Сегодня я проснулся совершенно разбитым. В мои девятнадцать лет до сегодняшней ночи я никогда не жаловался на сон - мой молодой, здоровый организм в положенное время вырубался, словно ныряя в пропасть, и я спал крепко, без снов до самого утра. Я, естественно, ещё не был обременён семьёй и малыми детьми, потому в ночи никто не мог меня потревожить. Но сегодня всё было не так.
Мне снился сон. Впервые, за многие годы. Странный сон, жуткий и какой-то... Живой, что ли.
Снилось мне, будто я сижу с друзьями в парке. Всё вокруг подернуто туманом, который больше был похож на зыбкую, лёгкую дымку. Я ещё удивлялся, чего это нас в такую погоду на прогулку потянуло? Говорю Саньку и Юрке:
- Парни, может, в бильярдную пойдёмте? Что-то погода нелётная!
- Никит, ну ты чего раскис? Наоборот, хорошо, смотри, парк пустой, сейчас пивка возьмём сходим, выпьем, и никого смущать не будем!
Нет, мы не были трудными подростками, не были гопниками или заядлыми любителями выпить. Обычные студенты, будущие медики, которые всё же не прочь были отдохнуть с бутылочкой пива.
Я осмотрелся. Действительно, вокруг никого. Ни единой души, словно весь город разом вымер, и время будто остановилось...
Мы болтали ни о чем. Юрец рассказывал что-то о Нинке, его девушке, но я не слышал его. Меня охватила внезапная тревога. Чувство, будто кто-то наблюдает за мной, что кто-то всё это время, всю мою жизнь следует за мной по пятам.
И вдруг Санёк толкнул меня локтем в бок:
- Никит, глянь! - и стал тыкать пальцем мне за спину.
Я обернулся. Возле куста сирени стояла незнакомая девушка. На вид ей было около двадцати лет, миловидная, с густыми тёмными волосами и невероятно несчастным взглядом. Если бы не бледность, то я бы без труда определил её как человека кавказской внешности. Одета она была в лиловую футболку и простые джинсы, на ногах - поношенные кеды. Нетипичная одежда для кавказской девушки. Увидев, что я смотрю на неё, она улыбнулась и... исчезла.
Потом сон сменился. Внезапно я оказался на берегу реки, пологий берег которой зарос густой земляникой. Спиной ко мне, сгорбившись и обхватив колени руками, сидела женщина. Просто сидела, слегка раскачиваясь и опустив голову. Я подумал, что ей плохо, приблизился и окликнул её. Она обернулась и я остолбенел: это была та девушка, что стояла в парке, но на этот раз она выглядела значительно старше. Сейчас ей на вид было лет сорок, может меньше. Возможно, возраста ей прибавлял всё тот же несчастный взгляд, будто у загнанного зверя и довольно сильно отекшее лицо. В этот раз она была одета в светлое, бежево-молочное лёгкое платье.
- Женщина, вам нехорошо?
Подойдя ближе, я разглядел, что губы у женщины имели синюшный оттенок, а цвет лица был неестественно бледен. Она протянула ко мне руку со скрюченными пальцами, на концах которых росли поломанные посиневшие ногти и хрипло прошептала:
- Прости, Никита, я не хотела...
И в тот же миг исчезла.
А я проснулся, обливаясь холодным потом. Кое-как придя в себя, я наконец осознал, что это был просто кошмарный сон.
На кухне гремела посуда. Это мама готовила завтрак, как обычно, заранее, чтобы успеть к моему пробуждению.
- Никита, вставай! Пора собираться, у тебя пары скоро начнутся! - звонко крикнула она.
Я нехотя поднялся с кровати и поплелся на кухню. Мама, завидев меня, улыбнулась:
- Что-то ты какой-то невыспавшийся. Дурной сон?
Я скривился:
- Да уж. Дурной. Мягко сказано.
- Расскажи, - мама уселась напротив меня и потрепала меня по голове. Она всегда так делала.
Я был единственным ребёнком в семье. Родившийся в девяностых, я даже не задавался вопросом, почему у меня нет ни братьев, ни сестёр. Мама меня очень любила. Иногда мне казалось, что это даже какая-то нездоровая, слишком навязчивая любовь. Она тряслась надо мной, будто боялась, что меня украдут, отберут, увезут куда-то. И всё время повторяла:
- Ты слишком тяжело мне дался, чтобы тебя отпустить.
Я воспринимал это как само собой разумеющееся. Мать любит единственного ребёнка. Всё же ясно, чего ещё гадать?..
***
День прошёл как обычно. Омрачало только одно: нужно было готовиться к сессии, а значит вечерняя прогулка с друзьями и свидание с девушкой откладывается, ведь учился я в медицинском институте, что не давало мне права халатно относиться к учёбе. Я грезил своей будущей профессией, учился хорошо и мечтал стать самым лучшим кардиохирургом в стране. Да-да, такие наивные мечты и высокие амбиции! Мама меня во всём поддерживала и верила в меня.
