Часть 2. В мире капитала. Глава 1-я и 2-я
Глава 1. Увидеть Париж и...
Уже больше года, в должности оперуполномоченного УКГБ по Москве и Московской области, Никита Волобуев охранял государственную безопасность столицы нашей Родины. Выезд «за бугор» пока откладывался на неопределенное время.
Между тем, зная о планируемом армянскими националистами взрыве московского метро в январе семьдесят седьмого, я решил его предотвратить, используя оперативные возможности.
А для этого накатал начальнику отдела рапорт о якобы полученных мною из агентурных источников сведениях по данному вопросу.
Тот был из «блатных» (таких становилось все больше) и наложил сверху резолюцию «Мутота. В архив». Учинив витиеватую подпись.
Спорить я не стал, было себе дороже, и, исполнив темной ночью на неучтенной машинке анонимку за подписью «доброжелатель», отправил ее на Лубянку. В то время такие послания проверялись, но что-то в системе не сработало.
После Нового года в столице поочередно прогремели три взрыва с гибелью людей, маховик сыска завертелся со страшной силой. И, как всегда бывает в таких случаях, началась проверка всех предшествующих сигналов аналогичного порядка.
В результате тот рапорт всплыл, после чего начальника «смайнали», а бдительного Никиту включили в состав оперативно-следственной группы.
Там я подсуетился и, напустив тумана, выдал «на гора» фамилию одного из преступников. Дальше было дело техники. Всех троих повязали.
Ну а потом, как водится «всем сестрам по серьгам». Руководящие товарищи получили высокие награды, а старший лейтенант Волобуев, с учетом проявленной хватки, был отправлен продолжать службу в одну из капиталистических стран.
Таковой стала Франция.
Как и в любой другой, там, в Париже, имелось советское посольство, а при нем консульство в Марселе. Куда я был определен в качестве «смотрящего».
Смотрящий, это сотрудник КГБ в дипмиссиях, работающий под прикрытием, наблюдающий за всеми остальными. Чтобы те не изменили Родине в любом отмеченном в УК РСФСР проявлении. А еще работающий с агентурой. Из числа работников миссии, а также граждан страны пребывания.
Короче, служба интересная и не пыльная. Не то, что в военной контрразведке.
Перед отъездом я привел в порядок свои дела, сдав квартиру на «Динамо» хозяйке, а еще выслал перевод в три тысячи рублей из сэкономленной зарплаты своим кровным родителям в Донбасс. Те были уже старенькими и жили довольно скромно. В качестве же обратного адреса указал Минуглепром. Отец был заслуженный шахтер и должен был воспринять это как заботу родного министерства.
А вот с моими усыновителями случилась незадача. Вилена Петровича за злоупотребления поперли с должности (теперь он работал директором винзавода), а Нора, разведясь с мужем, вышла замуж за грека и отчалила в солнечную Элладу.
Прибыв в Париж весной 1979-го, я представился послу, а также своему непосредственному начальнику - уставшему от службы полковнику. Тот же, перед отъездом нового сотрудника в Марсель, дал Волобуеву три дня для знакомства со столицей Франции.
Отношения с западноевропейскими странами в то время носили в целом конструктивный характер, начавшаяся во второй половине шестидесятых годов разрядка продолжалась.
Французский президент Валери Жискар д’Эстен посещал с дружескими визитом Москву, активно контактировали между собой главы правительств и министры иностранных дел обеих стран, развивались советско-французские экономические связи.
Воспетый в шедеврах Хэмингуэя, Арагона, Цветаевой и других тружеников пера, а также картинах художников - экспрессионистов, Париж произвел на Волобуева неизгладимое впечатление.
Для начала я посетил Версальский дворец, удивляясь изысканной красоте и роскоши бывшей королевских резиденции, а заодно немного поскорбев о судьбе Марии Антуанетты*; на второй день побывал в Лувре, восхищаясь подлинниками Гогена, Дега, Моне и Ренуара; в третий навестил ОперА и гулял по Мормартру, завершив все ужином в одном из многочисленных ресторанчиков на открытом воздухе.
Блюда оказались на высоте (мясо сочным, рыба свежей, зелень прямо с грядки), а вот вино так себе - кислятина.
Когда подозвав официанта я попросил вторую бутылку чего-нибудь получше, тот расплылся в улыбке «уи месье», добавив на моем родном «мудило».
- Ты русский? - сделал я круглые глаза. - Однако!
- На треть, - изобразил почтение официант. - Дед был белоэмигрантом. После чего отправился выполнять заказ.
Вторая бутылка оказалась довольно крепким «гренаш-бланом», я с наслаждением высосал бокал, после чего закурил местную «голуаз».
Пуская вверх прозрачные кольца дыма, я слушал мелодию уличного музыканта, расположившегося на другой стороне улицы с аккордеоном - он исполнял «Улицы Парижа», и, пресытившись впечатлениями, лениво разглядывал праздно шатающуюся публику, заполнившую вечерние улицы.
В большинстве то были туристы из европейских стран, чавкавшие жвачку и увешанные фотоаппаратами, но встречались и цветные: азиаты с мулатами.
Мое внимание привлек величаво шагавший по брусчатке упитанный здоровенный негр в белом костюме и золотой цепью поверх пиджака, с рожей, как у каннибала.
- Ну, вылитый Бокасса, - умилился я, а в памяти всплыло воспоминание.
В той жизни у меня был знакомый разведчик - ветеран, подполковник Игорь Атаманенко. Поведавший занимательную историю, об этом африуанце, а также показавший его фотографии.
Они врубились в память, поскольку были довольно необычны, а теперь пришлись ко времени.
Со слов Олега, который имел некоторое касательство к тем событиям, история выглядела следующим образом.
В апреле 1978 года в Булонском лесу, наряд полиции выудил из пруда два чемодана. Доверху набитых свежими человеческим останками. На следующий день французские папарацци* известили весь мир о жуткой находке, и завертелся маховик сыска.
Установить человека, избавившегося от чудовищной ноши, не составило особого труда, поскольку нашлись свидетели. Но когда полиция вышла на преступника, опупела.
Им оказался сын Центральноафриканского императора Бокассы Первого наследный принц Антуан-Жан-Бедель, проживающий и обучающийся в Париже. Что было чревато международным скандалом. Да еще каким!
Чернокожий император являлся близким другом французского президента Валери Жискар д’Эстена, а еще почетным гражданином этой страны. Все материалы, засекретив, тут же передали в контрразведку. А та выяснила, что сын с папой -императором были каннибалами.
По их приказам тайно похищали для умерщвления и приготовления экзотических блюд, молодых симпатичных европеек. В основном топ-моделей и актрис. Не иначе те были вкуснее.
И все бы ничего, но старший Бокасса приглашал на свои приемы друга Валери с супругой, поражая тех изысками африканской кухни.
Пока контрразведка ломала голову, как это все замять без шума и пыли, советская резидентура в Париже умыкнула ценную информацию. Доложив ее на Лубянку, а та в Кремль. И разразилась гроза. Нашего резидента турнули.
Дело в том, что помимо Франции, император Бокасса не раз посещал Советский Союз. Где его лобызал сам товарищ Брежнев.
- М-да, - закончив вспоминать, ткнул я сигаретный окурок в пепельницу. - Опасно служить нашему брату в Париже.
После допил вино и подозвал официанта расплатиться.
- Заходите еще, месье, - изогнул он спину, получив щедрые чаевые.
- Непременно, - ответил я. - Оревуар. Вслед за чем покинул заведение.
Глава 2. Похождения Волобуева в Марселе.
Крупнейший порт Франции и всего Средиземноморья, встретил меня по - летнему теплым солнцем, людской сутолокой и безбрежной синевой моря.
Раскинувшийся на берегу Лионского залива, близ устья реки Роны, Марсель являлся административным центром департамента Буш - дю - Рон, уходя корнями в историю.
Основанный около шестисот лет до нашей эры греками из Малой Азии он изначально звался Массалией и был овеян легендами.
Самая известная гласила, что город зародился как история любви дочери царя племени лигурийцев Гиптиды и эллина Протиса, который высадился на берег в числе других мореплавателей в момент, когда царь задумал выдать дочь замуж.
Для этого он созвал пир, на котором Гиптида должна была выбрать жениха. Именно Протису она протянула свой кубок с вином. В качестве свадебного подарка пара получила от царя часть побережья, на котором и возник город.
Со временем Массалия стала крупным процветающим торговым центром, основав многочисленные фактории по всему побережью Средиземного моря и вверх по Роне.
Долгое время независимая республика была союзницей древнего Рима, прибегая к его покровительству для защиты своих торговых интересов, но во время конфликта Цезаря с Помпеем Великим поддержала последнего и была разрушена войсками Цезаря.
Под новым именем - Марсель, город возродился только в десятом веке, благодаря герцогам Прованса. Его росту и торговому значению способствовали Крестовые походы, и с тех времен город стал важным транзитным портом. В 1481 году Марсель вместе с Провансом вошел в состав Французского королевства, а в период Великой Французской революции поддержал республиканцев, дав миру пример и знаменитую Марсельезу.
Наше консульство располагалось по адресу «3, avenue Ambroise Par;» в двухэтажном старинном особняке. Занимаясь визовыми делами, оформлением загранпаспортов и свидетельств о возвращении, а также вопросами гражданства и нотариата.
Поскольку консул на месте отсутствовал, страдая похмельем после фуршета на очередном деловом приеме, я доложился заместителю. Предъявив соответствующий документ из Центра.
- Рад, очень рад, - изобразив фальшивую улыбку на лице, пожал тот мне руку. - Присаживайтесь Никита Виленович. Как там наша родина? Как столица?
- Ударно строят коммунизм, - ответил я, опускаясь в кресло. - А как тут вы, в логове империализма?
- Тяжело, но что делать, - развел пухлыми руками дипломат. - Ведь кому-то надо.
Насколько «тяжело», я немного знал, поскольку в первой жизни, по роду деятельности приходилось с ними общаться. В вопросах дачи международных поручений по уголовным делам, экстрадиции преступников из-за «бугра», разбазаривания госсобственности, а также некоторым другим моментам
Теперь же, перед отъездом из Москвы, я получил инструктаж на предмет того, что эта братия в последнее время стала активно обогащаться. На что следовало обратить внимание. Впоследствии, когда Союз рухнул, ряд таких «тружеников» остались на Западе, а другие всплыли в новой России весьма обеспеченными людьми: банкирами и депутатами.
Чуть позже в кабинете появился «смотрящий» которого я должен был сменить, представившийся майором Дуваловым, и мы проследовали в его кабинет. Для приемо-сдачи секретных документов и «штыков», то бишь агентов.
Данное мероприятие в спецслужбах весьма ответственное и заключается в том, что сдающий желает провернуть все как можно скорее и охмурить коллегу, дабы не подчищать «хвосты», которые всегда имеются, после чего отбыть к новому месту службы, а принимающий всячески тому противится. Это в том случае, если они равны по опыту и в звании.
У нас же этот баланс был явно не в мою пользу.
- Значит так, - шлепнул на стол кипу извлеченных из сейфа «секретов» Дувалов. Тут литерное и агентурные дела, сообщения по ним, а также отчеты о проделанной работе и суммах выплат по ней. В них все в тип-топ. Можешь не сомневаться.
- Ну да, тип-топ, - пробурчал я, просмотрев несколько для порядка. А где фотографии агентов, способы связи с ними и полученные сообщения? Да и расписок в получении валюты не наблюдается тоже.
- Послушай, старлей, - наклонился ко мне майор. - Тут тебе не Союз, а передний край. С бумагами возиться недосуг. Кстати, ты знаешь притчу о трех конвертах?
Притчу я знал, - но ответил «нет». Чекист должен скрывать свои мысли.
- Ну, тогда вникай, - уселся напротив Дувалов.
- Прибывает, значит такой как ты, к новому месту службы. И принимает дела у старого опера. А в них конь не валялся. Как так? - спрашивает. - Вы мне должны передать все в полном ажуре, а после ввести в курс от и до. Как следует по инструкциям.
