Горе пришло в семью Ильичевых. Предполагаемо, но неожиданно. Умер дед Кирилл. Почитай 93 года на Земле грешной прожил, потомство богатое после себя оставил, четверых детей, десятерых внуков и даже правнука. Крепкий хозяйственник был Кирилл Анатольевич, первый яблоневый сад на всю округу на гектар, дом в три этажа, поросята, птицы домашней видимо-невидимо. А знаменитая на всю область пасека Ильичевых! Да что там на всю область, на весь регион! Как после перестройки частное предпринимательство разрешили, Кирилл Анатольевич первый фермерское хозяйство открыл. Поначалу сам справлялся, с сыновьями, а потом и работников нанимать начал. Процветало дело.
Старшие сыновья, Николай и Андрей, как дед Кирилл плохеть начал, окончательно на себя ферму взяли, Николай на пасеке, Андрей в саду, а за птицей мать, Анастасия Мироновна следила, бабушка Тося, как ее в семье звали. Маленькая, юркая, сухонькая. Никто и не помнил ее уже молодой, будто бы сразу она такой на этот свет и появилась, бабушкой Тосей, в линялом в белый цветочек красном переднике, белой косынке на белой голове и сеточкой ласковых морщин на высоких загорелых яблочках-щеках.
Никто лучше нее не мог без потерь цыплят и утят вывести, лапку или крыло вправить. Прямо за несколько дней чувствовала она беду, могла безошибочно определить заболевшую птицу и вовремя отсадить ее, предотвратив эпидемию. Касаемо птицы авторитет ее был непререкаем. Из других хозяйств приезжали, опыт перенимать, да только не у всех выходило. Бабушка Тося виновато разводила руками с извиняющей улыбкой и говаривала: «Не взыщите, милые, тут чутье на птицу надо иметь. Родилась я такая, нет тут заслуги моей, не знаю, как и научить. А вот как птенцов водить, какую траву давать, это пожалуйста, завсегда рада, расскажу, покажу. Птица особый подход любит!»
Дед Кирилл по хозяйству уже далеко ходить не мог, с сыновьями ездил, а тут приободрился, на трактор свой любимый американский полез. «Захорошело мне!», говорит, «хочу сам проехать». Как по ступенькам поднялся, за ручку кабины взялся, так и упал на землю замертво. Врачи сказали, что сердце в раз остановилось. Так хоронить на кладбище его и повезли, на этом самом тракторе. На прицепе, красиво украшенном.
Бабушка Тося на кладбище на поехала. Легла пластом на их с дедом кровать с металлическими шарами в изголовье, так и пролежала три дня. Без слез, без слов, без эмоций. На четвертый день она встала и как ни в чем не бывало пошла во двор. Но с той поры все шло не так. Что-то глубоко в ней сломалось, будто лопнула та самая струна, которая и держала ее на ногах крепко и давало то самое особое птичье чутье.
Вскоре полегли нововыведенные утята- бегунки, а потом болезнь поразила всех молодых цесарок. Орнитоз, сказал ветеринарный врач, который приехал из райцентра.
Через три месяца мороз побил яблони, а в ульях завелся клещ. Старшие сыновья бабушки Тоси только вздыхали. Да и было от чего вздыхать, Николаю уже 65 стукнуло, а Андрею вот-вот за 63 перевалит. Средний сын Анатолий на ферме был бесполезен, трудился в городе энергетиком на заводе, а младшая дочь Раиса и вовсе к ферме не приучена, как уехала в 17 лет в город, на врача учиться, так там и осела. Хозяйство деда Кирилла разваливалось на глазах.
Вскоре вся семья собралась на совет. Внуки бабушки Тоси получили прекрасное образование, как и хотел их дед, Кирилл Анатольевич, нашли хорошую работу в городе и на ферму возвращаться никто не хотел. Семья приняла решение ферму пока сдать в аренду. Дед Кирилл хорошо воспитал детей и внуков. Главным было благосостояние семьи. Зачем тянуть непосильную ношу и вести хозяйство, на которое нет сил? Хозяйство должно приносить прибыль. Оставили нетронутым только семейный дом и несколько птиц, за которыми следить оставили работника. Бабушку Тосю забирала в город внучка Марина, дочка Раисы.
Марина работала терапевтом в поликлинике, пошла по стопам матери и выбрала медицину. Кто, как не она могла обеспечить лучший уход для бабушки?
- Не поеду. – громко и отчетливо раздалось над накрытым белой скатертью с вышитыми по углам анютиными глазками скатертью столом.
