— Девочка! Купи щеночка! Купи, породистый, смотри, какая шерстка! — женщина, вынимая из корзинки то одного щенка, то другого, совала их под нос Марусе, а та, зачарованно глядя на пушистые комочки, жавшиеся друг к другу, только кивала. Если бы у неё были деньги, она бы купила всех – и этого, с черным ухом, и этого, серо–дымчатого, и того, и вон того, самого маленького…
Девчонка сунула руку в карман. Там лежали несколько соток. Одну подарил отец, расщедрившись по случаю получки, а остальные Маша заработала сама, стоя у метро и раздавая листовки спешащим похожим.
Маша пришла сюда, на Птичий рынок, просто поглазеть. Ей нравилось ходить между рядами с клетками, рассматривать птиц, кроликов, смешных морских свинок, мышей и рыбок в аквариумах, банках и пакетах. Мать строго настрого запретила приносить домой хоть какую живность, даже черепаху.
Девочка вздохнула, покачала головой и отошла от корзины с щенками.
— Маш, ну что? Может, домой уже поедем? Уроки еще делать нужно! — Вика подергала задумавшуюся подругу за рукав. — Мань, да проснись же!
Маруся, тяжело вздохнув, схватила подругу за плечо и потащила в сторонку.
— Вик, Вик, дай мне взаймы, а?! Я верну, у матери выпрошу побольше и верну тебе. Очень нужно!
— Зачем? Маша, да куда ты смотришь? Нет, даже не думай, тебе же сказали, никого не покупать! Машка!
Виктория проследила за взглядом подруги. Тот, словно протискиваясь сквозь толпу, всё буравил и буравил злополучную корзинку.
— Вика, ты не понимаешь! Она же их утопит! Точно тебе говорю, я слышала, как она так своей соседке сказала! — Маруся ткнула пальцем в сторону женщины, продающей котят.
— Да, Маш, а потом мы захватим еще и кошек, и тех рыбок, а еще я видела черепашат, такие милые… Всех купим, и домой. Твоя мать будет счастлива, моя тоже без ума. А мы… Мы переселимся на улицу. У тебя есть палатка, Маша?
— Какая?
— Походная. Мы в ней будем жить сами и держать зверинец.
— Вика, ну что ты такая нудная! Я не хочу всех, я хочу одного щеночка, только одного. Я его выдрессирую, он будет маме тапки приносить, ждать её по вечерам, ну, и меня тоже… Ты жестокая девочка, Вика! Я же не тебе, я себе хочу, раз говорю, значит, уверена, что мама разрешит. Ну дай ты мне денег!
— Маша, остановись. Ты добрая, ты хорошая, но надо одуматься и поехать домой. Пойдём, мороженое лучше купим!
Виктория настойчиво тянула подругу в сторону.
Сколько уже авантюр проворачивала Машка за всё их знакомство! Побеги смотреть комету, которая так и не прилетела, перекрашивание волос какой–то ядрёной краской, которая потом слезла вместе с волосами, открытие домашнего видеосалона, который закрылся в тот же день, потому что Викина мама, ( а именно в Викусиной квартире организовали прибыльное мероприятие), оказалась против толпы старшеклассников… И теперь вот щенки…
Машка неисправима! Безумно добра, инициативна и наивно счастлива своими идеями, в которые втягивала Викторию, и за которые только и можно было сказать: «Ну, спасибо, подруга!».
— Как можно променять этих щеночков на мороженое, Викочка?! Нет. Ты как хочешь, а я куплю! Тетенька! Тетенька! — Маша уже подошла к той самой женщине в выцветшей куртке и красных спортивных штанах, что секунду назад нахваливала ей свой «товар». — Уступите мне вот этого, самого маленького. Вот все деньги, что есть. Возьмите!
Маня сунула в протянутую руку свои сбережения.
— Ты, что, смеешься?! Да за такую породу в три раза больше платить нужно! — скривилась продавец. — Не дворняг берешь!
Вика, закатив глаза, стояла рядом. Она очень сомневалась, что эти комочки, копошащиеся на дне корзины и то и дело пищащие, имеют хоть какое–то отношение к породе, но молчала. В конце концов, у неё сердце тоже не каменное, она тоже жалеет этих детенышей…
— Но больше нет у меня… А вы же их утопите! Вы поедете домой сегодня и утопите! Я всё слышала, вы это говорили соседке. А так нельзя, вы издеваетесь над животными! Люди! Люди, спасите этих бедных крошек! — Маша, войдя в раж, уже кричала на весь рынок, встав на защиту милых созданий.
— Ладно! Перестань, замолчи! Быстро замолчи, слышишь?! — женщина испуганно зашикала. — Бери вот этого, хилого. Его отдам, так и быть.
Она протянула Марии худющего, с кое–где вылезшей шерстью щенка. Тот и пищать–то толком не мог, такой слабенький был.
Маня, открыв рот и забыв, что спасает сегодня всех животных планеты, уставилась на мордочку животного.
— И что, правда, отдадите? — наконец прошептала она. — Нет, правда?!
— Тьфу, дурная какая! Или берешь, или иди отсюда, не загораживай проход! — рассердилась хозяйка щенков. — Сколько можно топтаться! Бери, и дело с концом!
Маша послушно подставила руки. Щенок с готовностью лег в них, заворочался, зевнул.
— Вика… Вика, смотри, он какой… Душка, чудо, лапочка! Викочка, я такая счастливая! — Маша прижимала к себе щенка и восторженно глядела на Викторию. А та, потоптавшись на месте, вдруг обернулась к продавцу, и, нахмурившись, спросила:
— Извините, а какая это порода?
— Английский шварцнаудский бертернар! — гордо заявила хозяйка женщина, придумав эту тарабарщину на ходу. — Иди, девочка, иди, не мешай.
Вика вынула из сумки блокнотик.
— Повторите, пожалуйста, я запишу.
— Эй, Викуся, поехали домой скорее, ну что ты там опять! — Маша уже проталкивалась сквозь толпу к выходу и, оглядываясь, звала подругу. — Рики нужно покормить!
— Ох… — Виктория, покачав головой, ринулась вслед за Марусей. — Он уже Рики? Ну, пусть так… А чем ты будешь его кормить? Ты спросила, что они едят? Порода какая–то заковыристая!
— Что, что… Всё, что я ем, то и он будет. Вика, зря кривишься, зато я нашла, кто поможет мне утром съедать кашу! Завидуй!
— Ну дай подержать, а? Секундочку дай, а… — подружки выхватывали пищащего Рики друг у друга, пока им не сделали замечание в переполненном автобусе, а щенок со страху не испачкал Машкино пальто…
Вика и Маша жили в соседних подъездах пятиэтажки. Обычно, когда шли из школы, Маша сначала провожала Викторию, потом шла дальше, а Вика стояла на ступеньках у подъезда, ждала, когда Маруся обернётся, кивнёт, и тогда уже пулей бежала домой, на третий этаж, обедать и делать уроки.
— Ой, Вик, что–то я боюсь… — Маша, кое–как удерживая ворочающегося щенка под пальто, остановилась и с опаской посмотрела на окна своей квартиры. Сегодня воскресенье, мать с отцом дома, Рики спрятать всё равно не удастся. Значит, ругать будут сразу. — Надо как–то подготовить их, что ли… Мать опять орать будет…
— А я тебе говорила, Машка! Ну дай щеночка подержать, я аккуратно!