Посмотрел ветеран на молодого, вздохнул, а потом вытащил из сейфа три запечатанных конверта, вручает сменщику. - Здесь все, что требуется. Первый вскроешь, когда я уеду. Там будет все, касательно дела. Второй - если станет трудно, но не торопись. У нас легко не бывает. Ну а третий конверт распечатаешь, когда станет невмоготу. Понятно?
- Понятно, - отвечает молодой. После чего старый уезжает.
На следующий день сменщик распечатывает конверт и достает оттуда бумагу. «Вали все на меня, сынок» значится там. «С комсомольским приветом!».
Молодого начинают драть, он валит все на предшественника, мол тот запорол всю работу.
Время идет, молодой пашет - ничего не меняется. Разве что дерут еще больше.
Тогда вскрывается второй конверт. В нем значится «Обещай все осознать, и исправиться». Это тоже принимается к исполнению. Служба катится дальше. Теперь уже майора, начальство все равно жучит и гнобит, подходит «край», и он читает последнее послание.
«Готовь три конверта» написано там.
Вот такая притча, старлей, - закончил Дувалов, поле чего мы дружно рассмеялись, а потом я сказал.
- Все понял, товарищ майор. - Давайте акт. И учинил подпись.
Довольный, что все закончилось миром, Дувалов пригласил меня отобедать в недорогой ресторан. Расположенный в старой части города. Туда мы добрались на его служебном «Рено», который припарковали на стоянке.
Из ресторана открывался отличный вид на голубой залив с замком Иф, описанным Дюма в «Графе-Монтекристо», на овеваемой легким бризом террасе было комфортно и немноголюдно.
Майор заказал мидии, сваренные в луковом бульоне, жареную макрель под соусом, провансальский сыр и бутылку «Пастиса».
- Сорок пять градусов, - сказал, разливая в рюмки пахнущую анисом жидкость.
- Ну, за Партию и правительство! - провозгласил тост, и мы дружно подняли рюмки.
Когда выхлебали бульон с морепродуктами, я учинил ответный - за здоровье майора, вслед за чем перешли на «ты». Отбросив субординацию.
Дувалова звали Анатолий, и он рассказал мне много интересного. Из того, что имеет отношение к оперативной обстановке. Оказалось, что помимо консульства, в качестве «довеска» мне предстояло обслуживать еще и наше торгпредство, а также бывать на разного рода деловых встречах и приемах.
- Там не вздумай бухать, - многозначительно сказал Толя. - Французская контрразведка любит подставлять на них своих баб. Трахнешь такую и попался на крючок. Со всеми вытекающими. Усек?
- Ага, - сказал я, поежившись. - Не буду. А как наш контингент? В смысле в консульстве и торгпредстве?
- Скажу тебе честно, говно, - наклонился ко мне майор. - Половина блатных и никакой любви к Родине.
- Иди ты! - выпучил я глаза. - А где же патриоты?
- Патриоты только в «органах», как мы с тобой - оглянулся он по сторонам. - Остальным верить нельзя. Как говорил папаша Мюллер.
- Так что же делать? - изобразил я притворное удивление.
- Выявлять и отправлять в Союз. А там сажать, - потянулся Анатолий к бутылке.
Завершая обед, мы выпили по чашке кофе, майор был «ни в одном глазу», (сказывалась старая школа), после чего уплатив по счету, вернулись к себе на службу.
В последующие три дня Дувалов передал мне на явочной квартире, расположенной в пригороде, имевшуюся у него агентуру. В их числе пять сотрудников наших консульства с торгпредством, а также трех французов.
Ну а после с чистой совестью убыл в Союз, пожелав мне на прощание удачи.
Я же занял майорский кабинет и вселился в его служебное жилье, а еще получил в распоряжение казенный «Рено». После чего почувствовал себя настоящим Штирлицем.
Задерживаясь допоздна, привел в порядок литерное* и агентурные дела, а также другие документы; составил график работы с источниками* и стал их понемногу доить*. Впрочем, без особого успеха.
Отечественные сексоты сообщали разную мелочевку, вроде того, кто среди своих слушает «вражеские голоса», фарцует или травит политические анекдоты, а французы вообще несли всякую ахинею, требуя за нее оплату.
Между тем мне нужен был успех, для закрепления позиций и дальнейшей реализации плана. А то ни дай Бог, раньше срока вернут назад, и все мои усилия насмарку.
- Может подготовить меморандум* в отношении изменника Родины из ГРУ Ветрова, уже завербованного здесь и трудившегося на французскую разведку? - думал я. - Рискованно. Начальство потребует обоснований. А то еще хуже - решит, что я сам «крот» и свернет голову. Нужно что-нибудь другое. Ближе к телу.
- Пошевели мозгами шире, - подсказала чекистская составляющая. До этого момента все четыре молчали. Не иначе переваривая заграницу.
- А что? Это мысль! - воодушевился Волобуев и начал шевелить. Подкорка выдала целую серию еще не случившихся событий, лишние я отсеял, остались два. Которые вполне можно было использовать.
«24 сентября советские спортсмены Людмила Белоусова и Олег Протопопов запросили политическое убежище в Швейцарии»;
« 26 октября Президент Южной Кореи Пак Чон Хи убит агентом иностранной спецслужбы».
- Так, эти танцоры пусть валят, невелика потеря, - решил я, - а вот убивать лидера дружественной нам страны не дадим. Хрен вам в рыло.
Теперь нужно было реализовать проект. Для чего, несколько раз наведавшись в порт и посетив тамошние притоны, я завербовал корейца. Представившись сотрудником французского Интерпола. Документы прикрытия для этого имелись самые разные.
Он был из эмигрантов, за деньги готов на все, и под мою диктовку накатал нужную информацию. Я ее закрепил сведениями якобы полученными от доверенного лица* и, связавшись с Парижем, попросил встречи со своим начальником.
А на ней ознакомил того с полученным оперативным сигналом.
Полковник заглотал наживку, даже не потребовав контрольной встречи*, сказал «хорошо служишь сынок, так держать», доложил в Центр, и колесо завертелось.