Она зашла в комнату, где сидел я, обложившись учебниками и тетрадями.
- Никита, ты бы хоть поел. Давай я принесу ужин в комнату!
Не дожидаясь ответа, она помчалась на кухню, загремела посудой, и вскоре передо мной оказалась тарелка с ароматной запечённой картошкой с курицей. Аппетит сразу же разыгрался не на шутку, и я мигом проглотил всё, что принесла мама.
Естественно, вскоре меня сморил сон. Веки потяжелели и закрылись, как бы не старался побороть сонливость...
Очнулся я от ощущения чужого присутствия. Разогнувшись, я потер затекшую руку, на которой лежал, повернулся в сторону кровати и вскрикнул от неожиданности.
На моей кровати сидела она. Женщина из вчерашнего сна. Всё такая же, как и тогда, когда я видел её возле реки: бледная, несчастная, с отекшим лицом и посиневшими губами. Она улыбалась и пристально смотрела на меня своими белёсыми, несчастными глазами. Затем, как и в прошлую ночь, она протянула скрюченную руку с синюшными ногтями и прохрипела:
- Прости меня, Никита... Я не хотела...
В этот раз я услышал в её голосе не просто хрип, а какое-то бульканье. Будто в её лёгких была вода. Как будущий медик, даже сквозь собственный страх я констатировал, что скорее всего, передо мной утопленница. Нелепость какая-то. Во сне меня преследует мёртвая женщина, совершенно незнакомая, и просит прощения? За что, интересно?
А ещё я заметил одну, на мой взгляд, значимую деталь: у женщины на щеке с правой стороны, ближе к носу, была небольшая, продолговатая гемангиома тёмно-коричневого цвета.
Я тряхнул головой, и женщина исчезла. А потом я проснулся на самом деле, обвёл взглядом комнату и, естественно, никого в ней не обнаружил.
***
Время шло. Сессию я успешно сдал и наконец мог вздохнуть с облегчением. Женщина снилась мне довольно часто, практически каждую ночь. Она также просила прощения, тянула ко мне крючковатую руку, а из белёсых глаз текли слезы. Я почти привык к ней, даже, к своему ужасу, стал чувствовать в ней что-то близкое, родное. Она не пугала меня и я был уверен, что она не навредит. Почему, я и сам не понимал.
Но тем не менее эти сны меня напрягали. Я не высыпался и каждую ночь с тревогой ждал, что она снова появится и будет гортанно булькать, прося за что-то прощения...
Но в тот вечер случилось то, отчего я больше не мог молчать. Я сидел у себя в комнате и болтал по телефону с Юлей, своей девушкой. Мы договорились встретиться завтра, сходить в кафе, а затем в парк... И тут я услышал навязчивый стук в окно. Сначала я подумал, что мне показалось, ведь живём мы, на минуточку, на седьмом этаже... Но нет. Стук повторился.
- Юль, подожди, я перезвоню... - пробормотал я и сбросил звонок.
Я осторожно подошёл к окну, отодвинул штору и выглянул наружу. В пустынном дворе, возле качелей стоял знакомый силуэт в светлом платье и тянул ко мне руку. В голове пронеслось:
- Прости меня, Никита... Я не хотела...
Она говорила это внутри меня, в моей голове.. И вот тут меня охватил ужас. Я поскорее задернул шторы и, чувствуя, как меня колотит, вышел из комнаты. Мама, как всегда, крутилась на кухне. Завтра должен был вернуться отец из командировки, и потому вся наша квартира была наполнена умопомрачительными ароматами. Мама всегда готовилась к его приезду. Отец был военным врачом, и мы привыкли к его частым отъездам, порой очень опасным. Африка, арабские страны, Кавказ - он ездил всюду. В подробности нас с мамой не посвящал, да мы и не настаивали.
Мама заметила моё беспокойство, но я, схватив из тарелки пирожок, поспешил в комнату, ссылаясь на усталость.
А ночью случилось и вовсе нечто из ряда вон. Я проснулся от нестерпимого холода, открыл глаза и чуть не умер от страха: надо мной нависло её отекшее лицо. Она пристально буравила меня взглядом, словно пытаясь изучить каждую чёрточку, а потом пробулькала:
- Ты должен меня простить, иначе я не смогу уйти. Спроси у отца...
И исчезла. А я, что удивительно, провалился в сон, будто в бездну...
***
Наутро приехал отец. Уставший, загорелый, словно постаревший, но радостный от того, что наконец-то вернулся.
Говорили обо всём, старательно избегая темы командировки. Отец обмолвился лишь, что был в Палестине. Когда мама ушла отдыхать, я наконец набрался смелости.
- Пап, по-моему, мне необходим психиатр.
Отец удивился. Сбивчиво, аккуратно подбирая слова, я рассказал ему всё, что происходило со мной в последнее время. Отец, хмурясь, слушал. А когда я подробно описал внешность женщины, он побледнел и застыл, не зная, что сказать.