— Нет, Викуся, уж пойду. Некогда. Рики кормить пора… Ну, если не приду завтра в школу, знай, я действовала во благо бедному щеночку…
— Хочешь, я с тобой? — Виктория пожала плечами. — На двоих ругаться не будут.
— Нет, иди домой. Тебя тоже заждались уже, наверное. Ну, подруга, пока! — Маруся вздохнула и, выпрямив спину, зашагала вперед.
Маша никогда и никого не приглашала к себе домой. Гостей там не любили, да и стыдно было такое показывать. Квартира давно просила ремонта, обои, старые, выцветшие, кое–где отходили от мокнущих по весне и осени стен. Линолеум давно затерся, был весь в каких–то полосках, которые, даже если стоять на коленях и тереть их полдня, не исчезали, а как будто еще ярче проступали на темно–коричневом узоре покрытия. Да и не это главное.
Дома ведь отец... Машин папка был хороший, но чаще всего нетрезвый. Он через слово вставлял бранные слова, ругал всех вокруг, сидя за столом на кухне и ковыряясь с какими–то микросхемами. Он всё обещал починить телевизор, разобрал его почти до винтиков, а теперь перебирал выкрученные детальки, не зная, что с ними делать.
Так Маша жила, сколько себя помнит: мать, постоянно пропадающая на работе, веселый отец, поющий песни и прячущий за унитазом початую чекушку, вечерние скандалы, звук захлопывающейся двери, всхлипы мамы, потом тишина, ночное возвращение отца, шепот и смех родителей, хмурое, недовольное утро на их лицах…
Бог знает, отчего же Маша получилась такая жизнерадостная и слепо верящая, что впереди будет только хорошее…
Виктория жила совсем по–другому. Дочка мамы–инженера и научного работника – отца, она росла рассудительной, вдумчивой, медлительно–осторожной, хорошо училась, дома пила по вечерам чай из чашки с блюдцем, никогда не слышала, чтобы отец витиевато посылал кого–то «по матушке», мирно спала в своей комнате, занавесив окошко легким, белым тюлем, на выходных ездила с родителями в музеи и театры… И дружила с Машей, «оторвой из неблагополучной семьи», как говорила про девочку бабушка Виктории, Елизавета Петровна.
… — Светик, ну куда ты смотришь?! — шептала она Викиной матери, приехав в гости и застав Марусю в гостях у подруги. — Это же низы общества, это плохой пример, ты испортишь ребенка!
Но Светлана качала головой. Свекровь была, конечно, права, таких, как Маша, часто держат на контроле в комиссии по делам несовершеннолетних, мол, яблочко от яблоньки… Но Маруся была светлым и добрым человечком, восторженной и наивной… Таких нельзя прогонять, иначе они озлобятся и перестанут доверять этому миру. А ведь Машина жизнь только начинается…
— Ты думаешь, Вика повлияет на неё в лучшую сторону? Наивно так полагать, душа моя! Наивно и глупо! Наоборот, это Виктория испортится, скатившись до их уровня!
— Не надо, не кричите, Елизавета Петровна, прошу вас! Никто не испортится. Вика не колбаса, у неё не срока годности. Извините, мне нужно отнести девочкам обед.
— Вот! Вот, еще и кормишь её, эту замарашку! Мишенька работает, для вас старается, а ты деньги в чужого ребенка вбухиваешь!
Елизавета Петровна всегда раздражалась, если узнавала, что невестка купила Маше что–то, или отдала одежду, из которой Виктория выросла, или дарила книги и игрушки на праздники, или водила девочек на спектакли и цирковые представления.
— Я прошу вас, потише! Маша услышит, ей будет неприятно! В конце концов, Елизавета Петровна, я тоже зарабатываю, может, и побольше, чем Миша, я имею право распоряжаться деньгами на своё усмотрение! И давайте больше не будем возвращаться к этому вопросу.
Света взяла поднос, вздохнула и, улыбнувшись, пошла в Викину комнату, где подружки, разложив кукол, оживленно беседовали о чём–то…
— Вот увидишь, эта Маша еще испортит Викочке жизнь! Тогда пеняй на себя, Света, ты будешь виновата!..
Этот разговор состоялся несколько лет назад. Больше Елизавета Петровна к нему не возвращалась, старалась сдерживаться…
… Часов в девять вечера в квартиру Юровских позвонили.
— Кто там? Миш, посмотри, пожалуйста! — крикнула Света, высунувшись из кухни.
Муж, отложив газету, прошел в прихожую, посмотрел в глазок и открыл дверь.
— Вика! Это к тебе! — позвал он дочь. — Мань, ты чего?! Плачешь, что ли?
Через минуту Маруся, зареванная, с распухшим от слез лицом, уже сидела на кухне Юровских и, отхлебывая чай из чашечки с блюдцем, дрожащим голосом рассказывала, как на неё кричала мать из–за щенка, как отец, схватив Рики, пошел в ванную, а Маша ворвалась туда и, ударив папу, убежала вместе со щенком в свою комнату. Родители ругали её и грозились утопить псину, как только Маша уйдет в школу…
Маша разрыдалась.
— Я же хотела спасти… Его бы всё равно утопила та тётка, что на рынке его продавала! А я спасла, он слабенький, его выхаживать нужно! А папа… Папа…
Тут девочка начала икать и мелко–мелко задрожала.
Светлана, стоя у кухонной двери, растерянно смотрела то на гостью, то на мужа, то на сюсюкающую с Рики Викторию.
— Ладно, ты чай–то пей, остынет же! Пей, пей! Баранки, вон, бери, сахара положить? Конфету будешь? — Михаил подталкивал к девочке угощения, бормотал что–то, не терпя женских слез и всегда теряясь в таких ситуациях. — Свет, пойдем, поговорим…
Родители вышли, а девочки, сев рядышком и завернув Рики в шаль, боялись убрать от него руки, как будто от этого зависела сейчас его жизнь…
— Ладно, — Светлана, заглянув на кухню, покачала головой. — Пусть собака пока останется у нас. А там посмотрим…
— Спасибо, тетя Света! — всё еще всхлипывая прогундосила Маша, потом, на миг наклонившись и уткнувшись лицом в шерстку питомца, замерла, будто прощаясь, и вздохнула.
— Да не грусти ты, Маруся! Будешь приходить, навещать его! — Светлана обняла девочку и погладила по коротко стриженным, растрёпанным волосам. — Гулять вместе будете, Вик, правда?
Дочка кивнула…
Так в доме Вики появился беспородный, с висящими в разные стороны ушами щенок. Он не любил гулять в слякотную погоду, спал исключительно на спине, раскорячив в стороны крепенькие ножки, скулил во сне и из всей семьи, как это ни удивительно, признал хозяйкой Свету, хотя та, по правде говоря, с ним занималась мало, боясь его вечно раскрытой пасти и остреньких, молодых зубов…
Рики, как его ни воспитывали, любил тайком поваляться на диване, Миша гонял его, отправляя на коврик, но Рики, тоскливо посмотрев на хозяина, только вздыхал и, положив голову на лапы, отворачивался.
