Сразу огорчу тех, кто ждал ужастиков: их здесь не будет. Но заголовок верен – семь дней отпуска мы провели среди могил на деревенском кладбище. Но нас интересовали не умершие, а часовня, в которой их когда-то отпевали.
На север, в глушь, с молотком
А теперь к сути. Этой осенью я второй раз отправилась с проектом «Общее дело» в далекую деревню, чтобы восстанавливать деревянный храм. В прошлый раз это была добротная церковь в деревне Нименьга на севере Архангельской области. В этот раз – разваливающаяся часовенка у деревни Кони в Коми.
Местные жители редко присоединяются к волонтерам, скорее помогают жильем и инструментами. Зато в глушь, то ли за разнообразием, то ли движимые добрым порывом, едут москвичи. В нашей команде из восьми человек – только двое не из столицы. Может быть, кому-то такой отпуск на севере, осенью, с молотками в руках покажется странным. Но эти люди существуют. Плюсы, хоть и неочевидные, все же есть. Все расходы – дорога и питание. К тому же это поездка в необычное место. И, главное, шанс прикоснуться к живой, но уходящей истории.
Жизнь научила бить поклоны
Без неудобств в экспедиции не обошлось. Всем пришлось менять городские привычки, начиная с пробуждения и заканчивая едой. Чтобы полноценно поработать до темноты, приходилось вставать в 6-7 утра. Для некоторых москвичей такой режим был непривычен, но они подчинились решению группы.
На разносолы можно было не рассчитывать. На той стороне реки, где находилась деревня Кони, магазинов давно нет. Зато есть лесные и деревенские дары. Местные жители не раз приносили угощения: банку варенья, каравай хлеба, предлагали купить рыбу, грибы, ягоды, или мы заказывали у местных молоко и творог.
Мобильная связь едва мерцала. Казалось бы, отсутствие интернета могло стать недостатком, но вышло наоборот. Ребята сначала даже слегка расстроились, что в деревне есть связь: хотелось отключиться от цивилизации. Поэтому добровольно устроили цифровой детокс, бросив телефоны на дно рюкзаков.
Труднее всего пришлось перестраиваться под уклад деревенского дома. Планировалось жить в палатках недалеко от часовни. Но местные активисты и батюшка из соседнего села Онежье подсуетились: все-таки начало осени, дожди и холода. И договорились с жителями Анной Шикирявой и Евгением Сокериным, которые предоставили на неделю свою избу.
Точнее дом - огромный, столетний. И со всеми полагающимися атрибутами: иконами в красном углу и русской печью, с полатями и холодным туалетом в хозяйственной части, водой из колодца и баней во дворе. От растопки русской печи отказались – спасала железная печка поменьше. А к низким проемам дверей все не могли привыкнуть.
В деревнях такие двери строили намеренно, чтобы сберечь тепло. А мы хоть и били каждый раз поклоны, отдавая дань уважения столетнему дому, все равно забывались. И бились лбом о притолоки и развешенные на входе полотенца не спасали. Каждый день кто-нибудь хватался с воплями за голову.
Всенародно забытое
Часовня Николая Чудотворца, ради которой была устроена экспедиция, располагалась в нескольких километрах от деревни – среди кладбища. Перед поездкой все видели ее на фотографиях - с обвалившимся куполом и колокольней. Эксперты определи ее состояние как «руинированное», читай - руины. Когда мы увидели часовню вживую, стало ясно: ситуация гораздо хуже. От удивления все только присвистнули. Честно говоря, как человек, далекий от архитектуры, подумала, что спасать тут почти нечего. Казалось, что только обшивка снаружи удерживает трухлявое здание на месте. Но архитектор заверил, что стоит попытаться.
На часовне висела табличка, указывающая, что это памятник деревянного зодчества и подлежит охране как всенародное достояние. Однако достояние было скорее всенародно забыто, чем всенародно оберегаемо.
Точных архивных данных, когда построили часовню Николая Чудотворца в деревне Кони, не нашлось. Архитектор, исследовавший памятник в 1971 году, датировал ее серединой XIX века. В то время жители Кони решили построить свою часовню, чтобы не ходить на службу в соседнюю деревню. Тогда часовня стояла в самой деревни. Когда же берег реки стало подмывать, ее в 1903 году перенесли на кладбище. За 120 лет кладбище разрослось, а огромные ели обступили часовню, так что корни подпирают ее фундамент.
Какая судьба деревянных храмов в такой глуши? Обрушение от ветхости или в лучшем случае подновление, не дающее упасть. О реставрации деревянных храмов никто не мечтает – деньги найдутся разве что на Кижи. Сейчас лучшее для забытых храмов – консервация. То есть всё, что позволит храму не рассыпаться и простоять еще десяток лет.
В нашем случае консервация выглядела прозаично и не так масштабно, как хотелось. Нужно было поставить конструкции, чтобы повисший купол колокольни не упал. Покрыть крыльцо новой кровлей и устроить строительные леса для будущих экспедиций. За короткий приезд на что-то великое рассчитывать было сложно. Тем более, что большую часть времени мы разбирали завалы и вывозили тачками труху, пробудив в ней комариные стаи.
«Религия – злой опиум для нашего народа»
Приходившие на могилы местные жители только поглядывали на нас, но не присоединялись. Любопытствовали, делились воспоминаниями. Например, как пару лет назад внутрь упал купол. Как во время поминок бегали в часовню вместо туалета. Говорили, что проще снести ее трактором и построить заново. Но не признавали, что, если бы присмотрели за часовней, то она не развалилась.
В их разговорах не было досады, что часовню не сберегли. Все собеседники были немолодые: под 60-70 лет. Мы не раз пытались понять, что стало причиной их безразличия. Советское атеистическое воспитание? Неумение разглядеть ценность в том, что видишь всю жизнь? Или это действие теории разбитого окна: часовня разрушилась, все решили, на нее наплевать?
В последний день, когда вокруг здания обкосили траву и построили леса, захотелось привести в порядок и заброшенные могилы. Москвич Саша сколотил простое надгробие из оставшихся досок и к нему приделал старинную табличку. Попросили у местных, чтобы они для долговечности покрасили крест краской, но получили отказ: «У нас здесь своих родных хватает, чтобы еще за одинокой Марьей Ивановной следить». Справились своими силами.
Когда мы покидали Кони, в душе осталось противоречивое чувство. Мысли о безнадеге - заброшенности и ненужности рубленной предками часовни. И при этом эстетическое удовольствие и радость от результатов своего труда. Увы, первое ощущение до сих пор не отпускает, зато второе мотивирует сильнее. И летом снова поеду к очередному забытому храму.
Буду признательна за 💙, подписку и ваше мнение в комментариях, стоит ли восстанавливать умирающие храмы