В конце октября в ряде газет появилось сообщение о предотвращении покушения на Пак Чон Хи, а также задержании корейской спецслужбой американского наймита.
Мой шеф получил за это "Красную Звезды", а Волобуев премию в размере двух должностных окладов.
- Ну вот. Есть первый результат, - сказал я себе, пересчитывая в кабинете премиальные франки. - Теперь можно немного расслабиться. И пустился «во все тяжкие», желая изведать прелести загнивающего капитализма.
Для этого после службы возвращаясь в свою холостяцкую квартиру, я менял скромный костюм фабрики «Большевичка» на иностранное шматье, садился в «Рено» и отправлялся в злачные места Марселя.
Еще находясь в Москве и готовясь к этой командировке, я читал обзорную справку по городу, называемому еще «Вратами Алжира». В ней значилось, что это французский Чикаго.
Из почти миллиона жителей, двести тысяч были выходцами из стран Магриба*, сто пятьдесят тысяч из Южной Сахары (так называемой Черной Африки), чуть меньше из Центральной Азии и Китая. Среди молодежи число «понаехавших» составляло еще больше. В Марселе грабили на улицах, в барах, банках и даже в машинах. Причем с равным успехом в любое время суток.
Молодые, бедные, голодные, а потому до безумия отчаянные африканцы, в то время уже оставляли проституцию и игральные автоматы пенсионерам из Италии и Корсики, а сами начинали заниматься более выгодным бизнесом - наркотрафиком. Который контролировала американская диаспора.
На восемьдесят процентов это была марихуана - травка, но ее годовой оборот составлял более одного миллиарда долларов в год только по официальной статистике.
Однако это меня особо не пугало, поскольку в «лихие 90-е» у нас было похлеще.
В данной связи вспомнилась занимательная история с американским Брайтоном. Самым криминальным районом Нью-Йорка. Там издавна проживали негритянские банды гангстеров, с которыми ничего не могло поделать даже ФБР. Не говоря о полиции.
Она патрулировала район только днем, в усиленном варианте, а по ночам отсиживалась в участках. И никакие меры правительства в борьбе с этим темным злом не помогали. Пока не развалился Союз и в Гарлем не прибыли с дружеским визитом наши «братки». Часть гангстеров приказала долго жить, многие стали калеками, а остальные в панике разбежалась.
Но вернемся, как принято у французов, «к их баранам».
Для начала Волобуев посетил несколько борделей, где поочередно отимел африканку с француженкой, а после азиатку. Те оказались на уровне, но значительно уступали нашим. В сексапильности, цене и интеллектуальном развитии.
С борделей переключился на притоны, где покурил немного травки, поглядел «танец живота», а заодно подрался с пьяными моряками из Гданьска*. Так захотел сидящий внутри свой, вместе с шахтером.
Поляков было много больше и моим пришлось нелегко, в связи с чем я стал ругаться матом на родном, и соотношение сил тут же изменилось.
Откуда-то заорали несколько голосов «трымайсь, кацап!», и в драку ввязался пяток французов. Потом Волобуев пил с ними джин (парни оказались хохлами), а под утро вернулся домой без бумажника и часов. Хорошо хоть «Рено» не сперли.
Поскольку премия улетучилась как дым, а зарплаты скромного служащего консульства на все это «загнивание» не хватало, я решил пополнить бюджет, в очередной раз воспользовавшись своими необычными знаниями.
Для этого обратился к подшивкам старых газет, хранившихся в архиве консульства, изучая их на предмет нашумевших в Европе преступлений, которые остались нераскрытыми.
Спустя несколько часов, в одном из номеров «Юманите Диманш» за 1976 год я наткнулся на сообщение о том, что в июле неизвестные совершили дерзкое ограбление банка «Соцьет Женеаль» в Ницце, умыкнув оттуда шестьдесят миллионов франков, и за сведения о них гарантировалось вознаграждение в двести тысяч.
Что-то об этом я слышал раньше, и тут же напряг все свои составляющие.
Правоохранители забрюзжали, что ничего не знают, поскольку это не их профиль, шахтер зевнул, а вот моряк тут же выдал: - деньги умыкнул Альберт Спаджиари с двумя подельниками. Бывший военный.
- Откуда знаешь? - не поверил я.
- У нас в «Неделе»* было сообщение, - заявил он. - Прочел по случаю.
- Ну, молодец подводник, - умилился я. - Куплю тебе бутылку «Каберне». Вспомнишь боевую молодость.
- А нам? - тут же завякали другие.
- А вам привет от Волобуева. В том самом смысле.
Теперь дело оставалось за малым. Выяснить в банке, остается ли силе их предложение и если «да», слить Спаджиари.
Первое я проделал, позвонив из телефонной будки в финансовое учреждение, где все подтвердили, а второе провернул через одного из своих французских агентов по кличке «Ришар», пообещав ему половину премиальной суммы.
В результате тот, следуя полученным инструкциям, выехал в Ниццу, где встретился с банкирами и сообщил тем имя преступника, которое якобы узнал случайно (на этот счет имелась соответствующая легенда).
Спаджиари арестовали, все подтвердилось, и «Ришар» получил все, что причиталось. До последнего франка. На нашей очередной встрече половина перешла в мой карман, а агента я на время законсервировал*. В целях собственной безопасности.
«По тихому» прогуляв еще пару тысяч, я приобрел на остальные несколько бриллиантов, спрятав их в надежном тайнике, после чего хотел вплотную заняться планом в части своего исчезновения.
Но не тут-то было.
Дело в том, что близились летние Олимпийские игры, назначенные мировым сообществом в Москве, а это являлось важным политическим мероприятием для страны Советов. Впервые в истории действо проводилось в пролетарском государстве, и следовало показать торжество ленинских идей в большом спорте.
Еще три года назад, когда я обретался в столице, в 5-м главке КГБ СССР был организован отдел, задачей коего являлось осуществление оперативно-чекистских мероприятий по срыву подрывных акций противника, а заодно враждебных элементов в период подготовки и проведения Олимпиады.
