Детские доспехи Дмитрия Донского, посох Ивана Калиты, сабля и цепь Владимира Мономаха. У каждой уважающей себя древней реликвии должны быть владелец и легенда. Вокруг экспонатов Оружейной палаты их возникло особенно много в 19 веке. Одно из известных "превращений" - шлем из булатной стали, изготовленный для царя Михаила Федоровича, вдруг стал гораздо старше и сменил владельца.
"Этот шлем был объявлен шлемом Александра Невского. И до сих пор как подобный символ он используется у кинематографистов и при создании ордена Александра Невского. Александр Невский изображается в этом шлеме", - рассказала Елена Гагарина, генеральный директор Музеев Московского Кремля.
Иван Грозный - вот такой, в бронзе - в Москву из Петербурга прибыл неслучайно. В этой известной работе скульптора Антокольского он сидит на хорошо узнаваемом Костяном троне. Реальном экспонате из Оружейной Палаты. По легенде, он был подарен на свадьбу Ивана Третьего и Софьи Палеолог. Но ни у деда Ивана Грозного, ни у него самого трона такого быть не могло.
"Современные исследователи, в том числе работавшие и работающие в нашем музее достаточно уверенно на основании анализа источников и стилистического анализа, доказывают, что этот трон был изготовлен на самом деле в 17 веке, скорее всего - для царя Алексея Михайловича", - говорит Александр Ковалев, куратор выставки.
Картина "Иван Грозный показывает сокровища английскому послу". Художнику Литовченко явно не повезло. Он работал над ней долгих четыре года, рассчитывая получить звание профессора Академии художеств. Но звание не дали, а картину посчитали "неудовлетворительной в историческом отношении".
Почти все предметы - экспонаты Оружейной палаты. И достоверно известно - в сокровищнице Ивана Грозного их еще не было.
Фантастическая биография есть и у Шапки Мономаха. Ею венчали на царство Петра Первого, а потом вдруг тоже состарили и назвали "венцом великой княгини Ольги". И все эти версии неслучайно возникли в начале 19 века, объясняют ученые. Эпоха была такая, все дело - в романтиках и их интересе к родной истории.
"Романтиков больше привлекают чувства, грезы и поиск своей собственной уникальной идентичности. Это не было какой-то намеренной фальсификацией, они от этого ничего не получали, для них это было скорее попыткой заполнить какие-то лакуны в истории. У тебя есть прекрасная вещь, и ты хочешь, чтобы она принадлежала кому-то, кто жил на несколько веков раньше, она ведь такая красивая", - объясняет Федор Панфилов, куратор выставки.
Аккуратно освобождая реликвию от многовековых преданий и мифов, искусствоведы, историки чувствуют себя порой археологами. Но даже несмотря на сугубо научный подход, говорят - если легенда по-настоящему красивая, как ее не развенчивай - она все равно живет. И тоже становится предметом исследования.
