Найти в Дзене

Про “счастливое советское детство” и проклятый “национальный вопрос”. Рассказ 4. Как ещё жилось – в стране бытовой ксенофобии.

Оглавление

Читать сначала:
Рассказ 1. Про детство начавшееся в стране национальной стерильности.
Рассказ 2. Про то как детство оказалось – в стране бытовой ксенофобии.
Рассказ 3. Как жилось - в стране бытовой ксенофобии.

Моё “счастливое советское детство” было по-настоящему – счастливым, потому что пришлось на самый благополучный, самый сытый и самый мирный период в жизни моей великой страны. Страны, которая за двадцать лет до моего рождения одержала победу в величайшей войне в истории человечества, свою самую великую победу. Позднее, когда моя великая страна прекратила своё существование, этот период в её жизни назвали – “периодом застоя”, подразумевая под этим, что-то не очень хорошее или, даже – очень плохое. Тем не менее, хорошего в моём счастливом советском детстве, как и в детстве миллионов моих сверстников, было намного больше, чем плохого. Но, в данной публикации я намерен рассказать об одном, не самом важном и, не самом значительном элементе советской реальности, мимо которого, тем не менее, и захочешь – не пройдёшь. Это, тот самый “национальный вопрос”, которого, как и “секса” в СССР – не было...

Рассказ 4. Как ещё жилось - в стране бытовой ксенофобии.

Ещё о солидарности представителей "богоизбранного народа".

Учась в 9-м классе (1979-1980), узнаю, что в городе, оказывается, есть "еврейская" школа. Слово "еврейская" взято в кавычки не случайно. Потому что, формально, это - обычная общеобразовательная советская школа со всеми атрибутами: учебная программа, учебные пособия, пионерская и комсомольская организации и т.д. "Еврейской" её делает национальный состав педагогов и учащихся. Оказавшись в этой школе на городской олимпиаде по иностранному языку, я с неподдельным интересом рассматриваю доску "Наши учителя", на которой вывешены очень качественно сделанные цветные портреты преподавателей, большинство фамилий, которых не оставляет сомнений в их принадлежности к "богоизбранному народу". Сложно оценить. какой процент евреев среди учащихся. Злые языки подросших XDV-активистов утверждают, что евреями здесь являются все – и те, кто учит, и те кто учатся, и даже те, кто здесь убирается, готовит и моет посуду. Не знаю так это или нет, но те, чьи фотографии висят на доске «Ими гордится наша школа» и те, с кем пришлось пересекаться, определённо – да...

Не знаю так это или нет, но те же XDV-активисты рассказывают, что именно в эту школу, по окончании восьмого класса, родители перевели единственного официального еврея из нашего класса – Валеру Л. Нужно заметить, что с возрастом всё реже приходится быть свидетелем унижения бытовыми ксенофобами сверстников на национальной почве. Уверен, что именно еврейская групповая солидарность является главной причиной того, что мало кто решается унижать на национальной почве, сверстников еврейской национальности. В июне 1980-го, будучи на трёхдневных военных сборах, стал свидетелем жёсткого отпора, который был дан юношами из "еврейской" школы начинающим антисемитам, позволившим себе что-то некорректное в отношении кого-то их них. От расправы XDV-активистов спасло только вмешательство военрука той самой "еврейской" школы – весьма заслуженного полковника авиации…

Об отношениях XDV-активистов к "украинцам" из смешанных семей.

Сейчас я понимаю, что самыми незащищёнными от нападок со стороны малолетних ксенофобов были не собственно евреи, а сверстники из смешанных семей, где один из родителей (чаще всего – мама), принадлежал к "богоизбранному народу". Формально, эти дети были “украинцами”, реже - “русскими”. Многие, так себя и идентифицировали. При этом наличие еврейских бабушки-дедушки делали их объектами для нападок со стороны сверстников, с молоком матери впитавших – «во всём виноваты евреи». Поиск защиты от малолетних XDV-активистов в еврейской самоидентификации, для таких детей, был не всегда возможным из-за негативного отношения к этому нееврейской части семьи. Так и жили маленькие порошенки и кириенки, палищуки и яценюки, стараясь не афишировать своих еврейских бабушек-дедушек. Подвергаясь унижениям со стороны других порошенок и кириенок, палищуков и яценюков, которых не могли ввести в заблуждение ни правильно указанная национальность, ни правильно звучащая фамилия…

И о других проявлениях бытовой ксенофобии.

Абсолютно необъяснимым было отношение городской молодёжи к своим сельским сверстникам. Казалось бы, в условиях, когда традиционный уклад сельской жизни: речь, одежда, традиции, определённой частью общества провозглашены официальным эталоном национальной культуры, именно село должно было стать источником национального самосознания. На деле, враждебность городской молодёжи к “сельским” превосходила все разумные границы. Сейчас, в сети встречаются эпитеты “селюки”, “рагули”, которыми некоторые жители украинских городов пренебрежительно называют своих сельских сограждан. В наше время, говоря о сельских, их называли не иначе, как “бычьём” или “быками”. И это при том, что у каждого второго "городского" в селе жила, как минимум – одна бабушка. То есть, их родные отец или мать (а иногда и оба) были, теми самыми “быками” презрительное отношение к которым культивировалось городской субкультурой.

-2

Важнейшим фактором в этом противостоянии был язык общения. Русский – был не просто языком большинства, он был языком “городских”. Языком сельских был суржик - тот самый разговорный диалект, о котором уже упоминалось в первом рассказе. Чтобы не выдать себя, как "чужого", на период пребывания в городской среде, наши сельские сверстники вынуждены были переходить на русский язык. За что всякий раз мстили городским, рискнувшим в численном меньшинстве оказаться на их территории. Использовать в сельской местности суржик, "городские" даже не пытались. Селу не нужны дополнительные признаки, чтобы идентифицировать человека. Село, итак - знает всех "своих". И "чужой" для них всегда будет - чужим, даже если он разговаривает на одном с ними диалекте. Из-за этого городская молодёжь с определённой опаской относится к перспективам поездок в сельскую местность...

Так в конце благословенных 70-х прошлого века, в глазах неискушённого подростка, а позднее - юноши, выглядел пресловутый “национальный вопрос”, которого, как и “секса” в СССР – не было...