Его личный состав сразу же ударно занялся чисткой Москвы в этом плане. Выявляя внешних, а также внутренних врагов тайными силами и средствами.
Первых брали в активные разработки с последующей локализацией, вторых же выдворяли за 101-й километр*. От греха подальше.
А за полгода до начала игр, акулы империализма в лице Великобритании, США и Канады, под предлогом ввода наших войск в Афганистан, организовали бешеную кампанию по бойкоту Олимпиады. Желая ее сорвать в своих гнусных интересах.
В названной связи все советские посольства за рубежом, а также состоящие при них «бойцы тайного фронта» получили указания всячески препятствовать проискам империалистов, а заодно пропагандировать мероприятие.
Для таких целей были выделены дополнительные средства, и работа закипела.
Наш посол во Франции заявил решительный протест их правительству, явно примкнувшему к организаторам всего этого шабаша, консульство выдало массу въездных виз французским коммунистам, а мы нацелили агентуру с доверенными лицами, а также сочувствующими, на пропаганду Олимпиады.
Помимо этого, в нескольких типографиях были изготовлены с последующей раздачей тысячи ярких буклетов с видами Златоглавой, перечнем гостевых льгот и прочей «халявой»; две парижских и одна марсельская газеты поочередно тиснули заказные статьи о преимуществах социализма, а еще были организованы пикеты у посольств и миссий - организаторов бойкота.
В Марселе пикетчиками занимался я лично, для чего приобщил (естественно не бесплатно) десятка три люмпенов из недавно прибывших туда арабов с азиатами.
Им были выданы плакаты, на которых было написано по-английски: «Руки прочь от Олимпиады!», «Да здравствует Советский Союз!», а на трех (по-русски) «Картер и Тэтчер засранцы!». Последние исполнил ваш покорный слуга. Типа ответа Керзону*.
Как известно, Мероприятие прошло при полном аншлаге: в нем приняли участие спортсмены из восьмидесяти стран, а наши атлеты огребли подавляющее число медалей. Да еще установили целый ряд мировых рекордов, в пику заокеанским друзьям. Мол, нате вам! Выкусите!
Когда же спустя месяц олимпийские страсти улеглись, и мир занялся своими обычными играми, меня вызвал в Париж непосредственный начальник, заявив: - ну что, Волобуев? Допрыгался?
- Не понял, товарищ полковник - озадачился я. - А в чем, собственно, дело?
Далее последовала непередаваемая игра слов, самыми литературными из которых были - жертва аборта и недоносок.
Потом начальник чуть успокоился, выпил валидола и сообщил, что к нам едет представитель Центра. И вроде как по мою душу.
Оказывается, гнусные американцы с англичанами сфотографировали в Марселе три моих плаката на русском языке, передали снимки в свои посольства в Москве, а те заявило ноту МИДу*.
Мол, недружественный шаг и оскорбление их лидеров.
- Ты знаешь, чем это для тебя может кончиться? - вопросил шеф, глядя на меня, словно Ленин на буржуазию.
- Знаю, - потупился я. - Больше не буду.
- Ясно, что не будешь. Тебя, скорее всего, отзовут и отправят куда-нибудь за Урал. Кстати, поделом. Будешь там малевать плакаты на скалах.
На этом разговор был закончен, и начальник порекомендовал мне паковать чемоданы.
- Твою мать, а как хорошо все начиналось, - возвращаясь скоростным поездом в Марсель, с горечью думал я. - Еще бы чуть-чуть и свобода.
За окном проносились пейзажи юга Франции, вокруг, в креслах, о чем-то беззаботно щебетали потомки галлов.
- А почему бы нам не свалить до приезда этого самого гонца? - шепнул внутри меня прокурор. Его тут же поддержали шахтер с моряком. - Точно, надо рвать когти!
- Не слушай этих идиотов, - предостерег чекист.- В таком случае тебя сочтут изменником и рано или поздно отловят. У «конторы» длинные руки. А затем привезут в Союз. На суд пролетарского гнева. Или еще хуже. Шлепнут на месте. Как Меркадер* Троцкого.
От столь грустных перспектив я поежился, воссоздав картину, как боевик ПГУ* проламывает мне голову ледорубом, а потому решил не суетиться.
По принципу «спешка нужна при ловле блох». Часто применяемом в чекистской практике.
И, как оказалось, не ошибся.
Куратор из центра прибыл вовсе по другим делам. В посольскую резидентуру.
А заодно передал мне благодарность от Андропова* и поздравил с присвоением очередного воинского звания - капитан. За проявленную инициативу и находчивость.
Ну, вот видишь, а ты боялся, - воспрял духом начальник. После чего предложил выпить по рюмке «мартеля». Генерал с Лубянки благосклонно кивнул головой, - можно.
Глава 3. Не говори гоп
После отъезда высокого гостя в Москву, я вплотную занялся подготовкой к побегу. Вдруг возьмут, да и заберут на повышение в центральный аппарат. При таком раскладе.
Для осуществления замысла следовало обзавестись паспортом гражданина Франции, разыграть свою трагическую кончину, а потом сесть на один из авиалайнеров Марсель - Тхимпху в качестве туриста.
Почему именно в Тхимпху? Отвечаю.
Лететь сразу в Китай было чревато.
После «культурной революции» и смерти великого Мао, он все еще оставался достаточно закрытой страной, где каждый прибывающий туда европеец попадал в поле зрения китайских спецслужб и порою исчезал. Бесследно. Что, естественно, меня не устраивало.
Кроме того виза в Китай давалась всего на тридцать дней. А после истечения срока, иностранцы выдворялись.
Тхимпху же был столицей королевства Бутан в Гималаях, которое граничило на севере с «Поднебесной», откуда можно было пробраться в Тибет под видом странствующего монаха. А до этого пройти школу в одном из буддийских монастырей. Обучившись образу жизни и повадкам.
Паспорт я приобрел за 500 франков, использовав одного из своих агентов, имевшего знакомых в полиции Марселя. Как и наша милиция, она была продажной, а потому за деньги исполняла все. Вопрос был только в цене товара.
По документу я значился Этьеном Готье тридцати лет отроду, уроженцем местечка Руссильон в Провансе.
