83
Объявление об окончательной победе над фашистами ленинградцы ждали с апреля сорок пятого года. Всем было понятно, что хребет нацисткой гиене уже переломлен и осталось только дождаться капитуляции. А пока в далёком Берлине шли ожесточённые бои, жители Ленинграда продолжали работать, отправлять на фронт военную продукцию - танки, артиллерийский оружия, снаряды, снаряжение и многое другое.
Нина с Зоей всё также работали на заводе, Анна - на фабрике, Иван оставался на казарменном положении. Домой приходил очень редко, на один день в увольнение. А женщины участвовали в обязательных разборах завалов и восстановительных работах по городу. В зависимости от занятости по основному месту работы каждому ленинградцу предписывалось от десяти часов таких работ в месяц.
Девочки Лебедевых получили от завода по двадцать часов на разборе завалов, а Анна все тридцать. Работать ходили все вместе. Расчищали улицы от фрагментов обвалившихся зданий, грузили мусор, убирали территорию. В Ленинграде было столько разрушенных домов, что казалось уборке не будет конца.
А в город тем временем начали возвращаться люди, эвакуированы во время Блокады. Они приезжали и раньше, но весной сорок пятого их поток многократно возрос. Только жить им чаще всего было негде. Их дома в большинстве своём были разрушены, или заняты теми, кто не уезжал из города. Права последних превалировали над требованиями тех, кто вернулся. И люди шли жить туда, где было место.
Таким образом, в доме, где жили Лебедевы, чудом уцелевшем во время всех бомбёжек, оказались заняты все комнаты. Девочки радовались, что успели занять соседнюю с родителями комнату, иначе пришлось бы ютиться всем вместе, а это было уже тяжело. За время войны девочка выросли, стали молодыми девушками.
К своему удивлению, в один из дней Аня увидела на пороге своей комнаты Антонину, бывшую соседку, с мальчиком-подростком, который был её сыном. Женщины, не видевшиеся с тридцатых годов, обнялись. Встреча с давней знакомой, которая помнила её молодой, мечтающей вернуться в оставленный дом женщиной, немного растопило лёд, скопившийся на сердце Анны.
Глядя на Тоню, она будто переносилась в те времена, когда только переехала в Ленинград, а Павел с Александрой были ещё живы, и они все вместе верили, что обязательно вернуться в свой дом, а комнату в доме Захара считали временным жилищем. А вон как все обернулось.
- Мы уехали в эвакуацию в сорок втором, - рассказывала Тоня, когда Аня пригласила её попить чай, - мужа моего к тому времени уже забрали на фронт, и даже похоронка на него успела прийти. Я осталась одна с маленьким сыном. Попала в списки на эвакуацию, мы и поехали. В поезде, которым нас везли в глубь России, у меня украли все документы и деньги. Полностью сумку унесли. Я сама виновата. Оставила её рядом с сыном, сказала крепко держать, а сама в туалет побежала. Мы очень долго посадку ждали, потом санитарная зона была, когда открыли, у меня уже сил не было терпеть. А документы я только что предъявляла для сверки списков и не успела спрятать сумку.
Возвращаюсь, а сын сидит, плачет, говорит какая-то женщина подошла, спросила у него где мама, а потом вырвала сумку и убежала. Как на зло никто её не видел. Мы ещё не успели тогда перезнакомится с соседями, все занимались своими делами. Люди потом пытались описать воровку, что с моим сыном разговаривала, да у всех разные описания выходили. А мой Коленька так перепугался, что и сказать толком ничего не мог. Весь поезд с ним обошли, но моей сумки с деньгами и документами не нашли.
Я рыдала навзрыд. И так в незнакомую даль едем, так ещё и без денег и документов. Начальник поезда меня тогда пожалел, написал бумагу в которой подтвердил мою личность (по спискам проверил) и ситуацию, в которой я лишилась документов. По этой бумаге я потом паспорт и свидетельство о рождении сына восстанавливала, хорошо, что списки по которым нас в поезд сажали, сохранились.
