Шел одиннадцатый час, на улице ясная февральская ночь. В комнате было темно, лишь холодный свет с улицы очерчивал черные силуэты вещей. Из-за окна доносился стук колес поезда, недалеко находилась железная дорога. Я лежал в постели, смотрел в потолок и ни о чем не думал. Вернее сказать, что думал именно о том, что ни о чем не думаю. Все-таки, пока электрические сигналы еще бегают от нейрона к нейрону, совсем ни о чем не думать не получится. Но я старался и делал что мог, то есть ничего. Надеясь, что моя произвольная медитация сработает. Закрыть глаза и уснуть, со стороны, могло бы показаться лучшим решением, но это потому, что вы совсем меня не знаете. Скорее всего вы из тех, кто не видит сны, я же из тех, кто видит. Они зеркало моего внутреннего состояния, а оно сейчас было совсем не в лучшей форме. Я не буду рассказывать почему, вы же сами знаете. А за слова у нас нынче ломают жизнь, поэтому побережем то, что еще хоть как-то работает.
Было плохо. Не хочется даже что-то добавлять сюда. Было просто плохо, в самом полном смысле этого слова. И что делать непонятно. Это была попытка удержаться на плаву. Скрыться от ощущения абсолютного бессилия, неопределенности и мрачной безысходности. Получалось не очень и как-то глупо. Ну и когда всякое действие кажется невозможным и бессмысленным, бездействие — это единственное, что остается.
Но долго прибывать в этом потоке я не смог. Одна за другой в голову все-таки полезли мысли, словно то, что я пытался сдержать все это время, вдруг разом хлынуло ко мне в голову. Мне стало душно, я почувствовал, что задыхаюсь и закружилась голова. Нужно было срочно куда-нибудь себя деть. Словно от этого нужно было убежать физически, спрятаться. Я знал одно такое место.
Не включая свет, я оделся, обулся, пару раз ударился по ходу дела и вышел из квартиры. Я снимал небольшую студию в одном из гигантских коробов, которые сейчас растут по всему городу словно грибы после дождя. Квартиры в них покупает непонятная мне прослойка людей, не для того, чтобы жить, а чтобы сдавать таким, как мне. Это сейчас считается выгодным вложением денег. Насколько, остается только догадываться, но скажу сразу, что я отдаю за аренду совсем не мало. Иногда даже задумываюсь о том, чтобы взять себе такую же в ипотеку. Благо мне недостает денег и достает мозгов, а то и правда довел бы до греха.
Я спустился вниз с одиннадцатого этажа, открыл входную дверь и глубоко вдохнул холодный воздух. Я закрыл глаза, прислонился к стене и продолжал так дышать несколько минут, мои уши и щеки быстро замерзли и раскраснелись на морозе. Я полез в карман за сигаретами и закурил. Маленький уголек на ее кончике медленно уничтожал нас обоих. Когда закончилась одна, я сразу достал другую и пошел в сторону соседнего дома. Там работало небольшое кафе, постоянным гостем которого я был. Я хорошо знаком с его хозяйкой и надеялся, что сегодня, как и много раз до этого она задержалась на работе, разбираясь с бумагами или какими-то мелкими проблемами.
Мне повезло. Инга, так ее звали, была здесь. Об этом говорила тусклая лампочка, которая горела из глубины помещения. Я постучал по стеклянной двери и стал ждать, переступая с ноги на ногу, пока меня впустят. Сначала цокающий звук обуви, потом щелчок замка. Я толкнул дверь и оказался внутри. Также, как десять минут назад я был рад вдохнуть холодный воздух, сейчас я был рад оказаться в тепле. Это было небольшое пространство пять на семь метров с высокими потолками. Прямо перед входом была стойка за которой находилась кофемашина и небольшая кухня. Слева от нее стояли несколько столов, а в глубине была небольшая лестница, подъем к дивану и еще одному столику. Мне нравилось, как тут все выглядит и, как все устроено. Интерьер в пастельных тонах, вайб уюта и вообще все мне было тут по душе. Поэтому ничего удивительного, что я сбежал сюда.
Инга была красива, как и всегда. Настоящая женщина. Стройная фигура, строгое лицо, легкий макияж, темные волосы, каре. Она мне нравилась, я ей тоже, но мы не говорили об этом, мы были друзьями и этого было достаточно нам обоим.