Теперь следовало обставить свое исчезновение, преподнеся его как несчастный случай.
Это было тоже несложным.
С момента прибытия к новому месту службы, по выходным я регулярно посещал на машине Лазурный берег, который часто называют французской Ривьерой.
Там загорал на пляжах и купался в море, а через пару месяцев купив акваланг, продолжил занятия дайвингом. Он и должен был помочь исчезновению Волобуева.
Накануне побега, который был намечен на очередной выходной, я прихватил из тайника бриллианты, упрятав их в зажигалку «Зиппо», а из сейфа в кабинете часть наличных франков, оставив пару сотен для будущего дознания. Чтобы его запутать.
Затем рассказал двум коллегам, что собираюсь в субботу навестить пляж в районе местечка Сен-Тропе и поплавать в море с аквалангом.
- Смотри не потони, - сказал один. Брюзга и перестраховщик.
- Типун тебе на язык, - рассмеялся я. - Не первый раз замужем. А про себя подумал: - хорошо сказал. Для последующего разбирательства.
В пятницу, после службы, заправив автомобиль, я погрузил в него акваланг, комплект запасной одежды с обувью, запер квартиру и выехал в суету марсельских улиц.
Затем, оставив город позади, взял курс на Лазурный берег. Слева поплыл непередаваемый ландшафт приморских Альп с платановыми лесами, рощами и виноградниками; справа, в лучах заходящего солнца, до горизонта синело море.
В пригород Сен - Тропе я въехал спустя два часа, когда в небе зажглись звезды и остановился в небольшом мотеле на берегу. К нему примыкал длинный песчаный пляж, со стороны которого доносило шорох прибоя.
Получив у шоколадной мулатки ключи и поднявшись со спортивной сумкой, внутри которой покоился акваланг, в номер, я для начала принял душ, вслед за чем спустился вниз, где с удовольствием поужинал в кафе на открытой террасе.
Гостей было немного - в основном бледные туристы из северной Европы, обстановка располагала к отдыху и умиротворению.
Я сидел в плетеном кресле за таким же столиком, потягивая молодое вино, курил «гавану», уставившись вдаль, и в мыслях прощался с Францией.
Здесь мне было хорошо, словно в песнях Мирей Матье, на одном из концертов которой удалось побывать в Париже.
Понастальгировав еще часок, поднялся к себе и улегся в постель. Чекист накануне важной операции должен непременно отдохнуть. Так учили в Высшей школе.
С первыми лучами солнца я пробудился, зевнул и, шевеля пальцами на ногах (так было лучше думать), прокрутил в голове все, что предстояло сделать.
Далее был завтрак, состоявший из круассанов с чашкой кофе, утренняя сигарета, а затем поездка в аэропорт Сен-Тропе, именуемый «Ла Моль». Там Этьен Готье, то бишь новый я, приобрел билет в столицу королевства Бутан - город Тхимпху.
Рейс выполняла компания «Эр-Франс», время вылета в 17 часов и прощай Европа.
По дороге назад «гражданин Франции» въехал в тенистую рощу кипарисов на берегу в полукилометре от пляжа, где располагался мотель (там было пустынно), и извлек из багажника пакет с одеждой.
Далее сунул туда паспорт с билетом, бумажник и зажигалку с сигаретами, после чего оглядевшись по сторонам, зарыл пакет в песок меж двумя приметными валунами.
- Так, - отряхнув руки, сказал сам себе. - Лед тронулся, господа присяжные заседатели!
Спустя еще час, оставив «Рено» на стоянке у мотеля, а в номере свой дорожный гардероб с документами на имя служащего советского консульства Никиты Волобуева, я шлепал ластами по песку к ласкового шипящему пеной, ультрамарину моря.
Плечи оттягивал акваланг, из шезлонгов под пляжными зонтами, на дайвера сонно взирали принимающие солнечные ванны туристы.
Забредя в воду по грудь, я включился в аппарат, послал последнее «прости» родному консульству и погрузился в таинственный мир глубин. Где нет общественного устройства, политики и социальных различий.
Средиземное море значительно отличалось от Черного. Вода в нем была более теплой и прозрачной, а живой и растительный мир гораздо богаче.
Помимо уже знакомых мне пород рыб, тут и там возникали неизвестные, отдельными особями, а то и стаями; внизу колыхались поля самых разнообразных водорослей, меж которых там и сям, проглядывались окаменелости кораллов.
Отплыв метров на пятьдесят от берега и пуская пузыри, я осмотрелся, выбирая нужный курс, после чего, работая ластами, заскользил в подсвеченной солнцем воде, вдоль побережья.
Вынырнув почти в нужном месте, сделал необходимую поправку на девиацию*, вновь погрузился и хорошо провентилировал легкие.
После этого, задержав дыхание, стащил с себя акваланг, зарыл его в песок под группой актиний, навалив сверху обломок известняка, а потом, всплыл к бликам света на поверхность.
До рощи с кипарисами оставалось метров двадцать пять, и я их неспешно проплыл брасом*.
Выйдя на берег, отряхнулся (кругом было тихо), прошел к знакомым валунам и, усевшись на один, немного обсох под легким бризом. Далее, взглянув на наручные часы-амфибию, извлек свой пакет, облачился в летний костюм и шляпу со штиблетами, а потом, щелкнув зажигалкой, закурил. После морской прогулки -непередаваемое удовольствие.
Чуть позже, с видом праздношатающегося, засунув руки в карманы белых штанов и насвистывая, я вышел из тени деревьев на солнце, пошагав к недалекой, с проносившимися автомобилями дороге.
Там вскоре поймал такси, за рулем которого сидел жизнерадостный араб, которому я коротко бросил, - в Ла Моль, приятель!
- Слушаюсь, месье, - блеснул он белоснежными зубами.
Аэропорт жил своей обычной жизнью.
На бетонной полосе взлетали и приземлялись самолеты, в прохладном, с кондиционерами, зале ожидания неспешно передвигались или сидели в креслах представители самых разных наций; томный девичий голос под сводом, на двух языках вещал о времени регистрации и отправления рейсов.