Маленькая и улыбчивая всегда бабушка Тося возвысились айсбергом над семьей.
- Не поеду. Помру я там, в городе.
- Господи! Мама! – страдальчески всполошилась Раиса. – Ну что значит не поеду? Кто тут с тобой останется? Коля с артритом мучается, Андрей с давлением. С Тахиром я тебя тут не оставлю. Что он может? Навоз убрать и корма дать? Не сможет он за тобой ухаживать. Нет, решено. Будешь жить с нами, под присмотром и медицинской помощью. В твои годы надо беречь себя.
-Помру я в городе. – упрямилась бабушка.
Но что значит мнение одной старушки, когда против нее четверо детей, десять внуков и здравый смысл? Решено было собираться прямо с вечера.
Пока Раиса с Мариной после ужина паковали немудреный бабушкин скарб, она сидела на большом деревянном сундуке, скрестив маленькие ножки в пестрых шерстяных носках и качала головой: «Помру я в городе. Чужая я там»
Раиса в который раз вздыхала и продолжала укладывать чемодан.
Попрощаться с домом у бабушки Тоси не вышло. Быстро утрамбовались в машину и поехали, укутывая всю прошлую жизнь, всю молодость, любовь и надежды толстым облаком дорожной пыли.
Как ехали на поезде, как приехали в город бабушка Тося и не помнила. Как заселилась в отдельную комнату в квартире Марины тоже. Просто легла на застеленную чистым бельем кровать и провалилась. То ли сон, то ли обморок.
Утром ее разбудил аккуратный стук в дверь. На пороге стояла Марина с подносом.
- Доброе утро бабуля! Завтрак принесла. Прямо в постель.
За все 83 года жизни ни разу бабушка Тося не спала дольше восьми утра, да и не завтракала. Пока всем наготовишь, птицу с утра проверишь, какой тут завтрак.
- Не могу я, внученька. Не надо. Плохо мне.
Из-за плеча Марины выглянула лохматая голова с пробитой бровью, в которой красовалась металлическая сережка.
- Доброе утро, прабабушка. Давай знакомиться, что ли.
Пятнадцатилетний сын Марины, Кирилл, правнук бабушки Тоси, которого она видела в последний раз лет двенадцать назад, когда Марина с ее тогда еще мужем привозили маленького пузатого Кирюху на ферму.
- Знакомы уж мы с тобой. Только не помнишь ты. – вздохнула бабушка Тося. В комнате непривычно пахло свежесваренным кофе. Кофе бабушка не любила. Разве что три в одном, в пакетике с орлом. Где сахара и сливок было в три раза больше кофе.
- Ну, ладно, я побежала на работу, а вы тут разберётесь.
Марина чмокнула бабушку в сморщенную щеку, поставила поднос у кровати и подтолкнула Кирилла к бабушке.
Кирилл плюхнулся на кровать рядом.
- Ну, что, ба, завтракать не хочешь?
- Не хочу. – вздохнула бабушка Тося.
- Может тебе того…чая с бутером? А то вон каша какая- то. Это разве завтрак? – предложил Кирилл.
Крепкий чай был бы кстати, внезапно подумалось бабушке. Однако чая не получилось. Кирилл бросил в чашку с кипятком сопливый пакетик и нарубил неровные куски сыра и колбасы, жирно промазал майонезом и плюхнул их между кусками хлеба.
Бабушка вздохнула.
- Спасибо, внучек.
Чай отдавал старым банным веником. Бабушка посмотрела в окно. Голые тополиные ветки тянули в серое небо грустные кривые тонкие пальцы.
«Скорее бы помереть», подумала бабушка Тося.
Потянулись серые влажные дни, каждый похожий один на другой. Все в городе было непривычно, не похоже на настоящую жизнь. Еда была ненастоящая, вода из крана недостаточно холодная, воздух тяжелый, липкий, пропитанный общественной равнодушной отстраненностью. Даже кот Максик был ненастоящий. Он умел включать пультом телевизор и смотрел рекламу, время от времени спрыгивая с дивана, чтобы посетить лоток или кухню, где был насыпан его корм, похожий на крупные мышиные какашки.
В один из вечеров в комнату к бабушке заявился Кирилл в рваной толстовке и с разбитым носом.
- Ты чего это, Кирюша? Подрался, что ли? – всполошилась бабушка Тося.
- Я проспорил. На спор с крыши школы спрыгнул. И телефон разбил. Чего делать, ба? Маме не говори.