— Ну, и наглец же ты! — усмехался Миша, отодвигался, давая псу поудобнее вытянуть лапы…
Миша никогда не рассказывал, что мать запрещала ему заводить собаку. Он просил, плакал, умолял и грозился уйти из дома, но Елизавета Петровна была непреклонна. «Никакой шерсти в доме, не хватало еще нам аллергии!» — говорила она, строго смотрела на сына, и на этом разговор заканчивался.
Став взрослым и женившись, Миша иногда намекал Свете, что хорошо бы завести кого–то, например, собачку, но Светлана отнекивалась. Работа, дом, опять работа, потом беременность – всё раздражает. А тут еще собака… Потом Викуся маленькая – а вдруг собака её укусит… Викуся в школе – собака будет скучать, с ней некому будет гулять. Вика подросла, и квартира вдруг как будто уменьшилась, куда ж сюда еще собаку…
А вот Рики как–то протиснулся, впихнулся и в их быт, и в график, и его все полюбили, хотя, по правде сказать, пёс был не особо сообразительный. Но было в нём столько любви, безусловной, доверчивой, что и мысли не возникало отвезти его, например, в деревню, к Светиной родне, да и оставить там, сделав сторожевым псом. Нет! Рики теперь член семьи!
Для Елизаветы Петровны Рики стал обузой, пусть не её, но знаемой и уже заранее ненавистной. Женщина боялась собак, не уважала их за вечно сующиеся во все дыры носы и грязные лапы.
— Ну удружила вам эта Машка! Я говорила, что бедовая девчонка она! — придирчиво оглядев пса, сказала свекровь. — Ты моё пальто повыше повесь, а то еще прыгнет, порвет! —протянула она Свете светло–голубое, кашемировое пальто, купленное недавно в ГУМе. — И сапоги я в шкаф поставлю, не хочу, чтобы он их пожевал!
— Да он не трогает! — вступилась за собаку Светлана, но свекровь только махнула рукой, не желая слушать оправдания.
— Ладно, пустое это. Ты мне лучше скажи, что Виктория решила, куда будет поступать? Надо же будет поспособствовать!
— В педагогический, — наливая гостье кофе, ответила Света. — Они с Машей вместе документы подавать решили.
— Что? В педагогический?! Да еще с этой Машей?! Света, вы вообще чем думаете?! Ребенку–то жизнь не портите! Есть юридический, иностранные языки, есть в конце концов, медицинский! В педагогический, дорогая, идут такие, как Маша эта. Так, всё, — Елизавета Петровна три раза стукнула ладонью по скатерти. Рики, навострив уши, вскочил с подстилки в прихожей и прибежал, думая, что его зовут играть. — Фу! Уйди, я сказала! Уйди!
Собака обиженно поплелась обратно.
— Я позвоню нужным людям, Виктория поступит в МГУ, на юридический.
— Но она не хочет! Она сказала, что…
— Знаешь, Света, иногда не стоит слушать лепет этих глупых девчонок! Потом она нам «спасибо» скажет, что от педагогического её уберегли. Надо, надо спешить! Так, всё, чай остыл, я не буду допивать. Позвоню вечером, скажу, куда прийти с документами. С экзаменами я тоже ей помогу. А твоя задача сделать так, чтобы наша Вика не наделала глупостей. Ты поняла меня?
Елизавета Петровна встала и, поправив причёску, ушла…
… — Мама! Как вы можете решать за меня?! Вчера ты меня поддерживала, а стоило кому–то сказать, что всё не так, и ты меня предаёшь! Почему?! Я сама знаю, что мне лучше!
— Но твоя бабушка… Викусь, может, она и права… Ну что тебе этот педагогический… А у юристов и работа интересная, и зарплата выше. А потом, детка, отучишься, может, и преподавать возьмут!
— Да как же так?! Мы же с Машей договорились! А теперь я ее бросаю, да?
— Вика, послушай, у каждого своя дорога. Маша пусть учится в педагогическом, а ты в другом месте, более…
— Престижном, да? То есть Машка мне не чета, а быть учителем достойно только бедняков? Мама! Как тебе не стыдно! Папа! Папа, ты что молчишь?! — Виктория оглянулась на отца, который застыл в дверях кухни. — Ну, ты–то хоть меня поддержишь?
Михаил пожал плечами.
— Вик, я считаю, что ты вправе решать сама, кем быть. Но знаешь, юридический – это неплохой старт! Весьма неплохой! Поступить в МГУ мечтает каждый второй, а тебе помогут… Ну, не хочешь же ты так и жить в этой пятиэтажке, в маленькой квартирке, без перспектив?
Вика отодвинула тарелку с ужином, медленно встала, потом, не глядя на родителей, вышла из кухни.
— Знаете, — вдруг обернулась она. — Вот сейчас я завидую Машке, потому что её родители не лезут со своими советами и решениями. Она делает так, как чувствует, а я так не могу…
— Да, конечно, Вика! Только вот от Машиных поступков многим вокруг становится неудобно. Из–за её легкомыслия чуть не пострадала собака, мы вынуждены бил взять Рики к себе, хотя совершенно не собирались. Это также доставило нам массу неудобств. И стоит ли завидовать тому, чьи родители алкаши?! Да, Вика, что ты на меня так смотришь? Это неблагополучная семья, и Маша, скажем прямо, тоже не отличается особенным развитием. Жалко её, но педагогический она потянет, я не сомневаюсь. А ты, Викочка, должна стремиться к лучшему… Так что…
Света хотела еще что–то добавить, но Виктория перебила её:
— Перестань, мама! Не смей говорить плохо про Машку! Маша лучший человек на свете! Она моя подруга, самая хорошая! Лучше сестры! И Рики она спасла, два раза спасла. Родителей не выбирают, к сожалению, ей не повезло. А вот теперь я думаю, повезло ли мне с вами?!
— Да как ты можешь такое говорить?! Миша, скажи ей! Что она хамит мне?! — Светлана отбросила полотенце, развернулась к дочери и строго посмотрела на неё. — Значит так, ты будешь учиться в МГУ, и это больше не обсуждается. Иначе… Иначе я отдам Рики в деревню.
— Света, ну погоди, ты перегибаешь палку!
— Нет, Миша, всё, хватит. В конце концов, это моя квартира, и какому животному здесь жить, решать мне. Я пошла тебе, Вика, на уступки, будь добра отплатить мне тем же! Уж очень много в тебя вложено, бабушка права, чтобы размениваться на учительскую карьеру!
… — Маш! Ну что ты расстраиваешься, Маша! — Вика никак не успевала за быстро шагающей по тротуару подругой. — Какая разница, кто где учится, если всё равно мы можем встречаться, ходить друг другу в гости. Ведь на учёбе жизнь не заканчивается!
— Нет, Вик, просто я думала, мы всё решили…
— Но, Маша! Она сказала, что, если я не послушаюсь, она Рики отдаст!
Мария резко остановилась.
— Как это – отдаст? Кому?
— В деревню. Там его посадят на цепь и в будку! Я знаю, я была там пару раз… А еще прошлой зимой волки там порвали всех собак на дворе… Маша, давай, ради Рики…
— Твоя мама не могла так поступить… Она же хорошая — Маша растерянно нахмурилась.