А директор завода, где мы работать были должны по приезду, мне по этой записке подъёмные дал в счёт аванса. А так бы мы с сыном умерли с голода. Я начальнику поезда по гроб жизни благодарна. Только вот не знаю, как его зовут, только фамилию помню, что в записке была. А та, воровка, ... - Антонина нехорошо выругалась, - что у меня все украла, перед Богом ответит.
- Ты же в Бога не верила? - удивлённо проговорила Анна.
- Да как тут не поверишь, - махнула рукой Тоня, - без него бы и не выжили.
Женщины помолчали, каждая думала о своём. Аня, несмотря на свою веру, часто размышляла о том, как Бог мог допустить такую кровопролитную вой.ну, Блокаду? Ответа на это у неё не было
- Так вот, - продолжала гостья, - документы на себя и сына я восстановила, а на квартиру, что мой муж получал, всё пропало. И орден, и акт о вселении, и даже квитанции, которые я везла с собой. Я сначала не переживала, думала, как вернёмся, так всё и восстановим. Но где здесь, - она махнула рукой, - в нашей квартире уже другие люди живут, нас пускать не хотят. Домовой книги не сыскать. На заводе, от которого мужу квартиру дали, тоже все бумаги сгорели. И люди там новые, меня не знают, мужа моего не помнят. К кому обращаться? Вот и получается, что мы есть, а вроде как и нет. Сюда я по старой памяти пришла, не знала, куда податься. Даже не надеялась тебя встретить. Очень рада, что вы здесь. Только вижу, что все комнаты Захара уже заняты.
- Захара самого давно нет, а комнаты вот недавно все позанимали. Долгое время, мы тут совсем одни жили, - сказала Аня, - а в последний год заполняется дом. Я слышала, что на первом этаже пара комнат ещё пустует.
- Эти, самые сырые, да? - с горечью вздохнула Антонина, - никто их занимать не хочет, сначала все хорошие разбирают.
- Думаю, что и их скоро займут, - ответила Анна, - люди возвращаются с каждым днём всё больше, а жить негде. Столько домов фашисты разрушили. И строить их пока некому. Что можно, сейчас восстанавливают, но нового ничего не возводят.
- Пойду посмотрю, свободны ли те комнаты на первой этаже, хоть какое-то жильё, - сказала Тоня и убежала вниз. Сын её остался с Аней. Мать скоро вернулась и сказала, что осталось одно свободное помещение, самое тёмное и сырое.
- Дай бумагу, - попросила она у хозяйки, - я напишу объявление, что комната занята. Замка на ней нет, даже защёлки не осталось, обмотаю ручку двери верёвкой и на гвоздик её привяжу.
Аня кивнула, ища лист бумаги
- Жить там сейчас невозможно, - продолжала Тоня, - всё в пыли, я пока помою, дашь тазик и тряпку? Можно сын пока у тебя посидит?
- Вы и переночевать у меня можете, - предложила Аня, - мы ведь не чужие люди. Иван у меня редко приходит, только в увольнение.
- Счастливая ты, - с некоторой завистью проговорила Антонина, - у тебя муж живой.
Анна часто слышала такие слова от других женщин. И ей было не по себе. Хотя чем она виновата, что Ваня сохранил свою жизнь? Он всю войну под обстрелами пожары тушил, от смерти не прятался.
Антонина тем временем убежала мыть комнату. А Аня принялась ждать дочек, которые вышли погулять. Они уже были совсем взрослыми девушками - Нина исполнилось девятнадцать, Зое - восемнадцать. И несмотря на военное положение, усталость на работе и участие в восстановительных работах, они успевали влюбляться и встречаться с молодыми людьми. И это значило, что жизнь продолжалась, и что все испытания были ненапрасны.
Продолжение в пятницу