- Ох, ты, Боже ж ты мой! Ну давай сюда кофту-то свою, заштопаю. А что, телефон-то дорогой? – засуетилась бабушка.
- Да, - запнулся Кирилл и опустил глаза. – Отец мне на день рождения дарил. 50 тысяч стоил.
-50 Тысяч? – строго спросила бабушка.
Кирилл молча кивнул. Бабушка ловкими стежками соединяла части толстовки, восстанавливая целостность полотна и настраивая новую, раньше неизведанную родственную связь.
- Готово. – бабушка протянула правнуку зашитую толстовку.
- Здорово! Как новая! – Кирилл с удивлением рассматривал аккуратный шов. Мама б выкинула и новую купила. А я эту люблю.
- Вот и ладно. Всегда хорошо, когда починить можно. Зачем нужную вещь выбрасывать? Ты, Кирюша. Дай-ка сумку-то мою, вон из шкафа. –улыбнулась бабушка.
Она порылась в старой жесткой кожаной сумке и вытащила карточку.
- Вот, возьми. Купи телефон. Я-то давно тебе подарков не покупала. Матери не скажем. 1234 код. Я сама этой карточкой никогда не пользовалась. Все прадед твой, Кирилл Анатольич настаивал на этом. Любил новшества. А мне бумажные деньги ближе, чтоб в руках держать можно.
Кирилл смотрел во все глаза на маленькую старушку в шерстяных носках и белой косынке.
- Нет, бабушка, спасибо. Не могу я, это такие большие деньги.
- Бери, Кирюша, бери. Мне они не к чему. Помру я скоро. – вздохнула бабушка Тося и посмотрела в окно. Тополиные лапы тоскливо растопырились на луну.
История с карточкой бабушки и телефоном так и осталась их общим секретом. Наступила весна. Бабушка Тося, впервые за долгое время вышедшая на улицу подышать воздухом, подхватила грипп. А может и не грипп, а какой-то другой, плохо изученный вирус, потому что все знания и связи Марины и Раисы не могли помочь. Анастасию Мироновну увезли в больницу. Врачи рекомендовали крепиться, все-таки 84 год, что вы хотите, ослабленный организм, всю жизнь на износ работал. Вирус победили, а старость нет.
Больше всех в семье переживал Кирилл. Сразу после школы он шел в больницу к бабушке. Она улыбалась, слабой рукой сжимала его горячую руку, слушала рассказы о весне, о просыпающихся деревьях, о возвращавшихся птицах.
- Эх, помру я скоро. - тихо вздыхала она. – Так и не увижу дома своего, сада.
За ней вздыхал Кирилл, ероша лохматые волосы и дергая сережку в брови.
-Не умирай, бабушка, рано тебе. У нас в семье все долгожители. Вон дед Кирилл до 93 дожил.
Бабушка Тося вздыхала.
- Да чего уж. Раз привезли в город-туда мне и дорога.
На следующий день Кирилл явился в больницу в приподнятом настроении.
- Бабушка, хочешь увидеть свой дом?
Бабушка Тося широко распахнула глаза.
- Только тихо. Я все придумал. Там на карточке много денег есть. Сейчас сядем в машину и поедем. Одежду твою я уже собрал. Только маме, никому нашим не говори.
Осторожно и не торопясь, но с бешено бьющимися сердцами они тихо покинули палату, спустились вниз и незаметно выскользнули из больницы. И снова дорогу, поезд бабушка Тося не запомнила. Она все выглядывала в окна, смотрела на знакомые места, радовалась, когда узнавала, комментировала Кириллу, что в этом лесу они с дедом собирали клюкву, в вот за той просекой белых видимо-невидимо, только за одним наклонишься, а они вот тут как тут, под елками, под ивняком, в густой траве, только собирай. В яблоневом саду будто бы вернулись к ней все растраченные, выпитые горем и городом силы. У птичника заголосили оставшиеся куры, почуявшие возвращение хозяйки. До дома добрались еще засветло, встретил их предупрежденный Кириллом работник Тахир, который заранее раздул самовар.
- Сейчас чаю напьемся, настоящего, не из пакетика! – обрадовалась бабушка Тося.
На утро Кирилл проснулся рано, от незнакомых шумов и запахов. На кухне хозяйничала бабушка Тося, жарила сырники к завтраку.
- Доброе утро, ба!
Бабушка протянула ему коробку с копошащимися желтыми комочками.
- Ты посмотри! Последние наши куры сами высидели, как знали, что вернусь. Раз не убил меня город, значит еще поживу!