Поскольку до моего оставалось полтора часа, я по привычке обошел аэропорт, наблюдая за обстановкой. Ничего настораживающего не наблюдалось. Служащие в голубой униформе привычно занимались своими делами, изредка возникавшие французские ажаны* тоже подозрений не внушали.
Регистрация пассажиров у стоек и досмотр багажа выглядели простой формальностью. Время глобального террора было впереди, мир находился в относительном равновесии и покое.
Дабы не привлекать к себе внимания отсутствием личных вещей, я прошелся по многочисленным магазинчикам зала ожидания, где купил фирменный «дипломат», куда поместил приобретенные здесь же электробритву, укомплектованный всем необходимым несессер, а также шорты, сандалии и футболку.
После этого у меня осталось две тысячи франков, которые в Бутане составляли целое состояние.
Удовлетворившись покупками, я почувствовал голод и решил подкрепиться. Для чего вознесся эскалатором на второй этаж, зайдя в один из ресторанов.
Здесь тоже царили прохлада и покой, немногочисленные посетители тихо звякали приборами.
Усевшись за свободный столик, откуда открывался вид на взлетную полосу с синевшими вдали горами, опушенными перистыми облаками, я, неспешно просмотрев меню, подозвал официанта.
- Зеленый салат с сыром, филе-миньон с грибами, миндальное пирожное и кофе, - сделал ему заказ.
- К филе у нас отличное бургундское, урожая 1965-го, - наклонился ко мне усатый гарсон*. - Рекомендую.
- Хорошо. Несите бутылку.
Салат оказался выше всяких похвал, мясо жестковатым, а вино на уровне.
Когда официант, унеся посуду, доставив горячий кофе с эклером, в теле расплылась приятная истома.
Я снова закурил и, прихлебывая, обжигающий «бурбон»*, предался мечтам о Бутане.
Все, что можно было узнать об этой стране, почерпнул в справочниках.
Там значилось, что это маленькое буддийское монархическое государство, расположенное в Гималаях, между Индией и Китаем. На протяжении многих столетий мир не ведал о существовании этой крошечной экзотической страны с населением всего лишь семьсот тысяч человек.
Именно поэтому границы Бутана до сих пор окутаны пеленой загадочности и местного колорита, несколько непривычного для современного европейского жителя.
Затерянное высоко в горах государство Бутан - это последнее оставшееся буддийское королевство. Здесь царит конституционная монархия, а возглавляет страну Джигме Сингье Вангчук из древней династии. Имидж Бутана в первую очередь формирует глубокая приверженность местного народа своим культурным традициям.
Страна не стремится избирать современный путь развития цивилизации, к примеру, о телевидении там узнали только к концу века.
Но при этом в ней живут поистине счастливые люди.
Тибетские хроники XVIII века сохранили множество имен этого загадочного государства, среди них: Спрятавшаяся Святая Страна, Южная Долина Целебных Трав, Лотосовый Сад Богов.
Современники же выделяют две наиболее популярные версии: Бху-Утан - «горная страна», либо Бхот-Ант- «юг Тибета». При этом сами бутанцы всегда называли свое государство Друк Юл, что в переводе означает «Страна Дракона-Громовержца» (вероятно, это связано с сильными грозами, которые случаются в данной местности довольно часто).
Археологические раскопки свидетельствуют о том, что цивилизация на территории Бутана зародилась в глубокой древности - примерно во втором тысячелетии до нашей эры. Однако сведений об истории государства до наших веков практически не дошло.
Известно, что первыми европейцами, посетившими страну, были португальцы. На дипломатический «контакт» с другими государствами королевство вышло лишь в конце XVIII века.
Несмотря на то, что Бутан считается «страной третьего мира», народ его здравствует и процветает, а связано это с тем, что экономическое развитие страны измеряется не «внутренним валовым продуктом», а «валовым национальным счастьем».
Это единица измерения качества жизни бутанцев, которая включает в себя прежде всего сохранность морально-нравственных ценностей.
Придумал ее четвертый король Бутана в 1972 году, он был убежден: «счастье народа важнее процента ВВП». Кстати сказать, «валовое национальное счастье» в стране планируется заранее, на пять лет вперед, при этом прогресс осуществляется крайне медленно, дабы не разрушить культурные и семейные ценности, приверженность буддизму и первозданность природы.
Первое, что отличает страну - это чистота. На каждом шагу стоят урны. Местные жители очень обеспокоены экологией своей страны, поэтому даже в самом бедном районе королевства нет мусора, в отличие, например, от соседствующих Индии или Непала.
Еще одна колоритная особенность - это здания, внешне напоминающие малахитовые шкатулки.
В 70-х годах действующий монарх издал указ о том, что все сооружения (начиная от жилых домов и заканчивая аэропортом) должны быть расписаны традиционными орнаментами. С тех пор так и повелось.
Восемьдесят процентов населения Бутана - это сельские жители, поэтому жизненный уклад здесь деревенский. Жилые дома все однотипные, имеют по три этажа: на первом располагается хлев, на втором - кухня, спальня и молельная, а на третьем - чердак для сушки сена и хранения ненужного хлама.
В каждом жилище повсюду развешаны портреты короля и его супруги, жители Бутана искренне любят и почитают их всем сердцем. На крыше дома обязательно должен развеваться традиционный флаг - хатаги (это полотна белой ткани с молитвами).
Все бутанцы в обязательном порядке придерживаются национального дресс-кода, на местном языке он называется Дриглам Намжа. Мужчины должны носить гхо (тяжелый халат длиной до колен, подвязанный поясом), а женщины - блузки, поверх которых накидывается прямоугольный кусок ткани (кира).
В городе Паро располагается один из важнейших буддийских объектов в мире - монастырь Такцанг («гнездо тигра»), построенный на скале высотой более одного километра. Это самый известный памятник Бутана.
Еще одна не менее привлекательная реликвия королевства - Курджей Лхакханг - храм, возведенный вокруг пещеры с отпечатком тела буддийского гуру Ринпоче на стене. Он находится в городе Джакар.