— Ну там еще бабушка подливает масло в огонь… Баба Лиза у нас с большими связями…
— А что ж она, с такими связями, а вы живете в этой дыре?
— Я не знаю. Здесь жила раньше мама. а переезжать к бабушке Лизе она отказалась.
— Ну ясно… Ладно, мне сюда.
Девушки подошли к зданию института, обогнули его слева и вошли во флигель, где располагалась Приемная комиссия.
— Я тебя подожду, Маш.
— Ладно, я быстро…
Экзамены были назначены на июнь. А до этого подруги много гуляли, ходили кататься на лодках в Парк Горького, вечерами бродили по улицам, лакомясь мороженым и выгуливая Рики.
— Вик! Викуся, смотри, у нас в Доме творчества будет выступать Романовский! Сам Романовский, Вика! Ох, как я его люблю! Давай сходим, а?
Виктория, посмотрев на рекламку в руках подруги, покачала головой.
— Не могу. Концерт за день до экзамена, лучше буду готовиться. Хотя… Хотя всё равно бабуля сказала, что моё поступление – дело решенное, так что… Сколько там билет стоит?..
…Егор Романовский, любимец всех девчонок, стоял на сцене в какой–то вытянутой футболке с иностранными надписями, драных на бедрах джинсах и белоснежных кроссовках. Двигаясь в такт музыке, он пел про любовь, страдания и то, как заливает свою боль в барах города.
Девчонки, визжа, тянули к нему руки. Зал был полон, к ногам артиста бросали цветы и игрушки.
— Ой, Викуся, вот бы до него хоть пальчиком… Хоть одним пальчиком дотронуться! Я была бы счастливейшей на земле! Давай протиснемся к самой сцене!
Работая локтями и слыша вслед недовольные крики, подруги пробрались поближе. Ах, как Маша хотела подарить Романовскому букет роз, самых красных, какие только есть на земле… Но у нее не было на это денег, а просить у Вики она не стала.
Маша старалась подрабатывать — то разносила газеты, то помогала дворнику, дяде Стасу, убирать подъезды. Но этого не хватало, чтобы жить так, как хочется.
— Ничего! Ничего, вот хотя бы до третьего курса дотяну, пойду репетитором. Уж тогда заживём! — уверенно кивала она самой себе.
Ну а пока заняла немного денег у Вики, купила билет на концерт и теперь млела, качаясь под музыку и голос любимого артиста…
— Вика! Вика, он смотрит на нас! Егор! Егор, я люблю тебя! — кричала Маруся, подняв руки вверх и размахивая над головами впереди стоящих своим платком.
Артист подмигнул смешной девчонке, что так неумело накрасилась и теперь думает, что может кому–то понравиться, поклонился и ушел за кулисы. Объявили антракт.
В фойе и буфете было слишком много народа. Девушки визжали от восторга, обсуждая Романовского, парни, те немногие, кто согласился сопровождать своих пассий, вышли на улицу покурить.
Маша тоже потянула подругу подышать. Набросив ветровки, девушки отошли к скамейке, сели. Вика вынула из рюкзачка бутерброды, разделила их на две стопочки.
— На, подкрепись. А то совсем исхудаешь от своего Романовского! — сказала она Маше и положила в ее ладони угощение.
— Ой, Викусик, спасибо! Я и правда такая голодная! Такая…
Маруся стала быстро есть, то и дело вздыхая, потом вздрогнула, закашлялась.
— Девушки! Разрешите познакомиться! Ой, простите, мы не хотели вас напугать!
К Вике и Маше подошли трое молодых людей. Плечистые, высокие, они как будто вырублены были по одному чертежу, лекалу, слеплены из тугого, упругого материала и пущены гулять по миру, вызывая восхищение у женской половины человечества.
— Ничего, кхе! Ничего страшного! — крошка хлеба сильно щекотала горло, не давая успокоиться кашлю. Маша отвернулась и задержала дыхание.
— Антипов, Серёжа! Сбегай за минералкой! — сказал тот, что стоял ближе всего к девушкам. От группы сразу отделился блондин, побежал к палатке и быстро вернулся назад .
— Вот, Витёк, купил.
Виктор, развернув к себе смущенную Машу, сунул ей в руки открытую бутылочку с водой.
— Пейте.
Мария послушно отхлебнула, потом еще.
— Спасибо, ребята! Ой, Вик, нам пора! Начинается уже!
Маша потянула подругу за руку, та нехотя пошла следом.
— Извините! Нам пора, концерт… — промямлила девушка.
Виктор улыбнулся, кивнул…
Романовский ушел со сцены уже ближе к десяти вечера. Шумная толпа провожала его автомобиль, кто–то плакал, не желая расставаться с артистом, а Вика только сейчас вспомнила, что завтра рано утром у неё экзамен, дернула Машу за руку и побежала к метро.
— Давай бегом! Мне завтра рано вставать, повторить еще надо! — тараторила Виктория.
— Да иду я, не торопи. Ноги гудят, сил моих нет!..
— Девушки! Извините, это опять мы. А, может, погуляем? Такой вечер хороший. Мы спортсмены, завтра уезжаем на сборы, вот, сбежали, нарушаем режим… Составите нам компанию? Может, в кафе?
Виктор, тот самый, что приказал купить Маше воды, стоял перед девчонками и улыбался.
— Извините, но я спешу… — замялась Виктория.
Маша еще в первую их встречу обратила внимание, как подружка смотрит на Виктора, а тот на неё. Светлана не разрешала дочери гулять допоздна, всегда контролировала, с кем она и чем занимается. Маруся даже бы не удивилась, если бы Света шпионила за дочерью, так она любила всё знать….
А тут такой момент, лето в его самом зародыше, жасмин белыми, плотными, словно вылепленными из гипса цветками маячил вдоль аллеи, осыпая прохожих легкими лепестками. Вика такая красивая сегодня, Витя этот тоже хоть куда! Они хорошо смотрятся вместе! Нет, такой шанс нельзя упускать!
Маша, сжав Викину руку, шагнула вперед и быстро сказала:
— А почему бы и нет? Полчасика можно. А каким видом спорта вы занимаетесь?
Ребята были пловцами, готовились к поездке на межрегиональные соревнования. Сегодня им разрешили провести вечер, как они хотят.
— Маш, я не могу. Ну и неправильно всё это! Мы их не знаем, времени уже много, ну куда мы пойдем?! — оттащила Вика подругу.
— Викусь, ну пожалуйста, ну мы немножко с ними погуляем. Мне вон тот брюнет понравился. А Виктору ты понравилась. Надо же, как повезло – спортсмены!.. А одна я не пойду, давай вместе…
Виктория вспомнила, как Маша недавно покупала щенка. Тоже он ей понравился, тоже вот так смотрела она на него, как сейчас на парня… Но тогда это плохо закончилось…
— Ладно. Вечно, ты, Маруся, меня в истории втягиваешь!..
Гуляли, смеялись, ели мороженое, потом немного потанцевали в парке. А потом девчонкам пришлось уносить ноги. «Спортсмены» оказались обыкновенными бездельниками, нашедшими развлечение в виде двух глупеньких девушек.