Она не удивилась мне, словно знала, что приду. Закрыла дверь на замок, поздоровалась и предложила выпить кофе. Я задал несколько дежурных вопросов. Спросил про дела, спросил справляется ли она. Она спросила про мои, справляюсь ли я. Мы оба соврали, сказав, что все нормально. Типичная отговорка, но мы не хотели друг друга жалеть. Итак было ясно, что мы все сейчас переживали примерно одно и то же.
Инга сделала нам кофе. Мы сели за самый дальний столик и продолжили разговор на отвлеченные темы. В это время она методично складывала в разные стороны квадратный лист бумаги. Я особо не обращал внимание на это, пока в ее руках не оказался маленький журавлик. Почему-то меня сильно поразил этот незамысловатый акт творения, который происходил на моих глазах. Заметив это, Инга решила удивить меня еще больше. Одной рукой она держала основание туловища журавлика, а другой кончик его хвоста и затем потянула их в стороны. Журавлик замахал крыльями, чем привел меня в состояние почти детского восторга. Ингу очень позабавила моя реакция и она сказала, что еще может показать мне фокус с исчезновением пальца.
Я попросил Ингу научить меня складывать журавлика, и она согласилась. В то время пока мы были заняты делом она рассказала мне историю связанную с этим оригами. На самом деле, я знал о ней от учительницы по географии еще со школы, но сейчас почти забыл и помнил так отрывочно, что, можно сказать, слышал ее впервые.
Эта история о маленькой девочке, которая пережила атомный взрыв. В то время пока ее родной город был стерт с лица земли, ей повезло выжить, хотя она находилась всего полутра километрах от его эпицентра. Девочку звали Садако Сасаки ей было два года, когда это случилось и двенадцать лет, когда она умерла. Тот взрыв все-таки убил ее, просто на это понадобилось десять лет. Незадолго до этого отец Садако рассказал ей легенду о том, что человек, сложивший из бумаги тысячу журавликов может загадать желание, которое обязательно исполнится. Конечно же Садако поверила в это и конечно же это не спасло ее от смерти, но сама легенда теперь неотделима от истории девочки и живет вместе с ней. Ведь наши желания всегда сбываются не так, как мы того хотим. Кто знает.
Не с первой попытки, но я справился. Получился немного кривой, но зато своими руками. Спустя где-то пол часа мы разошлись. Инга, итак, уже почти собралась уходить, но мой визит заставил ее задержаться еще немного. Я шел домой и снова курил, на улице было все также холодно и светила луна.
Первое, что я сделал, когда пришел — это достал из тумбочки пачку бумаги, которую оставили здесь еще прошлые жильцы и начал складывать журавликов. В общем, я тоже решил сложить тысячу штук. Не то что бы история Садако Сасаки настолько меня вдохновила, скорее поселила эту мысль у меня в голове, а из всех мыслей, что были у меня сейчас лишь эту, я мог унять хотя бы как-нибудь. Я включил сериал, который хотел посмотреть уже давно и провел так время почти до четырех утра, уснув прямо в одежде.
В общей сложности я потратил на то, чтобы сложить тысячу журавликов около года. Забрасывал это занятие на недели или месяцы и снова возвращался. Я знал, что стоит пожелать и знал, что с таким желанием не стоит долго ждать, но тем не менее все равно затянул. Когда я складывал своего первого журавлика, той февральской ночью я чувствовал себя ужасно, сейчас все гораздо лучше. Хоть во внешнем мире, по сути, все-так же, я изменился, словно бы поднялся над собой. Не знаю правда ли дело в этом оригами или просто в пройденном времени. Не хочу слишком сильно задаваться этим вопросом. Ведь на самом деле это не так уж и важно.
Когда я решал, что потом делать с журавликами, я не придумал ничего лучше, чем просто разнести их по свету. Часть я раздал друзьям. Часть отнес на работу, специально пришел в офис пораньше и подложил на каждое рабочее место, до которого смог добраться. Часть раскидал по городу: станции метро, кафе, парки и магазинные полки. Часть разослал по почте, отправил на неизвестные адреса по всему миру. Так что, если тебе где-то попадется мой журавлик, знай, что прежде он проделал долгий путь длинной в тысячу шагов. Надеюсь не зря.