Путешествующий по Бутану заметит также на территории всей страны большое изобилие дзонгов (древних крепостей), которые сегодня служат резиденциями гражданской и монастырской администрации каждого района.
Природа в Бутане поражает своим великолепием. Здесь насчитывается девятнадцать горных вершин высотой более семи километров, среди них священная гора Джомолхари и высочайшая точка КоролевстваБутан - гора Кула-Кангри.
Климатические условия разнятся в зависимости от того, в какой части страны вы находитесь: от теплых и влажных джунглей на юге (на границе с Индией), до вечных ледников на севере (на границе с Тибетом).
В западной, центральной и восточной частях погода скорее напоминает европейскую. С каждым годом все больше и больше туристов открывают для себя экзотические красоты Бутана. Однако приезжих по-прежнему здесь немного.
- Да, - думал я. - В этой сказочной стране можно будет почерпнуть немало полезного и немного попрорицать. А затем отправиться в Тибет, где заняться этим по полной программе.
Столь радужные размышления прервало очередное сообщение, донесшееся из динамиков - начиналась регистрация на Тхимпху.
Я расплатился с официантом, дав ему щедрые чаевые, на что тот довольно осклабился «мерси», после чего взял свой дипломат, спустился вниз и направился к стойке регистрации.
Там уже находились несколько десятков пассажиров, у которых поочередно проверяли паспорта с билетами две миловидные девицы с ногами от плеч и в коротких мини юбках
Процесс занял не более пятнадцати минут, далее последовал таможенный досмотр - поверхностный и формальный, вслед за чем всех пригласили к выходу на взлетную полосу, у которого вылетавших ждали два яркой окраски автобуса.
Ведомые сопровождающей мы погрузились в них, гармошки дверей бесшумно закрылись, и транспортные средства мягко покатили один за другим по серому бетону.
Спустя непродолжительное время они встали у белоснежного «Конкорда», хвостовое оперение которого было расцвечено колерами французского национального флага.
К описываемому времени это был один из лучших воздушных лайнеров, используемых на дальних магистралях, с крейсерской скоростью более двух тысяч километров в час и дальностью полета сверх семи тысяч.
У борта лайнера уже стоял трап, мы выгрузились, и посадка началась.
Кукольного вида стюардесса, взглянув на мой билет, кивнула изящной головкой с прической «а - ля гарсон», предлагая войти в салон, после чего я ступил на борт воздушного судна.
Оно впечатляло размерами и комфортом.
Пассажирский отсек с двумя рядами кресел, увенчанных белоснежными чехлами, терялся вдали, все было отделано хромом и пластиком, под ногами пружинила ковровая дорожка.
Мое место было в средней части самолета, крайним справа у иллюминатора. Я сунул дипломат в ячейку ручной клади у подволока*, после чего уютно расположился в кресле.
Соседом сбоку оказался высокий, средних лет латинос*, с орлиным профилем и в темных очках, угнездивший на коленях футляр со скрипкой.
- Буэнас тардес, амиго*, - улыбнулся он, перехватив мой взгляд. После чего добавил на французском, - я музыкант, лечу в Бутан на гастроли.
- Похвально,- кивнул я. - Желаю удачи. И тоже изобразил улыбку.
Вскоре посадка закончилась, трап укатил в сторону, а стюардессы совершили предполетный ритуал. Одинаковый во всех авиакомпаниях мира.
Далее на переборках зажглись таблички «но смокинг», послышался свист запускаемых турбин - лайнер плавно покатил к месту старта.
Там он на минуту встал (свист моторов перешел в рев), чуть задрожал корпусом и стал набирать разбег, все убыстряясь.
Еще несколько секунд - под крылом поплыла взлетная полоса, потом зелень рощ, которые сменила бескрайняя синева моря…
Турбины умиротворяющее гудели, стюардессы, мило улыбаясь и играя бедрами, развозили на тележках напитки с сувенирами, в салоне царили спокойствие и благодушие.
Я посетил приятно пахнущий фиалками туалет «Конкорда», где воспользовался писсуаром, а когда одна из стюардесс оказалась рядом, попросил у нее коньяк. Который стал смаковать, рассматривая воздушное пространство.
За иллюминатором плыл воздушный океан, а под ним расстилалась бесконечность облаков, принимающих самые фантастические очертания. Воздушные замки сменялись человечьими профилями голов, те превращались в диковинных зверей с птицами и так далее.
Коньяк приятно расслаблял, оторвавшись от созерцания мироздания я зевнул, поставил пустой бокал на откинутый перед собой столик и уснул. Под гул турбин и убаюкивающий свист вентиляции.
Мне снился сказочный Бутан, и я в золотой одежде ламы, проповедующий пастве небывалое.
Тысячи людей с благоговением внимали, в перерывах я изрекал мантры*, состояние было близкое к оргазму.
Потом кто-то из верующих громко заорал: «Всем сидеть! Не двигаться! Это угон!».
Видения исчезли.
На сиденье сбоку от меня лежал открытый футляр скрипки, а рядом, в проходе, высился латинос, потрясая в руке куцым израильским «Узи»* с торчащим из рукоятки магазином.
У открытой двери кабины пилотов, направив туда браунинг, что-то орал второй, араб в белом балахоне, а в хвостовой части, демонстрируя в руке гранату, скалился третий - здоровенный негр. У меня по коже пошли мурашки.
- Ни х.. себе, - прошептали губы, а мозг стал лихорадочно соображать, что делать.
- Сиди тихо не рыпайся, - тут же дал внутри совет чекист. - Как в таких случаях учили.
- И запоминай их приметы, что б потом дать показания властям, - добавил прокурор. - Это важно.
- Не, лучше дай бандиту рядом в лоб, - возбудился шахтер.- Что делают, суки!
- А потом вырви ствол и с «Варягом» вперед! - призвал моряк.
Внутри все смешалось в противоречиях.
Как результат, Готье попытался вскочить и тут же получил от латиноса удар сионистской железякой по голове.
Там вспыхнуло и погасло.
Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/rukopis-iz-tibeta-chast-2-glava-4-5-6-7-652a431e9523772f00fe5ad2