с лавочки и направился к дому.