За девчонок заступился какой–то парень. Он проходил мимо, услышал крики, началась драка, а Вика и Маша убежали.
— Эх… А так хорошо всё начиналось! — дуя на разбитую коленку, сетовала Маша. — Вот обманчиво первое впечатление, Вика… Ох, обманчиво!..
Виктория чувствовала отвращение от того, что Виктор полез к ней целоваться и всё прижимал к себе, уговаривая не ломаться. Она до сих пор чувствовала его руки на себе.
— Вик, ну извини меня, Вика! Ну не плачь, всё же обошлось! Я хотела, как лучше. Твои родители тебя никуда ни с кем не пускают, а я же видела, как тебе этот Виктор понравился… Я из лучших побуждений!
— Рики ты тоже из лучших побуждений купила тогда…
— Господи, да при чём тут это?! Ну, утопила бы его бывшая хозяйка, лучше бы всем стало? Ладно, наша остановка, пошли! Вот что стало с нашим защитником, вот это вопрос… Я даже его рассмотреть не успела, а ты?
Вика покачала головой. Лицо его она видела, но не запомнила, не до того было.
… Дома Виктория не удержалась и всё рассказала матери. Та, отчитав дочь за безумные поступки, велела идти спать.
— Мама, ну, мамочка! Я испугалась, пожалей меня!
— Да как тут жалеть?! За что? Вика, ты пошла с совершенно незнакомыми мужчинами, ты пила алкоголь и тискалась с ними по углам! А может быть, ты уже беременна? Не хочешь мне сказать, как было дело? Это всё твоя Маша! Да чтоб она вообще больше не появлялась мне на глаза!
— Мама! Фу, мама! Зачем ты?!
Виктория убежала к себе, захлопнула дверь и до утра просидела на кровати, поджав ноги и уткнувшись лицом в колени. Утром у неё экзамен…
Когда Маша в тот вечер, проводив Вику, подошла к подъезду, оттуда уже выходили люди в форме. Девушка испуганно метнулась по лестнице наверх, к своей квартире. Дверь распахнута настежь, из кухни доносятся рыдания матери.
— Мама! Мама, что?! Да что случилось, ты можешь сказать? Отец где?
— Арестовали, Машуль… Он на меня… Напился опять… Ой, Машка, надоело это всё, надоело!..
Женщина раскачивалась, обхватив голову руками, выла и плакала. Маша же ушла к себе в комнату, закрылась там и, не включая свет, легла на кровать. Она устала, ступни болели от неудобных туфель, голос Романовского всё еще гудел в ее ушах, заставляя сердце бешено, словно сошло с ума, толкать кровь по артериям. В висках стучало, разболелась голова, и Маша провалилась в тягучий, душный сон. И в этом сне не было отца. Того давно уже не было в Машиной жизни, поэтому переживать о его судьбе она почему–то не могла…
… Маши не было в списках. Она провалила экзамены и теперь медленно брела по улице, пиная босоножками попадающиеся под ноги камешки.
— Марусь! Ну как? Что там? — Вика бежала ей навстречу, раскинув руки и готовясь поздравлять с поступлением, но увидев лицо подруги, всё поняла.
— Может, как–то можно договориться, тебя примут еще раз? А? Маша, что ты молчишь?!
Та махнула рукой и села на лавку, кивнув выходящей из подъезда соседке.
— Ладно. Ты мне скажи, ты хочешь учиться? — строго одернула её Вика.
—Да. Я думала, новая жизнь начнётся, думала, в общежитии, может, комнату выпрошу. Нет сил тут уже жить… Отец скоро вернется, еще хуже будет. Мать он давно бьет, меня не трогает только потому, что я дома не бываю. Ну а теперь… Ладно, сама виновата…
— Ничего ты не виновата! Перестань плакать и иди домой. Я постараюсь всё уладить.
— Вика, что ты задумала? — Маша смотрела вслед убегающей подруге.
Виктория пришла к себе домой. Там, празднуя Викины успехи, за столом сидели родители и Елизавета Петровна.
— Бабушка, мама, минуточку внимания. Итак, — Вика, встав рядом со столом, строго посмотрела на родственников. — Я сделала, как ты, мамочка, просила. Сдала, поступила, предала подругу. Теперь вы помогите ей. Она не поступила. Бабушка, сделай так, чтобы Машу зачислили. У тебя же связи! Тебе это – раз плюнуть! Ну, пожалуйста!
Елизавета Петровна закатила глаза и усмехнулась.
— А что же твоя подруга раньше не старалась? Значит, плохо готовилась. Вот и не приняли.
— Какая разница?! Да можешь ты хоть раз что–то сделать для других просто так, потому что ты человек?! Иначе я брошу институт и уеду. Понятно?
— Ну зачем ты, Вик! Не надо. Шантаж – это низко! — усмехнулась Елизавета Петровна. — Куда она поступала? Название?
Виктория назвала институт.
— Я договорюсь о повторном экзамене, провалит, значит, грош ей цена.
— Бабуль, ей еще общежитие! — встряла Вика.
— Не жирно ли?! У нее квартира есть! Ладно, — видя, что внучка настроена воинственно, кивнула женщина, — иди с глаз моих!..
… Елизавета Петровна помогла, как и обещала. Машу приняли в педагогический институт, дали место в общежитии. Только не в Москве, где она жила, а в Ярославле.
— Бабушка, как же так?! — Вика растерянно стояла перед Елизаветой Петровной.
— А что тебе не нравится? Там тоже хороший университет. Да и общежитие дают кому? Иногородним. Вот пусть и едет. Всё, извини, мне некогда. Не нравится, пусть идёт работать.
— Так нечестно! Зачем ты всё выворачиваешь?
— Затем, что эта девчонка чуть не втянула тебя во что–то дурное. Тогда же, после концерта, она потащила тебя с теми парнями?! Она? Она. Хорошо хоть, что у вас хватило ума уйти, пока не началось самое отвратительное! Ты у меня хорошая, чистая девочка. А вот на её счёт я сомневаюсь. Ты держишься не за того человека, Вика. Найди себе кого–нибудь получше. Если Марии что–то не нравится, она может не пользоваться тем, что я для неё сделала. Если она совсем глупая, то пусть сама себе помогает. Отец сидит. Который раз его сажают? Детей таких типов не сильно хотят видеть в приличном обществе, имейте это в виду! Всё, я сказала, больше к этой теме я не возвращаюсь!
… Маша уехала через два дня. Собрала чемодан, зашла сказать «спасибо» родителям Вики, попрощаться с подругой и Рики. Тот, как всегда, грустно положил голову ей на руки и вздохнул.
— Ничего, вот будет у меня своя квартира, будешь в гости приезжать. И Викусю с собой бери, понял? — тихо шептала ему девушка, гладя лохматую морду.
И она пообещала себе, что будет у неё и дом, и жизнь такие, как она хочет, и будут приходить к ней друзья, а её собака, будущая собака, похожая на Рики, научится подавать лапу и кивать, как показывают по телевизору…
…Светлана сделала всё, чтобы у Виктории не было времени ездить к Марусе, звонить ей или писать. Та девчонка из семьи маргиналов должна уйти из жизни дочери, навсегда исчезнуть, не успев запятнать Викторию.
Не запятнала, исчезла. Вика пыталась первое время найти Марусю, потом закрутилась, погрязла в экзаменах и практике, отложила машу «на потом»…
Несколько лет пролетели, не дав даже опомниться…
… Виктория сидела на веранде ресторана и ковыряла вилкой в салате. Сегодня она проиграла дело. Очередное. Было стыдно, ведь начальство возлагало на неё большие надежды, да и отец с матерью, кажется, уже собрались делать званый ужин по случаю успеха дочери. А она, непутёвая, проиграла…
Матери Вика уже написала, что не приедет, так как устала, и попросила ей не звонить. И вот теперь сидит в ресторанчике, перед ней вкуснейший, любимый салат «Цезарь», а кусок в горло совершенно не лезет. Мозг прокручивает все моменты сегодняшнего заседания и неизменно приводит к проигрышу…
И дело–то в общем ни в том, что Виктория плохо подготовилась или не училась в институте. Ей просто было неинтересно. Вот друзья рассказывали об азарте, спортивной злости, готовности до конца, до оскаленных зубов бороться за клиента, даже если всё против него. У Вики такого не было, не проснулось, не развилось. Работу она свою ненавидела, пять лет училась в институте в угоду маме, бабушке, своему будущему, которое, конечно, было неплохим. Квартира, пусть в ипотеку, зато своя, отдельная, зарплата отменная, коллеги – все сплошь мужчины, да еще какие! Машину, вот, собирается покупать. А чего–то всё равно не хватает…
— Вика?! Викуся, ты?! — к перилам веранды подошла женщина, крашеная блондинка, туфли на высокой платформе, вызывающе обтягивающее платье с бантом на груди, ярко накрашенные глаза выделяются на бледном лице так же сильно, как винно–красные губы. — Не узнала? Богатой буду! Да ты что, правда не узнала? Маша я, Маша Гаврилова, подруга детства.
Виктория удивленно раскрыла рот.
— Маруся?! Да ладно! Ты садись, что же ты стоишь! Официант, извините, принесите, пожалуйста, нам еще один салат и по бокалу вина.
Маша, не заставляя уговаривать себя, прошла на веранду, села за стол и, сложив руки перед собой, с улыбкой рассматривала Викторию.
— Надо же… Ты такая… Такая красотка, а костюм как тебе идет! Ой, ты не торопишься?
— Нет, Маша, что ты! Лучше расскажи, как сама, чем занимаешься. Преподаешь?
— Ой, да что ты! Там столько платят, что мне не прокормить себя и ребенка. Не, я переучилась на парикмахера. А что, график свободный, доход полностью от меня зависит. Салон у дома нашла. Красота!
— Подожди, какого ребенка, Маруся?
— А, да ты ж не в курсе. У меня дочка, Ирочка. Да, уже пять ей. В садике сейчас, вот скоро поеду забирать.
— Маш, я что–то не поняла. Ты замужем? Хотя извини, нетактичный вопрос. Машка! Маша, как я тебе рада. Да ты ешь, салат тут делают просто потрясающий! Попробуй!
Мария кивнула. Всегда отличающаяся хорошим аппетитом, она сметала всё, что было на тарелке, а если можно было взять добавку, не стеснялась и брала. Не поправлялась ни на грамм, то ли особенности организма, то ли жизнь такая…
— Я развелась. Был у меня товарищ один, поженились, потом я его выгнала. А Ира при мне осталась. Вот так и живём. Ты–то как? Как мама, Елизавета Петровна как? Всё так же руку на пульсе держит?
— Маш, ты злишься на неё? — Виктория грустно опустила глаза. — Плохо тогда получилось… И мы с тобой перестали общаться….
— Да ладно! Я даже рада, что так вышло, ну, что я уехала. Неизвестно, что еще там дома было бы… А так я сама себе хозяйка! Сейчас квартиру мамину продала, купила другую. Красота! Да, не удивляйся, мама умерла год назад. Вот так… А ты что? Замужем? Как живешь?
Тут бы Вика могла сказать, что замечательно – на работе уважают, денег куры не клюют, своя жилплощадь… Даже неудобно было перед Машей – она, обычная парикмахер, мать–одиночка, а светится вся, как будто в лотерею выиграла. Вике бы тоже не мешало порадоваться за себя, да не выходило…
— Плохо, Маша. Я ненавижу свою работу, я одна и ничего не хочу. И сегодня я профукала одно очень хорошее дело. Гори он огнем, мой красный диплом!
Маша, дожевав последний листик салата и допив минералку, задумалась.
— Ну, бывает… Ты только не хандри! Слушай, а поедем к нам! Заберем Ирку из садика, посидим… Правда, надо заскочить в поликлинику еще, но это быстро и прямо у дома. Или у тебя еще дела?
Виктория хотела что–то ответить, но тут рядом с рестораном остановился спортивный автомобиль, посигналил. Из него вышел мужчина, помахал Вике рукой.
— Это кто? Красавчик! Ой, или я не в своё дело лезу? Он сюда идет, всё, подруга, я пошла, не отвлекаю! Увидимся!
— Нет, Маш, останься, пожалуйста. Ну или хотя бы телефон свой дай! Я позвоню!
Мария быстро назвала цифры, кивнула подошедшему мужчине и ушла.
— А, Рома, привет… — протянула Вика.
— Кто это? — глядя след Марусе, усмехнулся Роман. — Не твоего поля ягода, разве нет?
— Это моя подруга детства. Мы не виделись сто лет, а вот теперь у неё уже ребенок, она в разводе и счастлива. Удивительно, правда?
— С такими внешними данными и не такое успеешь! Да брось, ты расстроилась из–за сегодняшнего дела? Не надо. Петр Геннадьевич всё уладит, подадим опровержение, ты еще себя покажешь. Ну! Выше нос, малыш! Ладно, я за тобой. Поехали!
— Куда?
— Куда скажешь.
— Ром, я хочу домой.
Мужчина задумался, скривил губы, потом пожал плечами.
— Ну, это, конечно, скучно, но твоё желание – закон.
Он, как и много раз до этого, остался у неё на ночь, а утром, пока Вика еще спала, сварил ей кофе, разогрел круассаны и ушёл. Он всегда уходил очень рано, говорил, что заезжает домой, переодевается и едет на работу. Виктория верила. Не хотела, наверное, знать, как он живет на самом деле…
Дня через два, улучив свободный момент, Вика позвонила подруге. Они договорились встретиться в кафе у Машиного дома, пока Ирочка на занятиях.
— Привет! — Маша помахала рукой, подзывая подругу. — А я тут на солнышке греюсь. Устала что–то, сижу, дышу. Пойдем, тут недалеко!
Они прошли в кафе, заказали чай, какое–то печенье.
— Ну, вот и хорошо, что приехала. Так что это за молодой человек на крутой тачке? Твой жених?
Маша осторожно сняла под столом туфли, пошевелила пальцами ног. Уставать стала, надо сменить обувь, но так хочется быть модной…
— Это мой знакомый. У нас отношения, но без обязательств.
— Это как? Это какой–то новый юридический термин? — рассмеялась Маруся.
— Ой, Машка… Я не знаю. Так всё перепуталось. Он коллега по работе, вроде и ухаживает, а вроде и нет. Мы не говорим о будущем. Я даже не знаю, хочу ли быть с ним.
— Понятно. Ну что ж, и такое бывает. Но не с тобой. Ладно, не мне рассуждать. Вон, сейчас свою балерину заберу, потом пойдем домой, я тебя пирогом угощу. Еще двадцать минут.
— Маш, а помнишь, как мы с тобой волосы покрасили? — вдруг улыбнулась Вика.
— О да! Твоя мама так ругалась, что я думала, прям там и помру. А чего мы ко мне–то не пошли? У тебя всё это затеяли?
— Ну, у тебя дома был папа, пел песни… — пожала плечами Виктория.
— Ааа… Ну да. Я и забыла. А помнишь, как сбежали на фестиваль, но нас сняли с поезда и привели домой…
— Помню. Я тогда испугалась – полиция, нас ведут куда–то, мама стоит строгая, отец тоже…
— А мои даже не пикнули. Они, по–моему, даже не заметили, что меня нет. Жалко, билеты тогда пропали. Я на свой месяц зарабатывала…
— А помнишь Рики?.. Хороший был пёс. Знаешь, он искал потом тебя. Прям как будто ждал, что ты приедешь, всех у двери встречал, а потом уходил… Отравили его…
— Чего? Кто?
— Не знаю. Мать так сказала… На улице что–то подобрал, съел. И всё, к утру…
— Да… Люди у нас страшнее животных бывают. Ира всё просит хомяка, а я не хочу. Они мелкие, кусаются. А ведь тоже мечта у ребенка, надо бы исполнить… Ладно, пойдем. Ириша уже скоро освободится.
Вика кивнула. Женщины вышли из кафе. Маша повела подругу дворами и переулками к отдельно стоящему домику, деревянному, как будто из сказки.
— А вот и наш «Балет для малышей». Где там моя бусинка?
Маша заглянула в окошко, помахала кому–то рукой. Девочка, миниатюрная, с бантиками на головке, улыбнулась и торопливо вышла из зала в коридор.
Вике пришло сообщение, она быстро прочитала его, нахмурилась.
— Что, идти тебе надо? — расстроилась Маша.
— Нет, просто он уезжает в командировку… Мой Роман. Странно, не говорил вчера ничего, а тут такая срочность, да еще на три месяца.
— Ира! Ирочка, иди сюда. Познакомься, это тётя Вика, — маша помогла дочери одеть курточку, взяла у нее сумку.
— Здравствуйте! — девочка старательно присела в реверансе и наклонила головку. — Вы та тётя Вика, которая щеночка спасла и с мамой на лыжах в лесу заблудилась?
— Да, та самая, — Вика улыбнулась. Она и забыла про лыжи…
Маша привела Вику с Ирочкой домой, велела не хулиганить, пока будет греться чайник. Ира показала гостье свою комнату, игрушки, а Вика все думала, как же Маше удается вот так легко жить? Ведь вся жизнь наперекосяк, а улыбается, прямо светится вся изнутри. Когда в Вике это пропало? И не вспомнить. Наверное, когда в институт поступила. Маша уехала, больше никто не занимал Викину голову бесшабашными идеями, не таскал на концерты сомнительных певцов, не предлагал снять туфли и пройтись по глубокой луже во дворе, а потом, разбежавшись, прыгнуть так, чтобы брызги веером и полные сапоги воды… Никто не кидался в нее снежками, спрятавшись за скамейку, и не дарил на Новый год снежинок. Да–да! Маша всегда дарила подруге снежинку. Поймает на лету белую пушинку, уложит на варежке, рассмотрит, выберет самую красивую и дарит Викусе. А та и дышать боится на такую красоту…
— Знаешь, Ирочка, у тебя очень хорошая мама! — Вика села напротив девочки и улыбнулась.
— Я знаю. А разве мамы могут быть плохими? Это только в сказках, но там мачехи…
Маша покормила дочку, потом уложила ее спать, попросив Вику пока не уходить. Когда Ира наконец перестала лепетать и уснула, Маша приплелась на кухню, сбросила тапки, села и вытянула ноги.
— Вик, а ты поезжай за ним следом. Узнай, где остановится, навести, ну, оденься красиво. Ты, я смотрю, уже скучаешь по Роме своему. Я бы обязательно поехала.
— Ой, вот в этом я не сомневаюсь! — Вика улыбнулась. — Но он не звал с собой. Написал, чтобы ждала звонка.
— И не надо. Сюрприз, дорогая… Всё дело в нём!
Виктория пожала плечами.
— Ну, даже не знаю. Бегать за мужчиной…
— Не бегай. Жди. Лет пятнадцать еще подожди, потом, глядишь, созреете оба.
— А у тебя есть кто–то сейчас? Бывший помогает? Тяжело же, наверное! — нахмурилась Вика.
— Что тяжело? Нет, я давно поняла, что с мужиком может быть намного тяжелее. Бывший мой помогать не может, потому как сам сидит без денег. А я держусь. Знаешь, я многому научилась, когда в Ярославль приехала. Самостоятельная жизнь, свобода… Много было, конечно, глупостей там, но зато у меня теперь есть Иришка. Ни о чем вообще не жалею. И пока на отношениях поставила точку. Так спокойнее. А ты, дорогуша, поезжай за своим Ромео, всё какое–то разнообразие!..
Вика сомневалась, ходила туда–сюда по своей квартире, а потом решилась.
Она узнала адрес квартиры, в которой остановится Роман, купила билет и прилетела вечером в Сочи. Переночевав в гостинице, женщина привела себя в порядок, уложила волосы, накрасилась, выбрала красивый наряд и вызвала такси.
— Так… Квартира двадцать семь…
Вика поднялась по лестнице до нужного этажа, нашла кнопку звонка, хотела нажать, потом почему–то замерла, подумывая уйти, но через секунду уже решительно трезвонила в квартиру.
— Доброе утро, вы к кому? — дверь открыла заспанная, в шелковом халате женщина. Она придирчиво осмотрела гостью и снова повторила:
— Время девятый час. Вы к кому?
— Я… Я к Роману Витальевичу. Это по работе. Тут документы кое–какие просили ему передать, я привезла…
— Заходите. Извините, вчера поздно легли. Рома! Рома, к тебе по работе! Может, кофе? Меня Аней зовут, а вас как?
Виктория зашла в квартиру. Мило, уютно, светло и чисто. На столе ваза, такая же, как Ромка подарил ей на Восьмое марта. В вазе цветы. Лилии. Вика их терпеть не могла – напыщенные, слишком ароматные, какие–то чересчур красивые, словно неживые…
На стенах фотографии. Ромкина жена, а Вика сразу поняла, что это она, была фотографом. Красивые, отретушированные снимки в рамочках выгодно выделялись на однотонных, под штукатурку, обоях. Рома с ней, один, она одна, потом они опять вместе — слишком много фото, от них начала кружиться голова.
— Так что с кофе? Рома, да где ты там застрял? И я не расслышала вашего имени, — повторила вопрос Аня.
— Виктория. Да, кофе я буду, спасибо.
Вика даже улыбнулась, когда Рома, испуганный, с виноватым видом, будто набезобразничавший ученик, вошел в кухню, кивнул гостье и сел напротив неё.
Виктория только улыбнулась, а Маша бы уже закатила грандиозный скандал, летали бы тут миски и тарелки, метались ножи, и неизвестно, уцелела бы стеклянная ваза или нет. Может, этим Маруся и счастлива – не бережет гнев, обиду, срывается, и так легче?..
— Так зачем, Виктория Михайловна, вы приехали? — спросил робко Роман. От его былого лоска не осталось и следа.
— Документы передать. Вы же сами просили!
— Ах, да! Я забыл. Виктория, спасибо. Но… У вас когда самолет?
— А я, знаете, не спешу. Вот, взяла три дня от отпуска, хочу поплавать, отдохнуть.
— О, вот это вы правильно! Море чудо! Вчера, как Ромка приехал, мы ходили купаться, просто удивительно теплая вода. А хотите, вместе поедем? Мы знаем хорошие пляжи.
Аня улыбнулась, надеясь, что Вика согласится. Ане надоело сидеть в этой квартире совершенно одной и ждать, пока муж соизволит навестить её.
Виктория покачала головой.
— Нет, извините, но у меня есть другая компания.
— Да что вы говорите?! — не удержался Рома.
— Да. Мои друзья приедут чуть позже. Ну, я пойду, спасибо, Анечка, за кофе. Только ваш муж варит его немного по–другому. Он кладет туда перец, считая, что это раскрывает вкус напитка. А по–моему, это полная чушь. До свидания, Роман Витальевич, Аня!
Вика спокойно кивнула хозяйке, встала и ушла.
И только через две улицы позволила улыбке слететь с губ, те скривились, некрасиво исказив лицо, по щекам побежали слезы. Ну Машка! Ну, спасибо, подруга! Вечно из–за нее попадаешь в передряги! Хотя…
… — Маш, скажи, а ты можешь взять несколько дней отпуска? Неделю можешь?
— Ну… Дней пять дадут, а что случилось–то? Ты вообще где? Я тебя к Роману твоему отправила, и что?
— Потом. Бери отпуск, собирай ребенка, билеты я тебе пришлю на почту…
Вика не стала ничего объяснять. Она просто заказала билеты Маше и Иришке, те прилетели через день, поселились в соседнем с Викой номере и тут же отправились купаться.
— Вик, я не поняла, что случилось–то? Ты замуж выходишь?
— Нет, Рома женат. Его Аня тут, очень милая женщина.
— Да ты что?!.. — Маша закусила губу. — Вик, я не хотела! Я думала, вам романтики не хватает, поэтому предложила поехать… Ты сердишься на меня и пригласила сюда, чтобы утопить в море? Учти, у меня дочь! Тебе это так не сойдет с рук! Вик, ну, скажи что–нибудь!
— Спасибо, Машка!
— Спасибо?
— Ну да! Зато теперь всё ясно, хотя и неприятно. Знаешь, он так испугался, когда я приехала! Аж побледнел весь!
— Ну а ты? Ты сказала всё его жене? Мексиканские страсти кипели?
— Я намеками… Не смогла сказать ей в лоб… Жалко стало эту Аню. Ладно, пойдем купаться уже! Иришка, ты готова? Ох, какой купальник!
— Да, это мама купила! Мне тоже очень нравится. Мама! Нарукавники! Мы забыли нарукавники!
— Да вот они, не ори. Пойдем за тётей Викой, моя хорошая… Приму свою судьбу…
Они приехали на пляж к полудню. Солнце жарило сверху, песок – снизу. Разноцветные купальники и кепки бултыхались в воде, смеялись и прыгали на волнах. Маша держала Иру за руки, та, вытянувшись на поверхности воды, как учили в садике, дергала ногами и весело болтала о чем–то. Маша рассеянно кивала и всё искала глазами подругу.
Вика подошла к бару, заказала себе и девочкам сок, потом, не заметив стоящего за спиной мужчину, случайно наступила ему на ногу.
— Извините! Простите, я вас не заметила! Ой!.. — сок плеснул на загорелое тело, мужчина отпрянул и покачал головой.
— Ну вы даете, дамочка! Такой атаки я не ожидал!
— Я не хотела, вы подкрались сзади! Я тут ни при чём. Больно нужно мне обливать незнакомых мужчин соком!
— Тимофей. Меня зовут Тимофей. А вас?
— Вика. Но это не имеет значения, потому что я уже ухожу!
Виктория подхватила оставшиеся два стаканчика и пошла к шезлонгам.
— Вика! Вика, вы забыли кошелек! Вот растяпа! — Тима побежал за ней, подпрыгивая на горячем песке.
Женщина резко остановилась, Тимофей толкнул ее, не успев затормозить, и сок, будь он неладен, пролился на спящего в теньке дяденьку в красных «бермудах» и соломенной шляпе.
Случился небольшой скандал, Вика извинялась, мужчина кричал, а Тимофей только качал головой. Неужели его будущая жена всегда обливает всех напитками?! Вот ведь повезло…
Потом Тимофей познакомился с Машей и Иринкой. Те сияли от счастья, так внезапно оказавшись ан море, да ещё в такой компании.
— Тимофей, извините за вопрос, но откуда у вас такой шрам на боку? Ириша стесняется спросить… — протянула Маруся, сидя в столовой и пытаясь выбрать, что бы ей съесть. Ира подняла на подругу глаза и укоризненно покачала головой.
— Мама! Я не хотела этого спрашивать, ты придумала!
— Молчи!- одними губами ответила ей Маша.
— Шрам–то? А я Ирочке расскажу. Шел я однажды вечером по скверу, по дорожке. Смотрю, плохие ребята двух девочек обижают. Я решил помочь, спасти их. Девочки убежали, а меня ножичком те плохие ребята пырнули… Так сорвалась моя поездка в Индию. А ведь собирался улетать насовсем…
— Да что вы говорите?! — Маша корчила Вике страшные рожицы, прикрываясь шляпкой, но подруга словно не замечала. — А в каком городе это было?
— Да в столице, в Москве. И девчонок тех звали, как и вас – Маша и Вика. Вот я и подумал тогда, найду, всыплю им по первое число! Кто ночами по улицам гуляет, да еще в такой красоте, скажите на милость?!..
— Встретили, дядя Тима? — спросила Ира, доедая мороженое.
— Да, Ирочка. Встретил.
— Всыпали?
— Нет, — вздохнул Тимофей.
— Почему же? Мама говорит, что обещания нужно выполнять!
— Так как же я исполню, когда они уже взрослые тетеньки, а одна даже скоро станет моей женой?..
— Правда? — Иришины глаза стали больше блюдец, на которых лежали пирожки. — А как зовут вашу жену?
— Виктория Михайловна. В том–то и загвоздка…
Маша, улыбаясь, посмотрела на подругу, а та только удивленно приподняла брови и покачала головой. Странно было понимать, что и она, Вика, теперь светится от счастья, как медный таз. А ведь они с Тимой даже еще не целовались! Что же будет дальше, неужели может быть счастье большее, чем сейчас?!
"Ну, Маша, ну спасибо тебе, Маруся ты моя ненаглядная!"-подмигнула Вика подруге. Та поняла, кивнула и пожала плечами, мол, а как может быть по-другому?!..