- Мне кажется, надо позвать маму, - пробормотал он, - Люда! Подойди!
- Я всё слышала, - потухшим голосом сказала мама, заходя на кухню. Оказывается, она стояла за дверью и слушала мой рассказ.
- Вы знаете, кто она? - непонимающе спросил я.
- Да. Это твоя мать, - опустив голову, ответила мама.
Я был ошеломлён. Нет, не просто ошеломлён, а просто... Обескуражен.
- В смысле? Я приёмный? Я не ваш сын?! - хрипло вскричал я.
- Не совсем, - замялся отец, - Ты мой сын, но мама... Она тебе не родная...
- Это как?
- Давай по-порядку, - вздохнула мама, - Я с рождения не могу иметь детей. У меня патология, которая не лечится, и мы с папой уже вроде бы смирились с этим, но тут случилось... В общем... Миш, давай дальше ты.
Отец вздохнул.
- В тысяча девятьсот девяносто пятом году меня отправили в командировку в Чечню. Ты мальчик умный, прекрасно знаешь, что тогда шла первая чеченская. В общем, судьба свела меня с одной местной девушкой, немного не похожей на остальных чеченок: она росла в смешанной семье русского и чеченки, местные их недолюбливали. Ещё и потому, что девушка эта вела довольно свободный образ жизни, одевалась не по правилам, вела себя довольно смело. Да-да, такое бывает. В общем, я тогда изменил жене, и это не прошло бесследно. Девушка...
- Как её хоть звали? - перебил я.
- Самира. Имя местное, но достаточно привычное для нас, - ответил отец, - Она пришла ко мне, вся в слезах. Мол, что мы натворили, теперь мамины братья убьют и меня, и моих родителей. Мою одежду терпят ещё, поведение тоже, но беременность и незаконного ребёнка не потерпят. Мне стало жаль Самиру и я судорожно думал, что делать. Ведь по сути, я был виноват. И тогда мне в голову пришла отчаянная мысль. Было решено дать Самире родить, а я должен был забрать ребёнка. Отец Самиры тогда побил меня, но согласился с моим планом. Её скрывали от людских глаз все месяцы беременности, а мне пришлось сознаться жене в измене. Моя родная простила меня и даже обрадовалась, что я приеду не один. Мне как раз выпал отпуск, после которого твоя мама стала подкладывать подушку под живот, для соседей. С врачом в нашей больнице я договорился после того, как привёз тебя домой.
- Она просто отдала меня и всё? - спросил я.
- Нет, не просто. Она кричала, рыдала и выла, как раненый зверь. Она... У неё не было выбора. Даже роды принимал я сам у Самиры дома. Это позор для чеченки. Самый страшный позор. Ведь отец Самиры жил там без осуждения только потому, что принял ислам, а мать и вовсе была коренная, и получается, Самира опозорила бы всю семью. Она чувствовала к тебе любовь матери. Но не могла иначе. Без вариантов. Правда, потом я узнал, что Самира сбежала из Чечни, скрылась где-то в центре России. Больше я ничего не знаю о ней...
Я просто поник. Я смотрел то на мать, то на отца и не знал, что сказать. А потом в голове возникла целая вереница мыслей:
- Мам, пап. Я люблю вас. Я вырос в любви и заботе. Я не виню никого, но и она страдала, получается. И раз она приходит в таком виде во сне, значит... Её уже нет в живых.
Отец опустил голову:
- Это моя вина. Я своей несдержанностью сломал ей жизнь. А она ещё просит прощения. Может быть, она искала тебя, но вряд ли у неё были возможности для того, чтобы добиться цели. Я сомневаюсь, что со стороны родственников была хоть какая-то поддержка. Да и я смалодушничал, оставил её в столь незавидном положении...
- Она умерла, - пробормотал я, - Я хочу узнать всё о ней.
***
Отец подключил все свои связи, чтобы выяснить всё о судьбе Самиры. Оказалось, что она уехала тогда, почти сразу, как только родился я, в Москву, там пыталась устроить свою жизнь, но ничего не вышло. Она стала пить, вести маргинальный образ жизни и в итоге не так давно утонула, напившись до беспамятства. Похоронили её власти Москвы. Но я не винил её. Её сломали. Сломала сама жизнь - ужасные законы республики, заставившие отдать ребёнка, придумавшие некий позор. Дикие, нелепые и жестокие законы и традиции. Которые, я надеюсь, когда-нибудь канут в Лету. Мы нашли могилу моей мамы и перезахоронили её поближе к нам. А потом я вышел на дедушку и бабушку по её линии. Они были рады обо мне узнать, но общаться тесно побоялись, ведь "позор" падает на весь род. А она мне больше не снилась, видимо, поняв, что я простил её...
Желающим выразить автору материальное спасибо:
Карта Сбербанк:
5469 6100 1290 1160
Карта Тинькофф:
5536 9141 3110 9575
Почитать ещё: